Елена Блонди - Татуиро (Daemones)
Витька кивнул, прошел в свою спальню, сунул камеру под подушку. Скинул на постель, поверх покрывала, куртку. И, перед тем как идти в кухню, глянул на себя в зеркало, подумав мельком, сто лет не смотрел, почти забыл, какой сам.
И остановился в дверях, не сумев сразу оторвать взгляда от теплого льда старого трюмо. Серые глаза, казалось, стали темнее. Или — больше? Или глубже взгляд? Скулы на широковатом лице приподняты, обтянуты шершавой от ветров кожей. И рот… Потрескавшиеся губы сжаты, в углах рта резкие складочки вниз, к подбородку. Давно не стриженые волосы рассыпались короткими кольцами, оказывается, вьются, уж и забыл, что так. И — с подбородком что-то. Как-то он выше поднят…
— Витюха! — радостный голос раскатился по беленому коридору, тоже будто яблоки рассыпались, заскакали по углам, блестя свежими боками. Простые такие — бери, кусай, брызгая сок в разные стороны.
— Ну, где застрял? Я по твою душу. Иди, чаю выпьем.
Витька пошел по коридору, унося в памяти взгляд отражения. И стало ему не так муторно. Думал, вот этот в зеркале, не так плох и видно, не слаб. Что-то в нем есть. Появилось.
Лариса стояла у раковины, терла полотенцем чистую тарелку. Пыхтел чайник. Блестели зубы Якова Иваныча.
— Если чай, шубу-то снял бы, — сказала она.
— Некогда, мать, рассиживаться. Вот нальешь, хлебну и поеду. Только со студентом сговорюсь на завтра. Ну, Витек, выбирай, где поснимаешь?
— А где можно?
Яша подставил чашку под кипяток. Зазвенел ложечкой.
— Завтра можешь в спортзале. Девчоночки на тренировку придут. Нам скоро на сборы ехать в область. Фитнес всякий.
Достал из кармана складной нож, пощелкал, любуясь полировкой и блеском серебряных накладок. Отпилил кружок лимона на блюдечке.
— А днями, после… Кажется, в море хотел? Новый ставник у нас, по берегу километров пять отсюда. С утреца выедем и все, пощелкаешь. И сети, и рыбу, и байды с катером. Идет?
Яша прижал лимон к внутреннему краю чашки и придавил, добывая из маленького солнышка сок. Отскакивали Витьке в глаза блики от ложечки в сильных пальцах..
— Хорошо. Тренировку сниму. А сети чтоб снять, мне надо будет пару раз сходить с рыбаками, без камеры.
Витька стоял в дверях, смотрел как Яша прихлебывает светлый от лимона чай. И пот выступает на лбу, бисером по резким морщинкам.
— Вона… По-взрослому все? Ну…
Гость поставил чашку на стол и поднялся. Вытер лоб белоснежным платком и сунул его в карман пиджака.
— Тогда так, Витюха. Снимешь в зале, кинешь на комп, вместе посмотрим. Если мне понравится, то и в море выйдешь. А после уже всерьез моими спортсменками займешься, как договаривались. Девчонки видные, фактурные, третий год на тренажерах, а летом — плавание у них. Деньгами не обижу.
Он прошел мимо Витьки, задевая распахнутыми полами дубленки, и из коридора, уже помахав Ларисе рукой, спросил:
— А где ж дочка-то? Вторую неделю не вижу красавицу.
Лариса поставила на полку тарелку и аккуратно повесила на крючок полотенце. Встала рядом с Витькой.
— В городе.
— Вот как! И надолго?
— Навсегда.
Зубы Якова Иваныча перестали блестеть и в коридоре стало темнее. Он покачался на носках ботинок.
— Вот как, значит…
— Да.
— Ну что ж. Как вернется из своего навсегда, ты ей, мать, скажи, Яша рад ее видеть.
Снова блеснул зубами и, не дожидаясь ответа, пошел на свет открытой двери. Прошагал по плиткам дорожки, крепко ставя ноги. Витька услышал, как заработал мотор легковушки. Закричала глупая курица, захлопала крыльями, — машина разворачивалась. И закудахтала успокоенно, — уехал, можно дальше гулять по разъезженной глине.
Витька прошел к столу, сел на лавку и подвинулся к самому окну. Смотрел, как Лариса, сжав губы, взяла недопитую чашку и подержала в руках, над мусорным ведром. Если бы кинула в него, вместе с ложечкой и тряпочным кружком лимона, понял бы. Но она, помедлив, лишь перевернула, вытряхнула лимон и сунула чашку в раковину. Села на свое место напротив, подтянула ноги на маленькую скамеечку, сжала пальцы на книжке, что всегда там, на полке под рукой. Держала, как щит, перед грудью, и не замечала этого. Смотрела, как Витька льет заварку, сыплет в чай сахар.
— Много снял?
— Что?
— Гуляли вы с Марфой. Снял-то много? Есть что хорошее?
Витька пожал плечами. Но подумал о том, в зеркале, с глубокими темными глазами, который, наверное, уже может говорить о себе без лишней ненужной скромности. И кивнул:
— Да, Лариса. Я сделал несколько отличных кадров. Будешь смотреть?
— Буду. Чаю попей и посмотрим, хорошо?
— Да.
22. ТРЕНИРОВКА
— А-ахх, — сказало железо. Заскрипели пружины, тяжко раздаваясь, вытягивая гусеницами блестящие тельца.
— Бумм, — сказало железо, когда мыщцы обмякли, медленно, плавно отпуская его на волю. Хотя, какая воля у заключенного в рамы железа, ходящего по одному и тому же маршруту: с натугой вверх и, стремительно, так, что надо удерживать, чувствуя его спиной, невидимое, — вниз…
И снова:
— А-ахх… Бумм…
Солнце через широкие стекла протекло блестящей пленкой на загорелую кожу. Будто она раскалена так, что плавит острые лучи.
Витька снимал. Вскидывал камеру, прилипал глазом к окошечку видоискателя, под железное «ах-х», нажимал кнопку. Снова и снова.
Его подхватило и, купаясь на гребне жаркой волны, еле успевал смахивать пот, чтоб на экране не оставались мокрые разводы. Под ложечкой тонко звенело, натягивалось, не грозя порваться, а наоборот, вибрируя все быстрее и шире. Хотелось смеяться, но некогда.
— А-ахх… — солнце ткнуло пальцем круглое колено, скользнуло по внутренней стороне бедра, вдоль напрягшейся мышцы и нырнуло в тень у края крошечных спортивных трусиков. Показало, хвастаясь, вот тут, у самой тени, на мягком, — натянулась длинная мышца и от жесткости ее бедро еще более беззащитно.
Плавно громыхнул груз, укладываясь на место. Вздохнула потная Рита, расслабляя руки. Крякнул в восхищении Яша, что топтался рядом, не отрывая глаз. И, видел Витька, когда Рита напрягалась, разводя руками рычаги тренажера, кулаки его сжимались, — помогал.
— Спинку, спинку держи! — прикрикнул, но Витька, не отрывая глаза от видоискателя, перебил сразу же:
— Заткнись!
Хотел извиниться, но не успел. Повел камеру выше, поймал искаженное мокрое лицо, подернутое радостью малой победы, как тающим ледком, и снова нажал кнопку, оставляя за краем кадра девичье ухо, часть щеки, но прихватывая пустой коридор темной блямбой и в нем маленькую норку далекого солнца в углу кадра.
