Андрей Дашков - Слуга оборотней
Однако что-то разладилось в механизме, запущенном далеко отсюда демонической личностью по имени Йэлти. И хотя Олимус не сомневался в могуществе Магистра, он сомневался в тех, кому было доверено привести в исполнение другие части плана. Барон ничего не знал об Оракуле Востока и его похищении; он не понимал, почему Левиур допустил создание столь мощной оборонительной армии. Одно ясно: ни на кого нельзя положиться. Барон убедился в том, что даже худшие из людей не способны идти до конца по дороге зла.
И еще этот странный посланник, не выходивший у Олимуса из головы. Зачем сектант отправился на север? Гха-Гул не удивился бы, если бы узнал, что тот сейчас находится в Скел-Могде. Может быть, именно для того, чтобы ликвидировать герцога? «Слишком поздно», – раздраженно подумал барон и приказал готовить к атаке свои отборные конные части. Настало время излить свою злобу, долго копившуюся внутри…
Он медленно объезжал выстраивающиеся клином офицерские полки, и его пронзало ни с чем не сравнимое ощущение силы. Перед ним была аристократия Земмура, воины в десятом, а то и в двадцатом поколении. Сражение имело для них самодостаточную ценность. Смерть в бою означала нечто большее, чем рай… Все они были закованы в темную сталь. На груди у каждого тускло поблескивала волчья голова. Под ними хрипели черные кони, казалось, позаимствованные у ветров ночи. Спокойные до тех пор, пока вибрация, излучаемая всадником, не поразит их мозги и нервы…
У Гха-Гула от возбуждения слегка кружилась голова. Кем же был он сам, если командовал этой жуткой стаей убийц? Ему хотелось заорать в небеса, чтобы его услышали на самых дальних звездах, за которые цеплялись самодовольные боги. Он презирал их всех, ничего не просил и ни на что не надеялся. Свою награду он возьмет сам.
Призрак, заменивший ему отца, был где-то рядом, витал в сумерках, неотличимый от дыма, сгущался в крови, неотличимый от жажды мести, обволакивал мозг, пораженный безумием…
По другую сторону кровавой бойни находился другой безумец, отчаянно храбро сражавшийся за короля. Но его отчаяние проистекало из растерянности. Лишившись поддержки Оракула, герцог превратился в куклу без кукловода. Его знания, коварство и опыт были выжжены из сознания колдунами Дарм-Пассарга. Он был пуст, как младенец, и так же беспомощен против интриг.
Теперь Левиур шел на поводу у короля и руководил обороной в опасной близости от поля боя. Неоднократно ему самому приходилось пускать в ход меч, когда к его палатке прорывались отдельные группы оборотней. Своих земмурских телохранителей во избежание измены он оставил во дворце. Однако этот поступок преследовал еще одну цель – герцог как будто предчувствовал, что рано или поздно ему придется искать себе надежное убежище.
С наступлением темноты ему стало ясно: сражение проиграно, и единственное, на что могли надеяться белфурцы, – это продержаться под защитой городских стен. Левиур дал приказ отступать, опасаясь, что оборотни предпримут успешный обходной маневр. Гха-Гул давно сделал бы это, если бы имел возможность рассредоточить свои силы.
Почти одновременно с первым герцог отдал и другой приказ, о котором не знал никто, кроме человека, получившего его. Не знал даже король.
Это был приказ готовить замок Левиур к длительной осаде.
Дилгус пребывал в мучительном раздумье. Ему хотелось уцелеть в мясорубке войны. И хотелось сохранить говорящую голову. В том, что Оракул рано или поздно вознаградит своего владельца, он почти не сомневался. Так же как в том, что тот нуждается в преданности. Но в отличие от многих других шут стремился не к богатству и власти. Желание Дилгуса было гораздо более сложным, и за его исполнение он был готов заплатить любую цену…
Когда прискакал гонец от Левиура с приказом готовить замок к осаде, горбун понял, что времени на размышления уже не остается. Он принял все меры к тому, чтобы Оракул не испытывал неудобств при переезде.
Сосуд с головой покоился в ящике, обложенный несколькими слоями мягкой ткани, а ящик был надежно прикреплен к седлу. По другую сторону лошадиной спины его уравновешивал почти такой же ящик, набитый магическими побрякушками, в изобилии скопившимися в комнате шута за долгие годы. Некоторые из них были не совсем бесполезны, но в глазах человека несведущего ничего не стоили.
В тревожной суете никто не обратил особого внимания на отъезд шута. Несмотря на наступающую ночь, в замок продолжали въезжать телеги с продовольствием, дровами, кольями, камнями, глиной и множеством других вещей, без которых жизнь взаперти продлилась бы недолго. Сюда же стекались местные крестьяне со своим примитивным оружием.
Полная луна освещала землю и неспокойное осеннее море. Ветер нещадно трепал пламя факелов и жидкие волосы на непокрытой голове Дилгуса. Его лошаденка не спеша миновала решетку и простучала копытами по подъемному мосту. Спрятав голову под капюшоном накидки, Дилгус улыбнулся своим мыслям. Слуги Левиура суетились вокруг, а он спокойно и без помех вывез из замка самое главное сокровище герцога…
Шут преодолел расчищенный пологий склон перед замком, на котором не было ни одного местечка, где мог бы затаиться враг, и поехал по лесной дороге на север. Подальше от Болотного Кота с его дьявольским оружием, подальше от безумца Левиура и от Преподобного Тексора, знавшего о Дилгусе больше, чем тому хотелось бы.
Шута распирала беспричинная радость. Впервые в жизни он действовал на свой страх и риск, впервые освободился от власти герцога. Это тоже была завуалированная месть за нанесенное увечье и за долгие годы унижений, но Дилгус не осознавал того, что мстит. Близость Оракула затуманивала его разум. Однако радость его оказалась преждевременной.
Тем временем черный клин тяжеловооруженных рыцарей стаи врезался в оборонительные порядки белфурцев. Расстреляв все снаряды из оружия, добытого в Кзарне, оборотни перешли к рукопашной схватке. Их было не так уж много, но атака оказалась стремительной и внезапной. Фланги клина медленно раздвигались, подобно раскрывающимся крыльям, подминая под себя всадников Белфура, бегущих лучников, арбалетчиков и копьеносцев. Место убитого оборотня тут же занимал воин из второго ряда атакующих, и стальная стена казалась несокрушимой.
Холодное сияние луны озаряло жуткий пейзаж, на котором исполняла свой вечный танец многоликая смерть. Прокатившись, волна оборотней оставила позади себя изувеченные тела, воющих от боли раненых, утопающих в крови и не сумевших выбраться из-под груды доспехов превращенных.
Впереди, на самом острие клина орудовал мечом барон Гха-Гул. Слившись с конем, он, казалось, стал продолжением четвероногого тела. Его черные волосы развевались, как конская грива; лицо, забрызганное чужой кровью, искажал звериный оскал; пена стекала из уголков рта…
