Александр Варго - Приют
Завтрак прошел в напряженном молчании. Дина выставила на стол творог с изюмом и разлила всем чай. Она была явно не расположена к беседе, но Ярик не придал этому значения.
– Дина, сколько в твоей машине бензина? – Ярик вытер бумажной салфеткой губы. Женщина метнула в него подозрительный взгляд.
– Ну… – неуверенно протянула она, машинально складывая тарелки. – Думаю, литров двадцать должно остаться, может, больше.
– Хорошо, – обращаясь скорее к себе, сказал он и встал. – Перелей куда-нибудь пару литров, и мы с тобой отправимся к нашей машине. Да, и захвати растворитель или керосин.
На кухню вышел заспанный Олег. Со скорбным видом пробурчав «доброе утро», он уселся за стол. Ярик обратил внимание, что мальчишка вел себя так, будто его с Рутой вообще не существовало.
– Пожалуйста, присмотрите за ним, – тихо обратилась к Руте Дина, вытирая руки. Руки были красными, в цыпках и с набухшими от тяжелой работы жилами.
– Да, конечно, – попыталась улыбнуться Рута, но улыбка вышла кривой. Она чувствовала себя неуютно под пристальным взглядом женщины. Ее глаза, черные, как две капли свежего битума, смотрели настороженно, не мигая, словно принадлежали другому человеку. Ярик молча кивнул Руте, показав глазами на стоявший у стола карабин, и вышел вслед за Диной.
Через пять минут они уже продирались в зарослях. Дина несла канистру, Ярик тащил пакет с двумя бутылками керосина.
«Пятерка» стояла там же, где ее вчера оставили, заляпанные грязью фары будто с укором смотрели на Ярика, безмолвно спрашивая, почему машину бросили в этом незнакомом лесу на произвол судьбы. Ярик осмотрелся. В общем-то, у него совершенно не было никакого желания снова залезать в эту проклятую машину, но иного выхода не было.
Воронки в багажнике не нашлось, и, наполняя бак, Ярик пролил немного бензина. Теперь следовало отогнать машину в какие-нибудь кусты и поджечь. Словно угадав мысли Ярика, Дина быстро проговорила:
– Вам нужно избавиться от этой машины?
– У тебя есть какое-то предложение? – Ярик закрутил крышку бака.
– Огонь разводить слишком опасно, может разгореться настоящий пожар. Кроме того, это может привлечь ваших преследователей…
– Постой, – Ярик повернулся к женщине. – С чего ты взяла, что нас преследуют?
Губы Дины тронула снисходительная усмешка, словно ей приходится объяснять элементарные вещи малышу.
– Я, может, и деревенщина. Мои мать и сын деревенщина. Но никто не может сказать, что я тупая деревенщина, Ярослав.
– Ярик, – машинально поправил ее юноша. Эта неказистая тетка права. Действительно, хорош бы он был, если бы устроил здесь пожар! – Ладно, выкладывай.
– Здесь рядом есть небольшой пруд, там крутой спуск, – не сводя своих черных глаз с Ярика, сказала Дина. – Машину будет легко столкнуть в воду.
«Она не так-то проста, как кажется», – подумал Ярик, усаживаясь за руль. Дина села рядом. Автомобиль завелся с первого раза.
– Куда ехать? – спросил Ярик.
– Пока прямо. Сейчас слева будет старый тополь… Теперь правее.
Ухабы стали сильнее, и машину затрясло. Трава поднималась почти до пояса, и «пятерка» медленно двигалась вперед, напоминая гигантского жука.
– Возьмите еще правее…
Ярик крутанул руль вправо.
– Еще…
Под колесами чавкнуло, и машина дернулась.
– Не бойтесь, мы не увязнем. Это после дождя, – успокоила его Дина.
Они выехали на небольшую полянку, трава стала значительно ниже, впереди высились скрюченные деревья. Рука Дины потянулась к дверце, но Ярик этого не заметил. Он вертел головой, пытаясь разглядеть пруд, когда Дина быстро открыла дверь и выпрыгнула наружу.
Ярик понял все слишком поздно, когда передние колеса машины уже погружались в густую жижу. Дина завела его в болото.
39
Пока Ярик медленно погружался в холодную трясину, а Рута лениво перелистывала обнаруженные в крохотной прихожей потрепанные журналы «Огонек», у Митрича снова началась ломка. Он с трудом понимал, где находится, события последних дней казались ему страшным сном, и не более того. Память неуверенно прошептала, что к нему приходила какая-то женщина. Митрич не очень отчетливо понимал, кто она такая, но он хорошо помнил вкус напитка, который дал ему выпить его брат Ярик, и он сказал, что этот отвар готовила эта женщина. На некоторое время Митричу стало получше. Утром он доковылял до подоконника и допил необычный отвар. Это помогло, но ненадолго.
После этого остатки прежнего состояния улетучились, как дым. Сердце испуганно съежилось, сознание работало четко, как вновь отремонтированные часы. Митрич знал, что это предвестник надвигающейся ломки.
Начало тошнить. Малейшее движение – и перед глазами медленно плывут ярко-зеленые шары, словно наполненные ядовитой желчью. Моргнешь – они лопаются, как нарывы, и Митрич даже чувствует отвратительный запах, смесь рвоты и серных газов.
Ломка накатила внезапно, с бешеными ударами сердца, штормом сметая остатки сознания и реальности. Такой ломки у него не было давно. Его швыряло то в пот, то в озноб, хлынули слезы и сопли, он чихал и кашлял, как больной с открытой формой туберкулеза. Казалось, кости и мышцы с ужасающей неумолимостью затягивались раскаленными щипцами, боль выкручивала суставы наизнанку, жгутом завивала костный мозг, расплющивала череп, растворяя словно в кислоте мозги. Необходима доза. Срочно, иначе он сдохнет.
Кое-как ему удалось встать с кровати. Шатаясь, как пьяный, он направился к двери. Пол казался объемным, как огромное увеличительное стекло, зеленые шары еще быстрее запрыгали перед глазами.
«Втереться. Вмолоться. Ширнуться. Что угодно, Господи, хоть какой-нибудь дряни, чтобы на время успокоить эту кошмарную пытку…»
Митрич чувствовал, что вокруг него незнакомая обстановка, но это не особо его волновало. Он знал одно – раз он в каком-то доме, то в каждом доме, по его твердому убеждению, должна быть аптечка. С трудом переставляя ноги, он вышел из комнаты. Перед глазами все плыло, будто он находился под водой без маски, в висках ухали огромные молоты.
Впереди ступеньки. Черт, их много! Скрежеща зубами, юноша начал спускаться вниз, но на последней ступеньке споткнулся и упал на пол. Первая комната пуста. Вторая… Митрич оглядел налитыми кровью глазами крохотное помещение, и интуиция подсказала ему, что здесь искать нечего. Он оказался на кухне. В глаза сразу бросился малюсенький ящичек над раковиной, и Митрич потащился к нему.
Ящик имел два отделения. В верхнем находились мыло, тряпки, щетка и прочая ерунда. А во втором…
Глаза Митрича сверкнули победным блеском – ноздри моментально уловили специфический запах лекарств. Он выгреб все, что там было, и склонился над кучей рассыпавшихся медикаментов, как коршун над добычей.
Так… Амнопом, дарвон, псилоцибин… Неплохо, но нужно что-то покрепче. Взгляд выхватил упаковку каких-то ампул.
Вот! Мескалин! Митрич издал хрюкающий звук. Это, конечно, не бог весть что, но… Тут же исцарапанные пальцы нащупали пятикубовый шприц в упаковке. Зубами он сорвал упаковку. Тускло блеснул никелированный ободок.
Отломил кончик ампулы, порезавшись при этом. Выгнал из шприца воздух. Поверхность токсина доползла до предела, на острие иглы надуваясь, стали лопаться гроздья пузырьков. Боль на мгновение затихает, словно предоставляя Митричу небольшую отсрочку. Он наживил иглу, перетянул полотенцем руку, подкачал вены кровью. Обе руки синюшные, с уродливыми желто-фиолетовыми разводами, обсыпанные зловещими точками, как рельефная карта ада. Ноль реакции. Вены не работают, затромбированы. Сожжены, изрешечены, как старое сито.
Митрич посмотрел в обшарпанное зеркало. Взгляд упал на бьющуюся голубую прожилку на виске. Трясущейся рукой он подкачал кровь. Набрал шприц. Контроль. Не получается. Игла сгибается дугой. Левее, правее… Нет контроля. Игла двоится, троится, временами становясь плоской… Третья дырка, боли не чувствуется. Лицо уже опухло, по виску потекла струйка крови. Руки стали липкими, но зато уже не дрожат. Наконец игла вошла в нужное место как в масло. За окном послышался детский голос. Это еще кто?
И вот он, долгожданный приход. Ноги оцепенели, миллионная стая мурашек понеслась от икр к коленям, бедрам, выше… Дыхание оборвалось, все тело сжали крепкие жаркие объятия. Все вокруг замерло и затихло пугающей пустотой. Митрич медленно сполз на пол, смахнув со стола шприц и пузырьки с лекарствами.
40
– Я могу уйти в лес? – вежливый, почти нежный голос.
Рута посмотрела на мальчишку. Затем перевела взгляд на карабин, который был прислонен к столу у беседки. Олег выжидательно смотрел на нее, и Рута невольно поймала себя на мысли, что у этого мальчика совершенно взрослый взгляд. Большие черные глаза смотрели настороженно и недоверчиво, словно говорили: «Да, я все понимаю, тебя попросили за мной присматривать, но позволь мне тоже заниматься тем, чем я хочу…»
