"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

– Дай пушку, – скомандовал Полковник.

– Зачем вам…

– Чтоб быстрее дошло. Давай, ну!

Солдат достал из кобуры пистолет, передернул затвор и отдал Полковнику. Тот перехватил рукоять здоровой рукой, трижды выпалил в воздух и чуть не упал на колени, но солдат его поддержал. Парни, которые угрожали автоматами обезумевшим от ужаса дикарям, дружно обернулись.

– Отставить, – тихо, но веско сказал Полковник. – Эти люди спасли мне жизнь. Я перед ними в долгу, и не вам, ребята, влезать в наши с ними расчеты, ясно?

– Так точно, сэр! – проревела дюжина глоток.

Солдаты попятились, по-прежнему держа туземцев на прицеле. Полковник понимал, что бойцам охота повеселиться, но если его влияние на них и ослабло, то не слишком. Он застрелил пилота, ранил одного из своих, и по идее ему полагалось вогнать пулю в голову, предварительно связав – для надежности. Вместо этого его заботливо уложили на носилки и понесли к вертолету… даже не отняли пистолет! Правда, вежливо попытались забрать, но Полковник вцепился в рукоять мертвой хваткой и прижал пистолет к груди. Никто не заподозрил неладного: раненому иногда нужно за что-то цепляться.

Очевидно, «старый друг» убедительно наврал о причинах исчезновения командира…

Полковник успел еще обернуться и бросить прощальный взгляд на деревню. Расставание было безрадостным: лежали трупы, одна из хижин превратилась в груду тлеющих углей, над которыми вился сизый дым, и царила мертвая тишина. Туземцы стояли и смотрели вслед белым людям, столь жестоко ворвавшимся в их безмятежную жизнь. Как знать? Возможно, они действительно каннибалы, хотя «наниматель», вернее всего, солгал. Возможно, как только белые покинут остров, они разделают и съедят тела своих погибших сородичей, дабы души тех всегда оставались с ними. (А что, разве лучше отдать червям?) Возможно, они не съели гостя лишь потому, что боялись заразиться его безумием; впрочем, Полковник понимал, что это не так: желай они пустить его на мясо – прикончили бы еще на берегу, не разбираясь, спятил он или нет.

Но его не убили и, даже сочтя абсолютно бесполезным, все равно делились с ним пищей и кровом, выхаживали, когда он был на волосок от смерти. Он не испытывал к ним особого сострадания, но внезапно ощутил какое-то почти детское чувство стыда.

Впрочем, он сделал для них все, что мог. Впервые он покидал селение чернокожих, оставляя в живых большинство его обитателей.

Носилки подняли в вертолет, аккуратно положили на пол. Заревел мотор, и лопасти начали рассекать воздух – сперва медленно, затем все быстрее и быстрее. Вертолет оторвался от земли, развернулся и неспешно полетел над океаном.

Боец, помогавший Полковнику, что-то кричал, и если бы тот прислушался, то узнал бы немало интересного. Перекрикивая рев мотора, солдат рассказывал, как в самый разгар резни из леса вылетели повстанцы, как, без особого труда отбив их нападение, отряд обнаружил отсутствие Полковника. Смерть одного из пилотов тоже списали на партизан, а солдат с простреленной ногой погиб при попытке к бегству, так и не успев рассказать, кто на самом деле в него стрелял. Несколько дней наемники обыскивали остров, но уцелевшие повстанцы успели сесть в лодки, спрятанные на противоположной его оконечности, и отчалить в неизвестном направлении. Отдохнув и набравшись сил, бойцы добрались до большой земли и пустились в загул, поминая без вести пропавшего командира…

Полковник не слушал. Он смотрел на сидевшего среди солдат человека в берете, а тот смотрел на него в ответ, насмешливо щуря единственный глаз.

– А вот и ваш друг, сэр! – кричал солдат. – Он собрал нас всех неделю назад и рассказал, где вас можно найти! Мы сперва решили, что тут какая-то подстава, но он платил золотом, сэр, представляете, настоящим золотом!

Человек в берете отсалютовал двумя пальцами. Нет, не человек – чудовище. Настоящее, а не порождение больного рассудка.

– Вы поправитесь, сэр! – заключил солдат и шумно глотнул из фляги.

– Он лжет, – тихо сказал человек в берете, и Полковник единственный услышал его, несмотря на оглушительный треск лопастей. – Ты умираешь, сэр Джон. Сепсис – скверная штука.

– А у меня пистолет, – слабым голосом сообщил Полковник, но человек в берете только засмеялся.

– Валяй, стреляй! – издевательски бросил он. – Стреляй сюда. – Он показал пальцем на глаз. – Или сюда. – Палец коснулся шеврона на левом нагрудном кармане.

Ладно же, думал Полковник, поднимая пистолет. Когда холодное дуло уперлось в пылающий жаром висок, стало даже приятно.

– Что вы делаете, сэр! – в испуге закричал разговорчивый солдат. Парни повскакали на ноги. Пилот резко обернулся, забыв о своих обязанностях.

Полковник знал, что делает. Тогда, на острове, рубанув по собственной руке, он заставил «старого друга» биться на земле в корчах. А следовательно…

– Ну-ка, всем стоять! – гаркнул он. Солдаты замерли. Из-за перегородки выглянула испуганная физиономия пилота.

Существо осклабилось:

– Боюсь, сэр Джон, тесной связи нашей пришел конец. Ты, верно, не заметил, что я не подыхаю вместе с тобой? Я теперь не только твой, я сроднился с этими ребятами… твоими наследниками. Ты умрешь, а они будут жить, и вместе с ними буду жить я. И расти.

– Зачем же ты вытащил меня с острова?! – отчаянно закричал Полковник, не обращая внимания ни на кого, кроме своего страшного собеседника.

– Не мог же я позволить тебе подыхать как собаке среди черномазых. И потом, хотелось еще разок проверить ребят в деле… Да отнимите у него кто-нибудь пушку, дебилы!

Разговорчивый солдат первым бросился к командиру.

Полковник вскинул пистолет и влепил пулю пилоту – точнехонько промеж любопытных глаз. Тот повалился на штурвал, крутанув его, и вертолет бросило в сторону. Кабина наполнилась испуганными воплями. Шатаясь, парни вскинули автоматы, но Полковник успел выстрелить снова. Чья-то бутса угодила ему в лицо, раздробив скулу, в голове полыхнула вспышка. Пуля пробила приборную панель, повалил дым, рев мотора сменился отрывистым чиханием, и вертолет устремился вниз. Парни попадали друг на друга, предназначавшаяся Полковнику автоматная очередь изрешетила пол, несколько пуль отлетело рикошетом, ранив двоих или троих, а сам Полковник съехал вперед ногами по накренившемуся полу и уперся пятками в перегородку.

Он успел еще услышать раздирающий уши вопль твари, полный боли и ужаса, и подумал злорадно: что за идиот!

Вертолет вонзился носом в океан, звонко лопнуло стекло кабины, вода ворвалась внутрь, захлебнулись отчаянные крики, а Полковник совершенно некстати (или как раз вовремя?) вдруг вспомнил, как звали сестру. Он произнес ее имя, вернее, попытался произнести. В порозовевшей от крови воде оно вырвалось изо рта вереницей серебристых пузырьков.

Прогремел взрыв, взметнулся водяной столб. А потом снова воцарились мир и покой, лишь в сгущающихся сумерках визгливо кричали чайки, созывая на пир товарищей. Вскоре явились их извечные соперницы – акулы и, стремительно пожрав человеческие останки, еще долго растаскивали колышущиеся на волнах останки какого-то исполинского существа.

Отблеск тысячи солнц

Хиросима, 21-й год Сёва

1. Отчаяние

Как только в небе над рекой Ота зажглись первые звезды, госпожа Серизава осторожно, чтобы не разбудить, уложила крошку Акико в люльку, которую сама выдолбила из чурбачка, надела самое чистое кимоно и ушла, оставив Джуна за старшего. Сказала на прощание:

– Я добуду вам поесть. Умру, но добуду.

Джун стоял в дверях лачуги, держа за руку Юми, и глядел маме вслед – щуплый, тонконогий мальчишка тринадцати лет от роду в драных школьных шортах и майке, лямки которой норовили сползти с узеньких плеч. Лачуга, тесная коробка без окон, наспех сколоченная из досок и кровельной жести, стояла в отдалении от бараков соседей, у самого берега, и ветер с реки трепал отросшие волосы мальчика.