Ширли Джексон - Призрак дома на холме
— Мне очень неспокойно, — озабоченно проговорил доктор. — Мы с Люком будем бодрствовать и сторожить, а вы оставайтесь здесь, под нашим присмотром. Что-то сегодня произойдет, я чувствую.
— Лишь бы она чего-нибудь не выкинула со своим планшетом, — сказала Теодора. — Простите, доктор Монтегю, я не хотела грубо отзываться о вашей супруге.
Доктор рассмеялся, продолжая внимательно наблюдать за дверью.
— Сперва она планировала ехать на весь срок, — сказал он, — но записалась на курсы йоги и не могла пропустить занятия. Она почти во всех отношениях превосходная женщина, — добавил он, с жаром глядя на них. — Чудесная, очень заботливая жена. Отличная хозяйка. Пуговицы мне пришивает. — Доктор с надеждой улыбнулся. — Это, — он указал в сторону коридора, — практически единственный ее недостаток.
— Наверное, она думает, что помогает вам в работе, — сказала Элинор.
Доктор скривился и передернул плечами. Тут дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась; в наступившей тишине они различили медленный шелест, словно по коридору задул очень ровный, сильный ветер. Они переглянулись, пытаясь выдавить улыбку, пытаясь выглядеть мужественно перед лицом медленно подступающего потустороннего холода, и тут, за гулом ветра, раздался стук в двери первого этажа. Без единого слова Теодора взяла с постели доктора сложенный плед и накрылась им вместе с Элинор; они придвинулись друг к дружке, тихо, чтобы не производить шума. Элинор, охваченная нестерпимыми холодом (даже рука Теодоры на плече не согревала), думала, вцепившись в подругу: оно знает мое имя, на сей раз оно знает мое имя. Стук поднимался по лестнице, грохоча на каждой ступеньке. Доктор, стоящий у двери, напрягся всем телом, и Люк подошел ближе к нему.
— Это не у детской, — сказал Люк, останавливая руку доктора, который уже потянулся открыть дверь.
— Как же утомляет этот постоянный стук, — дурашливо заметила Теодора. — На следующее лето поеду куда-нибудь еще.
— Везде свои недостатки, — ответил Люк. — Например, в озерных местностях — комары.
— А не может такого быть, что Хилл-хаус уже исчерпал свой репертуар? — Несмотря на легкомысленный тон, голос Теодоры дрожал. — Вроде бы стук уже был, теперь что, все опять по новой?
Грохот эхом прокатился по коридору; он шел со стороны, противоположной детской. Доктор встревоженно покачал головой.
— Мне придется туда пойти, — сказал он. — Она может испугаться.
Элинор, раскачиваясь в такт ударам, которые, чудилось, бухали не только в коридоре, но и у нее в голове, сказала: «Они знают, где мы». Остальные, думая, что она имеет в виду Артура и миссис Монтегю, кивнули и прислушались. Стуки, сказала себе Элинор, прижимая ладони к глазам и раскачиваясь, будут двигаться по коридору до конца, затем повернут и двинутся назад, и так снова и снова, как первый раз, а потом стихнут, и тогда мы с улыбкой посмотрим друг на друга, а от холода останутся только мурашки на спине, а со временем пройдут и они.
— Оно не причинило нам вреда, — напомнила Теодора доктору, силясь перекричать грохот. — Так что им тоже ничего не грозит.
— Лишь бы она не решила что-нибудь в связи с этим предпринять, — мрачно ответил доктор. Он по-прежнему стоял у двери, но уже не делал попыток ее открыть — да это и казалось невозможным под натиском грохота снаружи.
— Я положительно чувствую себя ветераном, — сказала Теодора Элинор. — Давай ближе ко мне, Нелл, согрейся.
Она под одеялом притянула Нелл к себе, и обеих окутал мучительный, парализующий холод. Затем внезапно грохот оборвался и наступила памятная им крадущаяся тишина. Они переглянулись, не дыша. Доктор обеими руками держал дверную ручку. Люк — хотя лицо его было бледно, а голос дрожал — спросил весело:
— Кому бренди? Моя страсть к спиритус вини…
— Нет. — Теодора захихикала как сумасшедшая. — Только не этот каламбур!
— Прости. Ты не поверишь, — начал Люк, и горлышко графина зазвенело о край стакана, который он собирался наполнить, — но для меня это уже не каламбур. Вот как жизнь в доме с привидениями искажает чувство юмора.
Крепко держа стакан обеими руками, Люк подошел к кровати, на которой съежились девушки, и Теодора, высунув руку из-под одеяла, взяла у него бренди.
— Вот, — сказала она, поднося стакан к губам Элинор. — Пей.
Элинор пила, не чувствуя согревающего тепла, и думала: мы в центре циклона. Уже скоро. Люк бережно понес бренди доктору, и Элинор, видя глазами, но не регистрируя мозгом, смотрела, как стакан выпал из пальцев Люка, когда дверь бесшумно заходила ходуном. Люк оттащил доктора назад. Дверь дрожала под неслышными ударами; казалось, сейчас она сорвется с петель и рухнет на пол, оставив их без защиты. Доктор с Люком пятились, бессильные этому помешать.
— Оно не войдет, — снова и снова твердила Теодора, не сводя глаз с двери, — не войдет, не пускайте его, оно не войдет…
Дверь перестала дрожать, теперь поворачивалась ручка, словно кто-то ее оглаживает, пробует по-свойски, ласково, а когда и это не помогло, начались охлопывания и ощупывания дверной рамы, словно вкрадчивая просьба; впусти, впусти.
— Оно знает, что мы здесь, — шепнула Элинор, и Люк, обернувшись через плечо, яростно прижал палец к губам.
Как холодно, по-детски думала Элинор, я теперь уже никогда не засну из-за этого шума, раздающегося в моей голове; как другие могут его слышать, если он исходит из моей головы? Я дюйм за дюймом растворяюсь в доме, сыплюсь потихоньку, потому что меня расшатывает шум изнутри, а они-то чего боятся?
Элинор слышала отстраненно, что стук начался по новой, всезаполняющий металлический грохот прокатывался через нее волнами; она прижала ледяные руки к лицу, проверяя, на месте ли оно, и подумала: все, больше не могу, мне невозможно холодно.
— Возле детской, — отчетливо донесся сквозь гул севший голос Люка. — Возле детской. Нет.
Он схватил за локоть шагнувшего к двери доктора.
— Чистейшая любовь, — истерически выговорила Теодора и снова захихикала.
— Если они не откроют двери… — сказал Люк доктору. Тот стоял, припав ухом к двери, а Люк крепко держал его за локоть.
А сейчас мы услышим новый звук, подумала Элинор, прислушиваясь к тому, что происходит у нее в голове, — он меняется. Удары стихли, словно не добившись своего, и что-то быстро прошуршало по коридору туда-обратно, словно там с невероятным терпением прохаживался какой-то зверь, чутко ловя шорохи за дверями, затем вновь раздалось памятное Элинор бормотание; это я бубню? — успела удивиться она, и тут же из-за двери донесся тоненький издевательский смех.
