Мокруха - Ширли Джон

— Чтоб я этого больше не слышала! — прошипела она, и он услышал, как девушка в неистовстве стучит кулаком о стену. — Чёрт побери, ну почему ты такой размазня? Митчи, мы обязаны отсюда выбраться. Мы... мы должны...

— Я всегда любил тебя, — неожиданно вырвалось у него.

Эвридика помолчала немного, потом ответила:

— Мы это обсудим, когда выберемся отсюда.

— Не сможем.

— Митч!!!

— Не сходи с ума. Мы не сможем. Если только... гм...

— Как?

— Если только... не станем такими же, как они. Нам надо... научиться... ими быть.

Гарнер нашёл их на углу парковки пункта гашения дорожных чеков. Они все там были. Окна киоска пестрели объявлениями. Гасим любые чеки! Заказ автобусных билетов, обналичка, обеды в офис, переводы Western Union.

В противоположном углу парковки он увидел небольшую дисконтную лавку алкогольных напитков «У Буббы». Выстроившаяся очередь мерно колыхалась между пунктом обналички чеков и алкогольной лавчонкой. Они стояли рядом. Они смеялись, спорили, толкались, шутили и неустанно рыскали глазами вокруг. Временами они высылали на разведку девушку-толкачку, которая, если повезёт, могла загарпунить клиента. В полном сборе пушеров здесь бывало до сорока, а иногда — всего десять. Зависит от состава дневной смеси. Гарнер сидел в грузовичке и смотрел на них, потягивая ликёр из бутылки, когда к нему приблизилась девушка. Чернокожая или, вернее сказать, кофейная, потому что кожа её была обильно умащена кремом. Низкорослая, но симпатичная, хотя уже испитая. Глаза большие, животик плоский и неплохо накачанный, футболка с укороченным воротом, откуда так и выпрыгивали груди. С футболки на него смотрела разукрашенная золотыми и серебряными красками кошачья мордочка с приклеенными на фабрике фальшивыми пластиковыми изумрудами вместо глаз.

— Ты сегодня как? — спросила она тоном, каким обращаются толкачки к белым парням.

Он пожал плечами.

— Как тебя зовут?

— Гретхен.

— Я... — Он поразмыслил. Когда он сидел на наркоте, его уличное прозвище было Тощий. — Я Тощий.

— Ага. Что с тобой сегодня стряслось, Тощий?

Она с ним деликатничала и сознательно пользовалась «белым», культурным английским. Вероятно, у неё неплохое образование. Довольно многие наркоши могут им похвастать. Гарнеру встречались безжалостные шлюхи-кокаинщицы с двумя дипломами.

— Что со мной стряслось? — фыркнул Гарнер. — Моя дочь умерла. Её убили. Я хочу, чтобы мне все мозги перетрахали. Чтобы у меня мозги вылетели через жопу. А ещё мне нужна какая-нибудь пизда.

Она поглядела на него и рассмеялась.

— Тогда ты прямо по адресу, чувак!

Они сидели в грязной конуре, которую кузен Гретхен, Хардвик, называл своей «берлогой». Когда-то это были апартаменты-студия с одним спальным местом. За исключением матраса, на который Гарнер, Гретхен и Хардвик забрались с ногами, а также алюминиевого стула с отломанной спинкой, в комнате не нашлось никаких предметов обстановки. Ах да, ещё в углу валялась груда тряпья. Даже холодильник и плиту вынесли и загнали старьёвщикам — наверное, не дороже пятидесяти баксов за лот.

Гарнер отдавал себе отчёт, что заявляться сюда глупо и опасно. Он слышал доносившиеся снизу голоса. Время от времени кто-то бухал в дверь и ревел: «Шо такоэ?» Хардвик отгонял незваных гостей, не открывая, однако Гарнер понимал, что рано или поздно те не только вернутся, но и прорвутся внутрь. Ещё он понимал, что чем выше численное превосходство незнакомцев, тем непредсказуемее последствия их визита. Сам Хардвик был негр, высокий, мускулистый. Недавно, в очередной раз выйдя на поруки, он переменил тюремную причёску. Макушка его была аккуратно выстрижена, и по обе стороны головы каллиграфическим шрифтом выписано имя подружки: ТАША. Частично имя возлюбленной поросло быльём, поскольку деньги, предназначенные для парикмахерских экзерсисов, Хардвик тратил на крэк. Он носил поношенную майку «Лейкерс» без рукавов, чёрные рабочие шорты и пластмассовые сандалеты. В данный момент затуманенные глаза его были скошены на трубку с крэком, зажатую между губ.

Гарнер с Гретхен тоже смотрели на трубку, ожидая своих затяжек.

Гарнер, разумеется, уже получил свою пару; Гретхен показала ему, как набить крэк в трубку, переплавить его пламенем зажигалки и получить правильный приход. Руки его так тряслись от нестерпимого желания выхватить у Хардвика трубку, что ему волей-неволей приходилось зажимать их между колен.

Он понимал, что такой поступок будет крайне неблагоразумным. В конуре Хардвика он не заметил никакого оружия, но на локтевом сгибе негра красовалась выцветшая тюремная татуировка, а вены носили явственные следы раннего периода наркотической карьеры, когда Хардвик предпочитал трубке шприц. Что важней всего, Гарнер понятия не имел, кто такой Хардвик. Вернее, он знал только, что это кузен Гретхен. О Гретхен у него тоже не было никаких сведений, если не считать общей информации: бывший лицензированный медицинский работник с окладом медсестры сорок пять кусков в год, а ныне кокаиновая шлюха.

Гарнер полагал, что Хардвик может оказаться убийцей. Да и Гретхен тоже. Возможно, они так и промышляют: заманив сюда парней при деньгах, ебошат их по затылку, а потом грабят. Или убивают.

А может, и нет. Может, они просто подождут, чтоб он нагрузился до беспамятства, стырят его деньги и разделят между собой. Может, у неё СПИД и сифилис — этого ещё не хватало, ведь теперь, основательно накурившись, он твёрдо намеревался засадить ей, да и первоначальная сделка это предусматривала. Если б его в своё время не измолотили до полусмерти, он бы за два года сгорел от СПИДа.

Гарнер наслаждался неисчерпаемым разнообразием открывшихся возможностей.

Всё дозволено. Если повезёт, его даже убьют.

Трубка наконец дошла до Гарнера. Пальцами, похожими на вибрирующие вилки, он принял её и затянулся. Он почувствовал приход. Комната поплыла, налилась диковинными цветами, закрутилась вокруг него бешеным вихрем. В ушах загудело. Потом приход закончился.

Он удивлённо уставился на трубку, а Гретхен уже отобрала её.

— Чё-т’ не очень, — промямлил он.

— А чо, у тебя хороший заход был, — возразил Хардвик, подцепил с матраса какую-то соринку и повертел между пальцев — не крупица ли это кокаина?

— Нет... Я... — Гарнер затряс головой. Дурман оборвался резко и грубо. Следующий приход, понимал он, произведёт ещё меньший эффект. До сегодняшнего вечера он ни разу не пробовал крэка, но в старые деньки запросто добивал героин кокаином, смалил как надорванный и понимал, чего ожидать. Отличный приход, потом откат, потом приход поменьше и откат посильнее, затем приход ещё слабее и откат даже суровее.

Он не слишком хорошо себя чувствовал. Но он добился, чего хотел. Он словно окаменел, стал глух и нем. Именно к этому он и стремился.

Констанс представлялась ему странным далёким сном, аберрацией всей жизни. Констанс и годы службы священником. Он оставил их позади и вернулся на улицы, которым принадлежал. В прошлое. Он снова принялся сжигать себя, как самокрутку.

Он с нетерпением ожидал следующей затяжки. Наконец она подошла. Приход его не удовлетворил. Он уведомил их об этом.

— Едрит твою мать, да ты нам весь товар выкурил, — сказал Хардвик. — Больше нету. Но я знаю, где ещё достать. Заначь мне две сотни, я тебе четвертушку раздобуду.

Гретхен покачала головой, глядя на Гарнера, но тот выудил из кармана рубашки двести долларов (остаток денег он предварительно запихал в обувь) и трясущимися руками протянул их Хардвику.

— Давай, только быстро!

— Мне надо взять твой вэн, бро, — сказал Хардвик, осадив Гретхен взглядом.

Гарнер уставился на Хардвика. Комната плыла перед его глазами.

— Вэн? Не ‘наю, чувак...

— Эй, я ж тебе свой айди оставлю. Ты тут. У меня дома, в моей берлоге, чел. Ты же знаешь, я вернусь.