Людмила Белякова - Конец легенды
– Ну, как… Гадать на улице они мне давно не предлагают, а позиция органов по отношению к гражданам цыганской национальности… Она всегда была несколько расплывчатой. Да ведь и цыгане разные бывают.
– Ага… А как бы мне узнать, где в районе они кучкуются? Они в городе появились с регулярными подворными обходами. Значит, и табор где-то поблизости… Но объезжать весь район… Обстоятельства требуют иных методов, более быстрых и действенных.
– Ну да… Это надо выяснить. В связи с нелегальным трафиком наркотических веществ передвижения эти должны отслеживаться.
«Ну да – чтоб вовремя мзду собрать. Это-то они на раз-два отследят».
– Ты посидишь еще? Не очень спешишь?
Андрей понял: Борода хочет остаться один.
– Нет, я к себе зайду. Сейчас вернусь.
– Ой, Андрюша! – неожиданно увидела его Валя. – Как дела у вас?
– Да так… Аня с дочкой сидит, никуда не выходит. Говорит, холодно и сыро, а мне кажется, у нее фобия.
– Ну как тут не развиться, – сочувственно покачала головой Валя. – После такого… А что про мальчика слышно?
– Ни-че-го… Я почту посмотрю. Если Михал Юрич спросит – я у себя.
Почта ничего особенного не содержала – так, пару «сигналов от населения». Андрей отправил их Бороде, а в поиск забил слово «цыгане». То, что ему выдал дружище «Гугл», Андрей в общем-то знал, но вот про азиатских люли – было ново и интересно.
Андрей видел этот народец, мелкий, жалкий, голодный, грязный, упорно сидящим на углах и у магазинчиков, в жару и в холод. Они исчезали, когда выпадал снег. Как водится, взрослых мужчин среди попрошаек не было – только темнолицые, хронически недокормленные дети, иногда в одних рубашонках, и такие же темнолицые женщины, замотанные в цветастые лохмотья.
Андрей часто ловил себя на неприемлемых для интеллигентного, цивилизованного человека мыслях – а вот зачем это племя вообще существует на свете? Какова его роль в созидательном процессе? Не лучше ли их всех… Чтоб сами не мучились и других не смущали… Ох, так нельзя! Гуманизм и еще раз гуманизм! Но…
Один раз, давно, Андрей отважился дать червонец мальчонке с отчаянно черными, на пол-лица глазищами. Ох, какая же это была чудовищная ошибка! Вдруг, невесть откуда, появилась целая стая такой же малышни, мгновенно облепила Андрея, заверещала что-то на непонятном, едва ли человеческом языке, протянула к нему грязные ладошки… Некоторые детишки нелепо махали ручонками, изображая, что крестятся…
Андрей почувствовал, что сотня коричневых пальчиков намертво вцепились в борсетку, в которой находились повышенная стипендия, водительские права и паспорт. Он попробовал стряхнуть с себя разбухавшую на глазах массу – не тут-то было! С высоты своего роста он с ужасом увидел, что за детишками на место группового экономического насилия спешно, задирая для быстроты передвижения многочисленные юбки, подтягиваются мамаши попрошаек!
Андрей редко переходил на ненормативную лексику – дома у них это не практиковалось, но какими-то глубинами сознания понял – мирным, почти приличным «блином» он ситуацию не разрулит… Потом, много позже, делая материал о нечистой силе, он узнал: матерная брань изначально была изобретена как охранительная ворожба, а уж потом стала использоваться «для связи слов». Инстинктивно применив тюркоязычные оксюмороны и грубую физическую силу, он смог оторвать от себя липкие щупальца, раскидать жалостно галдящих бабенок и спастись позорным бегством. Добычей попрошаек стали только носовой платок, мелочь из оторванного кармана и та злополучная десятка.
… Обычные таборные цыгане азиатских люли за своих не считали – ввиду их якобы позорного происхождения. Оказалось, кондовые цыгане считают люли плодом позорного инцеста – разлученных в детстве брата и сестры. Лю и Ли, повзрослев, встретились, полюбили друг друга и народили кучу детей. А когда их нашли родители и узрели многочисленные плоды трагического стечения обстоятельств, прокляли своих детей и внуков, и теперь этим несчастным нигде нет приюта… Заработать на пропитание они могут только подаянием – такое вот проклятие.
Эта история Андрею особенно не понравилась. Еще не хватало, чтобы такое случилось с их детьми! Даже если учесть, что Машка с Ваняткой не кровные родственники. Все равно. Природный ли цыганенок Ванька, нет ли, его надо найти. Хотя бы для того, чтобы элементарно воспитать его нормальным человеком.
Забренчал мобильный. Номер определился как павлючковский.
– Да, Серега, слушаю.
– Дядь Андрей, вы про цыганов спрашивали… Они на платформе одной тусуются. Там уже давно поезда не останавливаются, вот они и пригрелись.
– Название скажешь, спецкор?
– Ага, я вам сейчас эсэмэской сброшу.
– О’кей. Благодарю за службу.
– Да ладно… Фигня.
Сообщение, пришедшее через минуту, содержало одно слово, но какое!
– Михал Юрич, можно на секунду?
– А?! – Зам по народным массам испуганно глянул на него. – Да, заходи.
Поспешно поблагодарил кого-то и положил трубку.
– Где этот населенный пункт находиться может? – спросил Андрей, показывая Михал Юричу дисплей мобильника.
– Ххя-я, – озаряясь ерной улыбкой, фыркнул Борода. – Это кто ж такое тебе прислал?
– Не важно, – тоже невольно расползаясь по шву, ответил Андрей. – Но я хочу туда наведаться. Очень хочу, правда!
– Как я тебя понимаю, сынок! Я думаю, это либо Лапушкино – но это далеко, уже на границе района, и это нормальный район, либо, скорее, Ладушкино – вот это недалеко, одноколеечка там проходит, в двадцатых годах построенная. А чего тебя там интересует?
– Табор там находится. Хочу съездить и обозреть.
– Да? – удивился Борода. – А мне товарищи ничего конкретно не сказали.
«Какие у кого товарищи!» – почему-то злорадно подумал Андрей.
– Вот, а мне спецагенты сообщили. Возьму Костика…
– Он со следующего понедельника в отпуске.
«Ага, и, пользуясь моим отсутствием, перестал ходить на работу. А кое-кто его не теребит по старой памяти».
– Так это ж со следующего! – хохотнул Андрей. – Валь, Костика мне организуй на завтрашнее утро!
Валя явно что-то хотела возразить, но Андрей сделал вид, что очень спешит на рабочее место – неча покрывать нерадивых работников!
Из кабинета он позвонил Павлючку:
– Серега, а ты завтра проехаться со мной не хочешь? Давно мы по чужим хазам не тырили…
– Чегой-то вы говорите? – даже обиделся Павлючок. – У меня с этим давно крандец.
«А у меня, похоже, нет… Увижу кого-то, на пацаненка нашего похожего, – сначала сворую, потом выяснять стану. В крайнем случае потом верну по принадлежности. Возможно…»
– Это я так, дурака валяю… Но ты поедешь? – Павлючок угукнул. – Значит, завтра в десять в редакции.
