Евгения Микулина - Женщина-VAMP
С улицы раздается тихий смех Серхио – похоже, он услышал мой унылый вздох и понял его причину. Не оборачиваясь, он еще раз вскидывает руку в прощальном жесте и растворяется в тени деревьев на бульваре.
Идея последовать его примеру выглядит очень соблазнительно, но я беру себя в руки и спускаюсь вниз обычным способом.
Утро понедельника, уже почти рассвело. На улицах кое-где появляются люди. Я бегу, не обращая на них внимания, – все равно, пусть меня заметят. Я двигаюсь так быстро, что, скорее всего, они решат: эта стремительная тень им просто померещилась.
Я бегу по прохладным серым улицам и думаю о том, что сказал мне мой друг.
Каких-то полвека… Нет смысла ревновать к тому, что столь временно.
И нет никакого способа исправить ситуацию, не делая того, что противно всему моему естеству.
Я ненавидела вампира, который меня обратил, – ненавидела много лет, пока не набралась сил и опыта, чтобы найти и убить его. Я поклялась, что никогда никого не обращу, – и до сих пор держала слово. Я не хочу нарушать его ради человека, которого люблю. Особенно ради него.
Чтобы добраться до окна в спальне Влада, мне нужен один прыжок. Улица совершенно пустынна, и девица на подоконнике второго этажа никого не волнует. Я заглядываю в полутемную комнату и встречаюсь взглядом с котом Баюном. Он злобно шипит, соскальзывает с внутреннего подоконника и исчезает в глубине комнаты.
Полумрак мне не помеха: я ясно вижу все в комнате и слышу каждый звук – от тиканья часов до дыхания Влада. Все в порядке – у него все в порядке, он спокойно спит.
Звонит будильник. Влад со стоном поворачивается на другой бок и пытается зарыться лохматой головой поглубже в подушку. А я улыбаюсь: у меня созрел приятный маленький план – повидаться лишний раз и загладить вину за дурацкую ночь в клубе…
Через секунду я уже стою в подъезде перед его дверью и нажимаю кнопку звонка.
Он не открывает очень долго, и я понимаю бедняжку – вставать, наверное, совсем не хочется. Наконец в коридоре слышатся его шаги и его гневное бормотание: он проклинает раннего посетителя.
Он открывает дверь, удивленно моргает, и на его заспанной физиономии возникает широкая смущенная улыбка.
Я улыбаюсь в ответ:
– Сюрприз. Кофе угостишь?
За его спиной слышится гневное шипение.
Влад закатывает глаза и делает предупреждающий жест рукой:
– Секунду – подожди секунду, я затолкаю Баюна в ванную.
Я вхожу в квартиру под звуки его возни с котом и прохожу в спальню – смятая постель хранит его запах, и я, закрыв на секунду глаза, вдыхаю его и улыбаюсь.
Хорошее утро. И еще целых полвека таких – разве это плохо? Разве этого мало?
Глава 15
Я никогда еще раньше не был по-настоящему влюблен и по-настоящему счастлив в любви. Поэтому я не знаю, как, собственно, складываются наши с Мариной отношения?
Вот мы идем с ней по бульварам (по тенистой аллее, конечно), и она балансирует на бордюрном камне, ребячливо делая вид, что вот-вот упадет, и при этом настойчиво держится за мою руку – абсурдная идея, потому что потерять равновесие она, конечно, не может. Просто ей приятно, наверное, держать мои пальцы в своих. На ней легкий синий пиджак, темные волосы собраны в короткий хвостик, но одна прядка выбилась и легла на шею. Маленькие ноги в балетках ловко переступают с камня на камень, и когда она взглядывает на меня, глаза ее смеются и сама она будто сияет в отраженном солнечном свете. Открытое солнце ей вредно, но его отблески делают ее еще красивее.
С той ночи, когда в клубе к нам присоединился Сережа Холодов, и я глупо разозлился, и утром Марина пришла ко мне мириться, прошла неделя. За это время в городе окончательно случилась весна – все деревья уже зеленые, воздух теплый и легкий, и пыли еще нет, и вообще во всем царит полная идиллия. Сегодня пятница, и мы с ней преступно сбежали с работы пораньше: я – якобы смотреть площадку для съемок, которую давно уже видел, она – вообще никому ничего не объясняя. На то она, в конце концов, и начальник. Впереди у нас вечер, который мы проведем вместе, и ночь, и еще два упоительно-свободных дня, когда не нужно думать ни о макетах, ни о съемках, ни о том, как угодить рекламодателям, ни об уехавшем наконец лондонском руководстве. Вообще ни о чем – только друг о друге. Наше будущее безоблачно – ближайшее, по крайней мере. Наше настоящее безмятежно и окрашено приятным озорным чувством вины: точно такое бывает, когда в школе с уроков сбежишь. Наверное, еще и из-за этого Марина так весела – идет по своему бордюрному камню между гравийной дорожкой и свежей зеленой травкой, усеянной желтыми звездочками цветков мать-и-мачехи, в тени молодых липовых листочков, и словно танцует.
Мы движемся в сторону ее дома, от Петровского бульвара к Чистым прудам, но мы не торопимся. У нас нет определенных планов. Зачем они, когда главное – то, что мы вместе? Мы должны, во-первых, проверить, появились ли уже на пруду утки. Потом, может, зайдем в кино – если в «Ролане» идет что-нибудь приличное. Или посидим в кафе – в стекляшке под ее окнами: Марине почему-то очень нравится, когда мы там сидим, ей кажется, что это «правильное» занятие для влюбленной пары.
Мне нравится идти рядом с ней, и я счастлив видеть ее такой довольной и спокойной. Когда в городе ее «семья», она тоже бывает веселой и оживленной, но какой-то более взвинченной. Настороженной. Словно все время ждет откуда-то подвоха. Или просто пытается усидеть на двух стульях. Не знаю, может быть, ей неловко на самом деле сводить меня с ними. Может, она тоже видит, что я рядом с ними тушуюсь… Проигрываю. Я-то глубоко убежден, что выгляжу рядом с ними – а с ней особенно – совершеннейшим недоумком. И сейчас, когда мы идем с ней вместе по улице, люди, наверное, думают – как я сам часто думаю, видя пары, в которых женщина гораздо красивее мужчины: «Бедная, видно, совсем ей не из чего было выбирать, если она связалась с этим придурком».
Мне лично хочется в такие мгновения схватить ее в охапку и начать целовать до умопомрачения прямо посреди бульвара или кафе, при всем честном народе – поскольку она так красива, что я, честно говоря, так и так никого и ничего вокруг не замечаю. А еще таким поцелуем мне хочется как-то физически заглушить посещающие меня неприятные мыслишки о том, насколько я жалок рядом с ней. Но я не уверен, наступает ли у нее умопомрачение… и от моих поцелуев, и вообще. Я ведь отдаю себе отчет в том, что в каждую секунду ее существования, даже в порыве страсти – особенно тогда! – какая-то ее часть занята только одним делом: поддержанием контроля. Контроля над своим голодом. Над слишком бурной реакцией на мой человеческий запах. Да и просто над своей физической силой – ей нужно следить за собой даже сейчас, когда она вроде бы так легкомысленно идет по бортику газона: следить, чтобы ненароком не сжать мне пальцы слишком сильно и не сломать руку…
