Александр Птахин - Суровая готика
Через полчаса катания голова жутко болела уже у Николая Павловича — от Ритиного звонкого и беспричинного смеха, раздававшегося слишком близко.
Прошкин после происшествия с порошками снова серьезно задумался о своем будущем. Супруга — медичка — это же просто мина замедленного действия! Рано или поздно отравит — не по злобе, так, по глупости. Спутает одну пилюлю с другой — они все похожи! — и нет человека… Умирать во цвете лет, даже будучи зятем такого влиятельного, приятного и разумного человека, как товарищ Грищенко, Николаю Павловичу совершенно не хотелось.
Ох, как всегда прав товарищ Корнев! В конце концов, Прошкин не глупее остальных, перечитал множество литературы, в университет поступит запросто и выучится. В крайнем случае будет прямо в форме на экзамены ходить… Да и Субботский ему помочь не откажется — все-таки Алексей Михайлович доктор наук без пяти минут! Хотя посмотреть на этого самого Лешу — довольно-таки тщедушный типаж, хотя и высокий: рубашка к тонкой шее галстуком привязана, вместо мускулатуры — очки на переносице. А девицы — студентки и даже аспирантки — за Субботским бегают табуном, словно за киноактером: с лекций ждут, в библиотеку бутерброды носят, едва не дерутся — кому за сигаретами для него сходить. Прошкин такие сцены собственными глазами неоднократно наблюдал рядом с кафедрой, на которой работал его приятель. А все потому, что знание — сила!
Да и где, как не в пыльных коридорах учебного заведения или в удручающе огромном библиотечном зале, можно повстречать именно такую девушку, о которой мечтал Прошкин? В синем платье в черный горошек, с толстой умной книжкой в красивых длинных пальцах, с выбившимися из русой косы завитушками, пушистыми ресницами и спокойной улыбкой? Хотя в советской стране такую девушку можно повстречать где угодно — и в университете, и в библиотеке, и в театре, и даже в нотариальной конторе!
«Нотариус — Мазур Е.А.» — прочитал Прошкин на табличке, подумал: «Елена Андреевна или, может, Елена Антоновна», приветливо улыбнулся и осторожно постучал…
Часть четвертая
24
— Войдите! — раздался из-за двери твердый мужской голос.
Прошкин никак не мог вернуться из дурманящего мира романтических грез и с надеждой постучал еще раз — посильнее и погромче.
— Да входите же! Не заперто! — повторил тот же голос.
Прошкин вынужден был войти, хотя настроение у него отчего-то испортилось, и обитатель кабинета ему сразу же не понравился. Слишком уж отполированный — будто не из нынешней жизни! Лет сорока пяти — аккуратно уложенные волосы уже изрядно тронуты сединой, лицо до сияния выбрито, с правильными и крупными чертами, за исключением рта — губы то ли излишне тонкие, то ли решительно поджаты. Нотариус Мазур Е.А. несмотря на жару терзал себя глухо затянутым галстуком с затейливым узлом и серым твидовым пиджаком. А его ботинки были надраены так, что даже из-под стола сияли умопомрачительно! Честно сказать, если бы было с кем, Прошкин был готов не то что на килограмм халвы, а на всю сумму месячного денежного довольствия побиться об заклад, что этот подозрительно опрятный гражданин нотариус — из бывших. Профессионала не обманешь! Но спорить было не с кем, да и дела Прошкина носили характер безотлагательный, так что он решил сохранять доброжелательность:
— Товарищ Мазур?
— Да, Мазур, Евгений Аверьянович, — представился хозяин кабинета, привстав из-за стола, и даже по собственной инициативе продемонстрировал Прошкину паспорт, при этом бровь его несколько раз нервно дернулась. — Чем могу быть полезен сегодня?
— Сегодня? — такое начало беседы слегка смутило Прошкина, — Я бы хотел получить консультацию: какие документы потребуются, чтобы гражданин оформил дарение, или просто подтвердил законным образом, факт передачи принадлежащего ему домостроения в городскую собственность?
— В добровольном порядке? — Мазур буквально впился в Прошкина стальным взглядом. Прошкину стало очень неприятно — вот, дожили: государственный служащий, нотариус, смотрит на него — сотрудника МГБ, то есть такого же точно государственного служащего — как на врага! Надо как-то более активно разъяснительную работу хотя бы среди специалистов проводить, подумал Прошкин, снова улыбнулся и ответил как можно мягче:
— Конечно, в добровольном! Речь идет о нашем сотруднике… Домостроение перешло к нему от родственника, от дедушки…
— Хотелось бы увидать документы: инвентаризационные бумаги на сам дом, завещание или, в случае его отсутствия, свидетельство о смерти владельца, документы подтверждающие родственные отношения — чтобы убедится в том, что, кроме дарителя, на имущество нет других претендентов… — несколько успокоился гражданин Мазур.
Прошкин извлек из папочки несколько сколотых скрепкой страниц — он успел захватить план дома и решение о его передаче ученому в инвентаризационном бюро, свидетельство о смерти фон Штерна, выцветший листочек, свидетельствовавший об усыновлении Дмитрия Алексеевича Деева фон Штерном, хранившийся в особняке среди прочих домашних бумаг, и, наконец, копию свидетельства о рождении Александра Дмитриевича Баева, где в качестве его отца фигурировал Деев, выданную отделом кадров Управления.
Мазур разглядывал бумаги так, словно перед ним разверзлась почва и обнажились адские глубины, наконец зафиксировал пронзительный взгляд на расстегнутой верхней пуговичке гимнастерки Прошкина:
— Вы, молодой человек, хотите меня убедить, что у покойного Александра Августовича, с которым я имел честь быть знаком много лет, существовал некий тайный отпрыск и даже более того — внук?
Это было уже слишком, Николай Павлович счел себя в праве обидеться:
— Убеждают, Евгений Аверьянович, девушек на свидание прийти. Я на службе нахожусь и пытаюсь получить юридическую консультацию у должностного лица. Если с точки зрения законодательства представленных документов недостаточно — подскажите, каких именно не хватает. Хотя я, возможно, неверно истолковал надпись на вашем кабинете и мне нужно к другому специалисту обратиться?
— Простите, — принялся извиняться Мазур, — это я неверно выразился… Конечно, Александр Августович, Царство ему Небесное, не был обязан меня информировать о своих родных. Это я, вероятно, преувеличивал степень… степень нашей общности — так будет правильно сформулировать… Еще раз — простите. Действительно, предоставленных документов для выводов о правах наследования недостаточно. Мне необходимо еще свидетельство о смерти, — он заглянул в бумаги, — Деева Д.А. Он давно умер?
— Нет, совсем недавно. Весной этого года… Похоронен на нашем кладбище — ряд 16, место 8. А свидетельством о смерти я, к сожалению, не располагаю. Но у меня есть фотографический снимок надгробья! — с оптимизмом подытожил Прошкин.
— Вы мне предлагаете присовокупить надгробье к дарственной? — Евгений Аверьянович болезненно поморщился, а его бровь стала дергаться непрерывно. — Что за чушь… Почему нельзя запросить свидетельство о смерти этого Деева в архиве?
— Но он скончался в Москве, — грустно заметил Прошкин.
— Какая разница? Не в нашем, так в центральном архиве. Я подготовлю запрос. Это рутинная процедура…
Прошкин едва не подпрыгнул на стуле — действительно, у Александра Дмитриевича есть чему поучиться. Выудить свидетельство о смерти Деева через незаинтересованного нотариуса — какой тонкий тактический ход! А нотариус продолжал:
— У вас есть доверенность от гражданина, — он снова заглянул в документы, — Баева А.Д. на подготовку документов по передаче сооружения?
От открывшейся возможности получить вожделенное свидетельство о смерти у Прошкина во рту пересохло, и он вынужден был вместо ответа отрицательно помотать головой:
— Тогда потребуется личное заявление этого Баева, — воздохнул Мазур и уточнил: — Если речь идет о добровольном акте дарения, то почему он сам не пришел?
Прошкин закашлялся, указал на графин с водой, получив разрешение, напился, несколько успокоился и ответил:
— Товарищ Баев сейчас находится на лечении — в больнице.
— В тюремной? — побледневшими губами спросил Мазур.
— Ну что вы! В самой обыкновенной — клинической больнице. У него болезнь Боткина — инфекционный гепатит! Но ему уже гораздо лучше — доктора разрешают принимать посетителей, — и нетерпеливо предложил: — Мы можем прямо сейчас к нему поехать — он сразу необходимые бумаги подпишет! Чтобы не затягивать процесс…
— Процесс? Какой процесс? Над кем? — гражданин Мазур недоуменно посмотрел на Прошкина.
Николай Павлович был вынужден несколько раз от начала до конца повторить спич о тяжелой болезни и чудесном выздоровлении товарища Баева, пока нервозный нотариус, невпопад задавая вопросы, автоматическими движениями складывал в огромную, древнего вида растрескавшуюся папку со стершимся золотым вензелем исписанные листки, печати и чистые бланки, а потом, оступаясь, залезал в казенно — черный автомобиль.
