Август Дерлет - Маска Ктулху
3
После этих слов Таттл резко сменил тему. Принялся расспрашивать о моих делах, о практике и в конце концов, когда я уже собрался откланяться, стал уговаривать меня остаться на ночь. На это я, подумав, согласился — правда, без особой охоты, — и он сразу вышел приготовить мне комнату. Я воспользовался случаем и более тщательно осмотрел его рабочий стол: нет ли здесь «Некрономикона», пропавшего из библиотеки Мискатоникского университета. На столе книги не было, но, подойдя к полкам, я сразу ее обнаружил. Едва я успел снять том, чтобы удостовериться, оригинал ли это, в комнату вошел Таттл. Бросил быстрый взгляд на книгу у меня в руках и слегка улыбнулся.
— Не могли бы вы, Хэддон, захватить ее с собой к доктору Лланферу завтра утром, когда будете уходить? — как бы между прочим сказал он. — Я уже переписал весь текст, и она мне больше не нужна.
— С радостью, — ответил я, подумав: хорошо, что дело можно уладить так быстро.
Вскоре я удалился в приготовленную комнату на втором этаже. Пол проводил меня до двери и замялся на пороге, будто словам, готовым сорваться с языка, не было позволено покидать его уст; прежде чем уйти, он еще раз или два обернулся ко мне, пожелал спокойной ночи и в конце концов вымолвил то, что не давало ему покоя:
— Кстати… Если вы ночью что-либо услышите, Хэддон, не тревожьтесь. Чем бы то ни было, оно безвредно… пока.
И лишь когда он ушел, а я остался один, на меня снизошло осознание того, что и как он мне сказал. Стало понятно: этим подтверждались те дикие слухи, что наводняли Аркхем, и Таттл говорил со мной вовсе не без страха. Задумавшись, я медленно разделся и облачился в пижаму, которую Таттл разложил для меня на кровати; разум мой ни на миг не отклонялся от мыслей о зловещей мифологии древних книг Амоса Таттла. Я никогда не принимаю скоропалительных решений, а сейчас и подавно не склонен был размышлять быстро. Несмотря на очевидную нелепость измышлений, мифологическая конструкция все же была выстроена недурно и заслуживала не просто мимолетного внимания. К тому же мне было ясно, что Таттл более чем наполовину убежден в ее истинности. Уже этого одного хватало, чтобы задуматься, ибо прежде Пола Таттла всегда отличало тщание в исследованиях, а его опубликованные труды никогда не подвергались критике за неточности даже в малых деталях. Стало быть, я, по крайней мере, готов был допустить: у мифологической структуры, очерченной для меня Полом Таттлом, имелись некие основания. Что же до ее истинности или ошибочности, разумеется, тогда я еще не мог принять ее рассудком: ибо стоит человеку сознательно допустить или отвергнуть возможность чего-либо, впоследствии ему вдвойне — нет, втройне — сложнее будет избавиться от своего умозаключения, каким бы пагубным оно ни оказалось.
Размышляя так, я лег в постель и стал ожидать прихода сна. Ночь углублялась и темнела, хотя сквозь легкие занавеси на окне я видел, что небо усыпано звездами, высоко на востоке взошла Андромеда, а осенние созвездия уже плывут по небесам.
Я был уже на грани сна, как вдруг очнулся, вздрогнув, от звука — как я потом осознал, он доносился до моего слуха уже некоторое время, но лишь теперь я понял все его значение: по всему дому отдавалась слабая дрожь поступи некоего гигантского существа, однако звук исходил не из самого дома, а с востока, и на какой-то миг я в смятении решил, будто из морских глубин восстало нечто и теперь шагает вдоль берега по мокрому песку.
Но стоило мне приподняться на локте и вслушаться, иллюзия рассеялась. Мгновение вообще не раздавалось ни звука; затем шаги послышались вновь: нерегулярные, ломаные — шаг, пауза, два шага быстро друг за другом, странное чмоканье… Обеспокоившись, я встал и подошел к открытому окну. Ночь стояла теплая, почти душная, воздух был недвижим. Далеко на северо-востоке луч маяка описывал в небе дугу, а с севера доносилось слабое гудение ночного самолета. Уже перевалило за полночь; низко на востоке сверкали красный Альдебаран и Плеяды, но тогда я еще не мог связать услышанные мною странности с появлением Гиад над горизонтом — это пришло позже.
Звуки меж тем нисколько не ослабевали, и мне в конце концов стало ясно, что шаги приближаются к дому, хоть и до крайности неспешно. Не мог я сомневаться и в том, что они доносятся от моря, поскольку вокруг не было никаких перепадов рельефа, которые могли бы отразить звук, придав ему новое направление. Я снова задумался о похожих звуках, которые мы слышали, пока тело Амоса Таттла лежало в доме, хотя и не мог в тот момент припомнить, что Гиады — точно так же низко, как сейчас на восток, — склонялись тогда на запад. Если те шаги как-то и отличались, я не мог определить, как именно, вот только теперь они казались как-то ближе, однако близость эта была не столько физической, сколько психической. Убеждение мое настолько окрепло, что стало нарастать беспокойство, в котором уже сквозил страх: я не мог оставаться на месте, мне безудержно захотелось чьего-нибудь общества. Я быстро подошел к двери, открыл ее и тихо вышел в коридор, чтобы найти хозяина дома.
И тут же сделал новое открытие. В комнате звуки, без сомнения, доносились с востока, и лишь слабая, почти неощутимая дрожь отдавалась в старом доме. Но сейчас, во тьме коридора, куда я вышел без лампы, мне стало ясно, что шаги и дрожь исходят откуда-то снизу — не из самого дома, нет, источник их располагался гораздо ниже: они будто бы подымались из глубоких подземелий. Напряжение нервов моих возрастало, пока я стоял в темноте, пытаясь взять себя в руки, — и тут я увидел слабое свечение снизу лестницы. Я сразу же бесшумно двинулся к ней, перегнулся через перила и увидел, что это горит электрическая свеча в руке Пола Таттла. Он стоял в нижнем вестибюле в халате, хотя мне даже сверху было видно, что он так и не раздевался. Свет, падавший на лицо, обнажал всю напряженность его внимания: вслушиваясь, он слегка склонил голову набок — и стоял так все время, пока я на него смотрел.
— Пол! — наконец позвал я громким шепотом.
Он сразу вскинул голову и увидел мое лицо, наверняка попавшее в круг света.
— Вы слышите? — спросил он.
— Да… Бога ради, что это?
— Я слышал это раньше, — ответил он. — Спускайтесь сюда.
Я сошел в вестибюль и остановился подле него. Несколько мгновений он изучал меня пытливо и пристально.
— Не боитесь, Хэддон?
Я покачал головой.
— Тогда пойдемте.
Он повернулся и повел меня в глубь дома; мы стали спускаться в подвалы. Все это время шаги звучали все громче, словно и впрямь приближались к дому, исходя откуда-то снизу, и теперь очевидным было не только явное сотрясенье самого здания, его стен и опор, но и содроганье, колыханье всей почвы вокруг. Будто бы некие подземные катаклизмы избрали для своего проявленья это место на земной поверхности. Однако Таттла это не трогало — судя по всему, он испытывал такое и прежде. Сразу же он прошел через первый и второй подвалы в третий, располагавшийся несколько ниже остальных; вероятно, его устроили позднее первых, но облицевали такими же блоками известняка, скрепленными цементом.
