Стивен Кинг - Дьюма-Ки
Когда Уайрман наливал зелёный чай себе, рука его заметно подрагивала. Меня это заинтересовало и встревожило. Потом он посмотрел на часы, которые носил, как медицинская сестра, на внутренней стороне запястья.
— Через полчаса или около того я должен пойти в дом и проверить, как там она. Я уверен, всё у неё хорошо, но…
— А если нехорошо? — спросил я. — Если она упала или что-то в этом роде?
Он вытащил из кармана летних брюк портативную рацию, размерами не превышающую мобильник.
— Я слежу за тем, чтобы рация всегда была при ней. По всему дому есть кнопки вызова, но… — Он постучал большим пальцем по груди. — Настоящая система тревоги — здесь. Единственная, которой я доверяю.
Он посмотрел на Залив и вздохнул.
— У неё болезнь Альцгеймера. Пока в начальной стадии, но доктор Хэдлок говорит, что прогрессировать она, возможно, будет быстро, раз уж началась. Через год… — Он печально пожал плечами, потом лицо его прояснилось. — Каждый день в четыре часа мы пьём чай. И смотрим Опру. Почему бы тебе не зайти и не познакомиться с хозяйкой дома? Я даже угощу тебя куском островного лаймового пирога.
— Хорошо, — кивнул я. — Договорились. Ты думаешь, это она оставила сообщение на моём автоответчике со словами о том, что Дьюма-Ки — несчастливое место для дочерей?
— Конечно. Хотя, если ты ждёшь объяснений (или ждёшь, что она вспомнит о звонке), удачи тебе. Но я, возможно, могу немного помочь. Ты вчера спрашивал о её братьях и сёстрах, а я не поправил тебя. Дело в том, у Элизабет были только сёстры. В семье рождались исключительно дочери. Самая старшая — где-то в 1908 году. Элизабет появилась на свет в 1923. Миссис Истлейк умерла через два месяца. От какой-то инфекции. А может, от тромба… кто теперь скажет? Это произошло здесь, на Дьюма-Ки.
— Отец женился второй раз? — Я всё ещё не мог вспомнить имя.
Уайрман мне помог.
— Джон? Нет.
— Ты же не собираешься сказать мне, что он воспитывал здесь всех шестерых. Как-то это слишком готично.
— Он пытался, с помощью няни. Но его старшая дочь убежала с парнем. С мисс Истлейк произошёл несчастный случай, и она чуть не умерла. А близняшки… — Уайрман покачал головой. — Они были на два года старше Элизабет. В 1927 году они исчезли. Предполагалось, что они пошли купаться, их унесло подводным течением, и они утонули в caldo grande.[62]
Какое-то время мы смотрели на воду (эти обманчиво кроткие волны, которые выпрыгивали на берег, как щенки) и молчали. Потом я спросил, узнал ли он всё это от Элизабет.
— Частично. Не всё. И она путалась в своих воспоминаниях. Я нашёл информацию о том случае на сайте, посвящённом истории Залива. Переписывался по электронной почте с одним библиотекарем из Тампы. — Уайрман поднял руки и пробежался пальцами по воображаемой клавиатуре. — Тесси и Лаура Истлейк. Библиотекарь прислал мне копию выпуска городской газеты за 19 апреля 1927 г. От заголовка на первой полосе пробирала дрожь. Два слова. «ОНИ ИСЧЕЗЛИ».
— Господи, — выдохнул я.
— В шесть лет. Элизабет было четыре, она уже понимала, что произошло. Может, даже могла прочитать такой простой заголовок, как «ОНИ ИСЧЕЗЛИ». После смерти близняшек и бегства Адрианы, старшей дочери, в Атланту с одним из работников отца, не приходится удивляться решению Джона покинуть Дьюму. Он и оставшиеся дочери перебрались в Майами. Много лет спустя он вернулся, чтобы умереть здесь, и мисс Элизабет ухаживала за ним. — Уайрман пожал плечами. — Примерно так же, как я ухаживаю за ней. Поэтому… ты понимаешь, почему женщина с начавшейся болезнью Альцгеймера может считать Дьюму злополучным для дочерей местом?
— Пожалуй, но откуда эта дама преклонного возраста узнала телефонный номер нового арендатора?
Уайрман бросил на меня озорной взгляд.
— Арендатор новый, дом старый, автоматический набор всех здешних телефонов — там. — Он указал на дом за спиной. — Есть ещё вопросы?
Я вытаращился на него.
— Она может позвонить мне в режиме автоматического набора?
— Не вини меня. Я появился здесь позже. Кто-то ввёл телефонные номера принадлежащих ей домов в память её телефонного аппарата. Наверное, это сделал риелтор. А может, управляющий делами мисс Истлейк. Он приезжает сюда из Сент-Питерсберга каждые шесть недель, чтобы убедиться, что она жива, и я не украл коллекционный фарфор. Когда он появится в следующий раз, я его спрошу.
— То есть она может позвонить в любой дом в северной части Дьюмы нажатием одной кнопки.
— Ну… да. Я хочу сказать, они же всё принадлежат ей. — Он похлопал меня по руке. — Но знаешь что, мучачо? Я думаю, у твоей кнопки этим вечером будет нервный срыв.
— Нет, — без запинки вырвалось у меня. — Не делай этого.
— Ага. — Уайрман словно понимал мои мотивы. И кто знает, может, понимал. — В любом случае ситуация с загадочным звонком прояснилась, хотя, должен тебе сказать, объяснения на Дьюма-Ки иной раз логике не подчиняются. Пример тому — твоя история.
— Ты хочешь сказать, с тобой тоже случалось… что-то похожее?
Он пристально посмотрел на меня, его большое, загорелое лицо не выдавало никаких эмоций. На нас обрушился холодный порыв ветра, швырнул песком в наши голые лодыжки. Ветер поднял волосы Уайрмана, открыв шрам-монетку повыше правого виска. Я задался вопросом, а может, его ударили горлышком бутылки во время драки в баре, и попытался представить себе человека, который мог разозлиться на такого, как Уайрман. Не получилось.
— Да, со мной случалось… странное, — ответил он и согнул по два пальца каждой руке, изображая кавычки. — Именно это превращает детей… во взрослых. И позволяет учителям английского языка и литературы нести всякую чушь в первый год… обучения. — Обе фразы попали в эти воздушные кавычки.
Я понял, что рассказывать свою историю он не собирается, во всяком случае, сейчас. Поэтому спросил, поверил ли он моей.
Уайрман закатил глаза и откинулся на спинку шезлонга.
— Не испытывай моего терпения, vato. В чём-то ты, возможно, и ошибся, но ты точно не чокнутый. У меня здесь женщина… самая милая женщина на свете, и я люблю её, но иногда она думает, что я — её отец, и мы в Майами тысяча девятьсот тридцать четвёртого года. Иногда она кладёт одного из фарфоровых человечков в жестянку из-под печенья и бросает в пруд с золотыми рыбками, который расположен за теннисным кортом. Мне приходится доставать жестянку, пока она спит, иначе она устраивает скандал. Почему она это делает, не знаю. И думаю, к лету она, возможно, будет постоянно ходить в памперсах для взрослых.
— То есть?
— То есть я знаю, какие они. Психи. Я знаю Дьюму и собираюсь получше узнать тебя. У меня нет никаких сомнений в том, что ты видел своего мёртвого друга.
