Либба Брэй - Великая и ужасная красота
— А вот и говорила! А как вам вот это понравится?
Она хлопает ресницами и принимает вид нежный и застенчивый.
— Ну, может быть, я возьму одну шоколадную конфету…
Тут уж и я хохочу, сама того не желая. Нам всем прекрасно известна тайная страсть Пиппы.
— Одну конфету? — взвизгнула Фелисити. — Боже мой, да если он увидит, как ты сметаешь целый поднос конфет и ирисок, он просто ужаснется! Когда ты выйдешь за него, тебе придется прятать сласти в будуаре и жевать их только тогда, когда он не видит!
Пиппа бросается на Фелисити, делая вид, что хочет ударить ее стеблем гвоздики.
— А, насмехаешься! Я не собираюсь выходить замуж за этого Бамбла! Благодарю покорно, но его фамилия — БАМБЛ! Путаник! Только этого мне и не хватало!
Фелисити отскакивает подальше, чтобы Пиппа до нее не дотянулась.
— О, нет, ты за него выйдешь! Он уже четыре раза навещал тебя здесь. Могу поспорить, твоя матушка как раз сейчас составляет план венчания!
Пиппа мгновенно теряет все веселье.
— Ты ведь на самом деле так не думаешь?
— Конечно, нет, — быстро отвечает Фелисити. — Нет, это была просто глупая шутка, только и всего!
— Я хочу выйти замуж за того, кого действительно полюблю! Я понимаю, это глупо, но я постоянно об этом думаю!
Пиппа вдруг кажется такой маленькой и жалкой среди разбросанных вокруг поломанных стеблей гвоздик, что я почти забываю, как сердилась на нее. Да я никогда и не умела злиться подолгу.
Фелисити цепляет пальцем подбородок Пиппы и заставляет ее поднять голову.
— Так и будет. А теперь займемся-ка делом. Пиппа, почему бы тебе не организовать причастие?
На свет снова появляется бутылка с виски. Мысленно я испускаю стон. Но когда бутылка добирается до меня, я принимаю свою порцию отравы и обнаруживаю, что дело может обстоять не так уж плохо, если пить совсем маленькими глотками. И на этот раз я позволяю себе лишь немножко согреться и расслабиться, но не более того.
— Итак, мы должны продолжить чтение дневника нашей сестры Мэри Доуд. Джемма, не возьмешь ли ты на себя этот труд сегодня?
Фелисити с поклоном подает мне тетрадь. Я слегка откашливаюсь и приступаю к чтению.
21 марта, 1871 год.
Сегодня мы стояли между рун Оракула. Под руководством Евгении мы на мгновение касались их пальцами, впитывая в себя их магию. Ощущение было непередаваемым. Как будто мы чувствовали каждую мысль друг друга, как будто мы стали чем-то одним, единым…
Фелисити вскидывает бровь.
— Звучит немножко двусмысленно. Похоже, Мэри и Сара были лесбиянками.
— А кто такие эти лесбиянки? — спрашивает Пиппа.
Ей откровенно скучно. Она, сняв перчатку, наматывает на палец свой черный локон, пытаясь добиться более безупречного завитка.
— Хочешь, чтобы я тебе прямо сейчас объяснила? — фыркает Фелисити.
Я тоже представления не имею, кто такие лесбиянки, но совершенно не намереваюсь выяснять это сию минуту. Однако Фелисити уже говорит:
— Их называют так по имени острова Лесбос, где жила одна греческая поэтесса, Сафо. Она наслаждалась любовью женщин.
Пиппа перестает крутить локон.
— Да при чем тут это?
Фелисити наклоняется к Пиппе и мрачно таращится на нее.
— Лесбиянки предпочитают женщин мужчинам.
Тут я наконец все поняла, и Энн тоже, как я догадалась, — она вдруг принялась нервно разглаживать юбку ладонями, пряча от всех глаза. Пиппа всматривается в глаза Фелисити, как будто пытаясь заглянуть в ее мысли, и постепенно ее щеки заливает румянец, и не только щеки, но и шея у нее горит огнем.
— Ох… боже праведный… ты хочешь сказать, они… они… ну, как муж и жена?..
— Именно так.
Пиппа ошеломленно замолкает. Она все такая же красная. Я тоже смущена, но мне совсем не хочется, чтобы девушки это поняли.
— Вы позволите мне продолжить?
Цыгане сегодня вернулись, чтобы разбить лагерь. Когда мы увидели дым их костра, то вместе с Сарой поспешили к матери Елене.
— Мать Елена! — выдыхает Энн.
— Это та сумасшедшая в потрепанном шарфе? — спрашивает Пиппа, презрительно наморщив нос.
— Тсс! Продолжай, — подталкивает меня Фелисити.
Она тепло нас приняла, угостила чаем из разных трав и рассказами о своих путешествиях. Мы принесли Каролине сладостей, и она моментально их сожрала. Матери Елене мы дали пять пенсов. А потом она пообещала погадать нам на картах, как и прежде. Но едва раскинув карты для Сары уже знакомым нам крестом, мать Елена снова смешала их в кучу.
— Карты сегодня в плохом настроении, — с легкой улыбкой сказала она, но, по правде говоря, похоже было, что ее охватило предчувствие.
Она попросила меня показать ей ладонь и осторожно провела острым ногтем по линиям моей руки.
— Ты на темном пути, — заявила она, роняя мою руку, как будто это горячий уголь. — Я не вижу его конца.
И тут же она, совершенно неожиданно, попросила нас уйти, потому что ей якобы нужно обойти табор и убедиться, что все хорошо устроились.
Энн заглядывает в тетрадь через мою руку, пытаясь прочитать дальнейшее. Я отодвигаю тетрадь и роняю ее, часть страниц разлетается по земле.
— О, браво, леди Грация! — аплодирует Фелисити.
Энн помогает мне собрать листы и сложить их в кожаный переплет. Она терпеть не может, когда нарушается порядок. Но при этом случайно обнажается ее запястье. Я вижу красные пересекающиеся рубцы, свежие, горящие. Это не может быть случайностью. Она сама наносит себе увечья. Энн замечает, что я смотрю на ее руки, и резко натягивает рукава, пряча свою тайну.
— Ну, давайте наконец продолжать, — ворчливо произносит Фелисити. — Что еще откроет нам сегодня дневник Мэри Доуд?
Я хватаю выпавшую страницу. Мы остановились совсем не на ней, но вряд ли девушки могли это заметить, да им в общем-то безразлично.
1 апреля 1871 года.
Сара прибежала ко мне в слезах.
— Мэри, Мэри, я не могу найти дверь! Сила уходит, оставляет меня!
— Ты просто переутомилась, Сара. Только и всего, — сказала я. — Попробуй еще раз завтра.
Но она продолжала жалобно ныть:
— Нет, нет! Я уже несколько часов подряд пыталась! Говорю же тебе, все кончено!
Мне стало не по себе, сердце как будто охватило ледяным холодом. Я предложила:
— Давай я помогу тебе найти ее. Попытаемся вместе, Сара!
Она обернулась ко мне с таким бешеным видом, что я просто не узнала свою подругу.
— Ты что, не понимаешь? — закричала она. — Я должна сделать это сама, иначе это не будет реальным! Я не могу въехать туда на твоей силе, Мэри!
Тут она отчаянно разрыдалась:
