Татьяна Енина - Вампиры
– Знаешь, – продолжал он, – я двери-то чесноком, чесночком замазал и завесил, так «он» в окно да черной кошкой…, сюда, вверх…, а я за ним, да, видишь, ноги старые, не поспел, ушел он… – Старик тяжело вздохнул и присел на стул.
Из отрывочных фраз и бормотанья я, наконец, понял, что он завесил чесноком двери капеллы, а сам сторожил «его» с колом. Этот-то «он» старика – выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.
Будь передо мной не старик, я бы вздул его, несмотря на все его сумасшествие. Я думал тогда, что всякий вздор, даже сумасшествие, должен иметь меру.
Пока я соображал, как образумить старика, он вдруг опомнился, вскочил, схватил меня за руку и зашептал:
– Идем, идем, «он», наверное, у итальянца, у художника, засосет «он» беднягу.
Постараться вырваться, нечего было и думать, и я покорно пошел, вернее, побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице, в третий этаж, где живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо стали красться по коридору.
Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь.
Комната была залита лунным светом, окно открыто, и занавес на нем отодвинут.
Каково же было мое удивление, а потом бешенство, когда я увидел, что Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца, к нему поцелуем.
Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла голову и обернулась…, и о ужас, ужас!… При ярком свете месяца глаза ее светились сладострастием и злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.
– Видишь, видишь, – закричал старик и кинулся вперед… Сильный порыв ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил ею по старику, тот упал.
Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла и в комнате воцарился мрак. Нескоро я отыскал спички и свечку.
При слабом освещении я оглянул комнату – никого нет. Сумасшедший, охая, поднимался с полу, итальянец мирно спал.
Я готов был все признать за галлюцинацию, как старик подошел к кровати и, поднимая за плечи художника, спокойно объявил:
– Вот я и прав, «она засосала его». В самом деле художник был мертв.
Лицо бледное, руки болтаются, как плети, на ночной рубашке свежая кровь.
Боже всесильный, что же это? Голова моя не выдержит…, лопнет… Ведь выходит, что Рита «не мертвый»…, что она сосет кровь живых людей… Как я могу это понять и связать?… Рита…, кровь…, нет и нет. Это я, под влиянием старика, схожу с ума… Это он мне навязывает свою болезненную идею…, в то же время я сознаю, что я здоров, вполне здоров…, а впрочем, все сумасшедшие считают себя здоровыми…»
– Что же дальше?
– Тут для графа Карло начинается страшный период сомнений, еще более ужасный, чем муки ревности, и он признается, что был на волосок от помешательства.
На счастье, вернулся из Рима старый Петро. Он сильно похудел и еще больше постарел. Но зато торжественно спокоен и самоуверен.
– Господь Бог помиловал меня, а святой отец благословил послужить миру, я теперь ничего не боюсь. И за вас, мой дорогой господин, буду бороться со всею нечистою силой. Я вас спасу, не унывайте! – говорил он.
Петро провел целый день в деревне и уже знает все несчастия, постигшие замок.
– Затем он рассказал о папе, о монастыре, где выдержал покаяние. «Так там хорошо, так хорошо, век бы не ушел, – сознается он, – вот только спешил сюда, боялся за вас, ну, да слава Богу, не опоздал!»
Потом понемногу, деликатно Петро начал знакомить Карло со смертью матери и т, д. Но, увидав печаль на лице своего любимого господина, спросил:
«Так вы знаете, все знаете. А кто сказал?»
Карло сознается, что знает многое, а сказал старый доктор.
– Так вот она, причина его сумасшествия, не сдержанная клятва, – соображает Петро, – а куда он уехал? Вам известно?
– Да никуда он не уезжал, а живет у меня в замке.
После признания Карло, что он знает тайну матери, Петро уже прямо говорит о своей миссии в мире. Эта миссия – уничтожение вампиров. Он приглашает Карло помочь ему.
– На наше счастье, матушка ваша лежит спокойно. Я уже осмотрел и склеп и гору, все в исправности. Верно «отмолил» ее старый граф. И слава Богу, а то каково это вколачивать осиновый кол в сердце родной матери.
Петро подтверждает, что освобождение «старого дьявола» произошло благодаря прикосновению тела Риты, а стоило ему напиться свежей крови, он стал опять силен. Его только удивляет, что «старый» не погубил ее, так как это обыкновенная благодарность вампиров за освобождение.
– Я слышал, – продолжал Петро, – что ваша невеста была очень больна, при смерти, но поправилась, и люди говорят, что теперь она еще прекраснее, чем была до болезни.
– А ты не видал еще моей невесты? – спросил я.
– Нет, не удостоился еще.
Как мне теперь поступить: рассказать старику свои наблюдения и опасения или лучше молчать: не создавать ему предвзятой идеи. Это тем более удобно, что мой сумасшедший уехал зачем-то в город.
Решено, буду пока молчать.
27-гоПо давно заведенному порядку мы с Ритой после обеда (хотя и обедаем на разных половинах) гуляем над обрывом. Прежде эти прогулки имели неизъяснимую прелесть: нам всегда так много надо было сказать друг другу…, а теперь мы точно отбываем повинность перед слугами.
Вчера мы также ходили, перекидываясь фразами о погоде.
Как-то на площадку явился Петро. На нем была старинная парадная ливрея, но ногах туфли с большими пряжками, седые волосы тщательно причесаны, в руках у него был небольшой сверток.
Я сразу понял, что старик явился представиться своей будущей госпоже.
– Рита, – сказал я, – это мой старый дядька Петро, верный слуга моих родителей. – Рита снисходительно кивнула головой.
С низким поклоном Петро подошел к ручке. В первый раз мне неприятно бросилась в глаза перемена, происшедшая с руками Риты. Прежде розовые пальчики с нежными ноготками были теперь длинные, белые и ногти твердые и острые.
Только Петро хотел коснуться руки, как Рита резко отдернула ее и сказала:
– Я не хочу!
Старик оторопел и так растерялся, что вместо того, чтобы уйти, протянул Рите сверток, говоря:
– Я принес для вас, сам святой отец благословил их. Рита отпрыгнула в сторону, все лицо ее перекосила злоба, и, как-то шипя, она сказала:
– Убирайся прочь, дурак! – и быстро пошла к дому.
На бедного Петро жаль было смотреть. В его трясущихся руках лопнула бумага и из нее повисли янтарные четки с маленьким крестиком.
Для меня эта сцена была полна смысла.
Могла ли Рита, в ее теперешнем положении, принять четки, благословенные святым отцом?
– Успокойся, Петро, и отдай четки мне, – сказал я. – Мне они скоро пригодятся.
