Чак Хоган - Штамм Закат
Пистолет щелкнул. Обойма была пуста.
Анхель швырнул его на пол. Оставалась только одна возможность. Старая дверь, которую он никогда не открывал — потому что это ему никогда не удавалось. Дверь без ручки, без какого-либо рычага, без круглого набалдашника. Дверь, которая с давних пор была заклинена в перекошенной деревянной раме, окруженной сплошной каменной стеной.
Анхель вообразил, что перед ним декорация. Сказал себе: не дрейфь, это всего лишь дверь из мягкого бальзово-го дерева, такие для того и делаются, чтобы их ломали. Он просто должен был убедить себя. И убедил. Анхель зажал телефон в кулаке, опустил плечо и что было сил впечатал его в дверь.
Старая деревянная панель выскочила из рамы, взметнулись облачка грязи и пыли, накопившихся в щелях, с треском сломался замок, и дверь рухнула. Анхель, подволакивая свою несговорчивую ногу, ввалился в проем… едва не сбив с ног нескольких панков из целой банды, собравшейся по ту сторону двери.
Малолетние наркоманы, которых Анхель чуть было не разметал своей тушей, выхватили пистолеты и замахнулись серебряными мечами, явно намереваясь немедленно прикончить его.
— Мадре Сантисима! — возопил Анхель. «Святая Матерь Божья!»
Гус, возглавлявший банду, уже был готов расчленить этого вампирского долбоеба, когда вдруг услышал, что тот говорит. И говорит по-испански. Анхель взмолился очень вовремя — его слова остановили Гуса, а вместе с Гусом и всех «сапфиров»-вампироловов, стоявших за его спиной.
— Me льева ла чингада — ке асес ту ака, мучачон? — изумился Гус. «Мать твою за ногу! Что это ты тут делаешь, детинушка?»
Анхель ничего не сказал в ответ, полагая, что выражение его лица и так достаточно красноречиво, — лишь повернулся и показал пальцем на то, что творилось в помещении.
— Ага, снова кровососы, — сказал Гус, все мгновенно уразумев. — Так мы за этим сюда и пришли.
Он внимательно посмотрел на «детинушку». В его облике было что-то величественное и одновременно очень знакомое.
— Те коноско? — спросил Гус. «Я тебя знаю?»
На что рестлер не сказал ни слова — лишь коротко пожал плечами.
Сквозь проем в комнату с вампирами ринулся Альфонсо Крим. В его правой руке была массивная серебряная рапира с чашеобразной гардой, предназначенной для защиты от кровяных червей. Впрочем, эта мера безопасности сводилась на нет тем, что левая кисть Альфонсо была полностью лишена какого бы то ни было покрова, если, конечно, не считать покровом кастет с серебряными накладками, на котором инкрустация фальшивыми алмазами складывалась в слово «К-Р-И-М».
Он набросился на вампиров, бешено пронзая их рапирой и нанося чудовищные удары левой. От него не отставал Гус: в одной руке у него была ультрафиолетовая лампа, в другой — серебряный меч. Следом двигались остальные «сапфиры».
«Никогда не сражаться в подвале!» — этот догмат относился в равной степени и к уличной драке, и к боевым действиям в городских условиях, вот только при охоте на вампиров избежать таких сражений было невозможно. Гус предпочел бы бросить сюда зажигательную бомбу и испепелить всю лавочку, но лишь в том случае, если бы это гарантировало стопроцентную смертность. Однако таких гарантий не было: судя по опыту, вампиры всегда исхитрялись найти какую-нибудь лазейку.
В этом гнездилище оказалось больше вампиров, чем они ожидали. Белая кровь, похожая на старую, застоявшуюся простоквашу, хлестала во все стороны. И все же, рубя, коля, разваливая вампирскую плоть на части, они прочесали весь подвал и, когда закончили, вернулись к Ан-хелю, который все это время так и стоял по ту сторону рухнувшей двери.
Анхель был в шоке. Среди жертв Крима он опознал гупт, перед его глазами все еще стояли их немертвые лица, а в ушах звенело от жуткого воя, который издавали эти твари, когда колумбиец рубил их белокровные глотки.
А ведь это были просто панки — такие же, как те, которых он щелчками и шлепками разгонял в своих фильмах.
— Ке чингадос паса? — спросил он. «Что, бля, происходит?»
— Конец света, — ответил Гус. — Ты кто?
— Я… Я никто, — сказал Анхель, постепенно приходя в себя. — Я работал здесь. А живу там. — Он показал вверх, протянув руку наискосок.
— Парень, все твое здание заражено.
— Заражено? Они что, действительно…
— Вампиры? Точно. Усраться и не встать.
Анхель почувствовал, что у него кружится голова. Он был сбит с толку, дезориентирован. Этого просто не могло быть. Чтобы такое случилось с ним} Вихрь разнообразных эмоций овладел им, и среди этих эмоций он распознал одну, которая не посещала его очень-очень давно. Возбуждение.
Крим стоял рядом, сжимая и разжимая кулак с серебряным кастетом.
— Оставь его здесь, — сказал он Гусу. — Эти уроды сейчас просыпаются по всей округе, а во мне сидят и просятся наружу еще много-много убийств.
— Ну, что скажешь? — обратился Гус к своему соотечественнику. — Тебе здесь больше делать нечего.
— Ты только посмотри на его колено, — заметил Крим.
— Никто не сможет меня остановить, — молвил Анхель. — И ничто не заставит меня превратиться в этих… с жалами.
Гус вытащил из сапфировской сумки с оборудованием небольшой меч и вручил оружие Анхелю.
— Это его здание. Посмотрим, сумеет ли он отработать свою кормежку.
Как будто прозвучал некий сигнал экстрасенсорной тревоги — все вампиры, обитавшие в доме Анхеля, мгновенно изготовились к битве. Спустя считанные секунды немертвые появились во всех проходах и проемах, ринулись по лестнице, без усилий одолевая любые преграды.
Во время схватки на лестничном марше Анхель увидел свою соседку — семидесятитрехлетнюю старушку, которая всегда передвигалась в ходунке. Сейчас же она использовала перила как трамплин, чтобы перепрыгнуть в лестничном колодце с этажа на этаж. И старушка, и все остальные вампиры двигались с ошеломительной грацией приматов.
В фильмах Анхеля враг обнаруживал себя злобным взглядом и вполне устраивал героя, потому что, готовясь к убийству, двигался медленно, даже с некоторой ленцой. Но в данной — вовсе не киношной — ситуации у Анхеля не очень-то получалось «отрабатывать кормежку», хотя грубая сила старого борца давала ему некоторые преимущества. Опыт рестлинга вернулся к нему и был особо полезен в ближнем бою, даже несмотря на ограниченную подвижность Анхеля. И Серебряный Ангел снова почувствовал себя супергероем, каким он когда-то был на съемочной площадке.
А немертвые все шли и шли, как полчища злых духов. Казалось, их созвали со всех окрестных домов: волна за волной бледных, склизко-языких тварей поднималась с нижних этажей, и стены здания окрашивались белым. Панки боролись с ними так же, как пожарные борются с огнем: отсекая пламя, затаптывая новые возгорания и бросаясь в самые горячие очаги. Они действовали как хладнокровная, безжалостная расстрельная команда, — позднее Анхель с изумлением узнает, что это был их первый ночной бой, своего рода посвящение. Вампиры все же достали своими жалами двух колумбийцев — это были первые потери страшной войны, — и тем не менее… Когда все закончилось, панки не хотели останавливаться: они жаждали большего.
В сравнении с этим дневная охота — все равно что легкий прохладный ветерок, говорили они.
Когда они остановили натиск вампиров, кто-то из колумбийцев нашел картонку с косяками, и все закурили. Анхель не курил уже много лет, но сейчас не отказался и он: вкус и запах травки смягчали вонь, распространявшуюся мертвыми тварями. Наблюдая, как дымок тает в воздухе, Гус мысленно вознес молитву за товарищей, погибших в бою.
— Есть один человек… — сказал Гус. — На Манхэттене. Старый ломбардщик. Он первым дал мне понять, кто такие эти вампы. Спас мою душу.
— И речи быть не может, — мгновенно возразил Крим, поняв Гуса с полуслова. — Зачем переть через реку, когда нам и здесь убивать да убивать?
— Когда увидишь этого старика, сам поймешь, зачем.
— Откуда ты знаешь, что он еще не отбросил коньки?
— Просто очень надеюсь, что пока еще нет. Мы пойдем через мост при первых лучах света.
Анхель отпросился на несколько минут, чтобы в последний раз побывать в своей квартире. Его колено разболелось не на шутку. Он окинул взглядом свое жилье: в углу — куча нестираной одежды, в раковине — грязные тарелки, во всем — нищета и убожество. Он давно уже не чувствовал никакой гордости за свое обиталище, а сейчас и вовсе испытал острый приступ стыда. А может, подумалось ему, он все это время подспудно знал, что предназначен для чего-то большего — для чего-то, что он и вообразить не мог, — и просто ждал зова?
Анхель швырнул в хозяйственную сумку кое-какую запасную одежду, спрятал туда же упряжь для колена, а напоследок — едва ли не сконфуженно, потому как, забирая эту вещь, он словно бы признавался, что это самое дорогое его сердцу имущество, все, что осталось от того героя, кем он когда-то был, — прихватил серебряную маску.