Анастасия Бароссо - Притяжение страха
- Отнимите у нее ножницы, быстро! - завопила Маня. - Она ж психическая, не видите?! Еще зарежет кого…
- Да подстриги ты ее, Лен, - посоветовала Мариша. - Подстриги, волосы не зубы…
Еще через час все те же, сидя все там же, только в чуть более расслабленных позах, снова смотрели на Юлию. Но уже не с жалостью. С гораздо более разнообразными чувствами.
- Красотка… - восторженно протянула Зоечка. - И кому достанешься?!
- Не думала, Малеева, что тебе так блондинистый цвет пойдет, - одобрительно удивилась Маня.
- Это потому что он не блондинистый, - поправила ее Лукашина. - Не блондинистый, а кипенно-белый.
- Даже с голубоватым отливом! - восхитился Стасик.
- Сам ты с голубоватым отливом. Я же говорю - кипенно-белый, как лист бумаги. Такого эффекта очень трудно добиться на темных волосах, - гордо пояснила Ленка. - Это круто, - заключила она.
- Юлек, а давай я тебе сейчас маникюр ярко-красным лаком сделаю - таким, знаешь, совсем вампирическим?! И педикюр - тоже!
- Давай… - согласилась Юлия.
Она смотрела в зеркало, видела себя и не узнавала.
С этой рваной короткой стрижкой, выполненной Ленкой с редким вдохновением и всегдашним мастерством, с этим действительно крутым - по-другому не скажешь! - цветом волос, стильно уложенных пахучим гелем… Совсем иначе смотрелись покрасневшие веки и серо-зеленые глаза-хамелеоны в темных, слипшихся от слез ресницах. И небольшая родинка над левой бровью, и особенно - распухший, потерявший от слез четкие контуры, яркий рот… Что-то в этом было… демоническое. И порочное. И в то же самое время - беззащитное. То, что, как инстинктивно вдруг почувствовала Юлия, не может не изменить теперь ее жизнь.
- Ну вот, успокоилась, слава тебе, Господи… - обрадовалась Маня. - Теперь - к делу. Я лично с начальством поговорю, чтобы тебя обратно взяли.
- Не-ет, - Юлия задумчиво помотала головой.
- Правда, Юлька! Мы все поговорим. Да твои клиенты в шоке были, когда мы им эту новость сообщили, ты же - классный косметолог! Значит, так - завтра выходишь на работу.
- Нет.
- Хорошо, нет, так нет, - согласилась дипломатичная Лукашина. - Действительно, недельку отдохни, приди в себя. А мы пока тут почву подготовим…
- Нет!!
Юля залпом допила коньяк. И так хлопнула пустой чашкой по полированной полочке перед зеркалом, что в соседнем кресле вздрогнула, задремавшая было, Зоечка.
- Не дури, Юль. Путевки, конечно, уже не сдать, да и хрен с ними, с деньгами, новые заработаешь!
- Это у нее, между прочим, последние были, - прошептала Зоечка. - На черный день…
- Вот он и наступил! - нервно засмеялась Мариша.
- Я… полечу… - упрямо обещает Юлия своему отражению, к которому не может привыкнуть.
- Одна?! Ни языка, ни страны не зная?
- Деточка, да в твоем состоянии в булочную рядом с домом выходить опасно…
Юлия молча, помотала головой, не отрывая глаз от зеркала. Слушая голоса подруг, она, казалось, видит там что-то, чего не видят другие. И это что-то настолько важно, что все прочее уже не имеет значения.
- Юленок, подожди нас! Через полмесяца у Ленки отпуск, а там и Зоечка подоспеет - поедем вместе, как всегда, в Турцию - оттянемся, всех порвем на британский флаг…
Губы Юлии дернулись, задрожали, и уголки их горько и неудержимо поползли вниз.
- Не могу я ждать. Если еще хоть на день останусь в Москве, наверное, что-нибудь с собой сделаю. Уж лучше - так.
- За это надо выпить, - предложил Стасик.
Он налил всем - кому пива, кому коньяка. Они выпили. Помолчали. Подумали. Какое-то время в маленьком зале слышен был только нежный рычащий напев Сальваторе Адамо.
- А может, это и правильно… - задумчиво прищурилась Лукашина.
- Правильно, конечно правильно! - поддержал Стасик. - А какое место в Испании?
- Барселона, - мрачно ответила Юлия.
- Ой! - простонал Стасик. - Барселона! Это же мой любимый город! Я когда-то в молодости там так зажигал… Он такой, знаешь…
- Какой?
- Мистический!
- Мистическо-пидерастический, - подтвердила Маня, и добавила:
- Верно, верно, поезжай, развейся. А твой еще пожалеет, локти свои съест…
Юлия робко провела рукой по белоснежным волнам волос. И проговорила медленно и отчетливо, обращаясь к трогательно-порочной незнакомке, глядящей на нее из зеркала:
- Он. Для меня. Не существует.
Тишина, повисшая в комнате после этих слов, прозвучала еще более зловеще, чем сами слова. Только через полминуты онемевшая от неожиданности Маня первой нарушила затянувшуюся паузу:
- А вот это правильно! Горжусь тобой, девочка моя! - воскликнула она нарочито бодро.
- Ха! С таким Юлькиным настроением… да с такой прической в этой Барселоне ни одного живого мачо не останется… - усмехнулась Ленка.
- Юлек, кукла, оставь в живых хоть одного - ради меня! - попросил Стасик.
- Ладно. Одного оставлю… ради тебя.
Юлия резко повернулась к нему на крутящемся кресле.
- Только за это ты завтра отвезешь меня в аэропорт.
- Завтра? Да, но… завтра я встречаюсь с Жорочкой…
В глубине устремленных на Стасика, изящно встряхивающего свежей укладкой, глазах-хамелеонах вспыхнуло опасно-зеленое пламя.
- Хорошо-хорошо, - поспешно пробормотал Стасик.
И покорно поставил назад только что открытую бутылку пива.
Они еще долго сидели в прокуренном парикмахерском зале, плача, смеясь, допивая коньяк и слушая страстно-томного Адамо.
В темных зеркалах отражались ярко-красные огоньки их сигарет. Юлия еле заметно вздрогнула, увидев боковым зрением выпрямившийся в своем кресле незнакомый силуэт.
Прозрачные сумерки начала сентября теперь уже окончательно превратились в ночь.
А за ночной чернотой стеклянных витрин салона мелкий дождик незаметно превращался в затяжной ливень. И совсем уже осенний ветер сдергивал с тополей успевшие пожелтеть в холодном августе листья, чтобы гневно втоптать их в придорожную московскую слякоть, предварительно потрепав по мокрым тротуарам…
Глава 2
Дрожа от нетерпения, усталости и ночного ветра, Юлия с разбегу кинулась в раскрытые ей темные объятия моря.
И оно обхватило ее, нежно и крепко. Обхватило и понесло, увлекая все дальше в пространство наслаждения. Лаская бесчисленными прохладными ладонями каждый миллиметр измученного нагого тела.
Только оказавшись в воде, Юлия осознала, насколько она пьяна.
Она пила в аэропорту, когда ждала самолет, задерживающийся на два часа. Пила в самолете, безуспешно стараясь притупить острое чувство одиночества и потерянности. Получается, пока летела в самолете, пока проходила всякие контроли в аэропорту, пока тряслась по тошнотворному серпантину в автобусе - она себя вообще не осознавала. Наверное, сработал какой-нибудь защитный механизм психики - а иначе она бы просто развернулась и убежала от турникетов еще в Москве. Или завыла бы, пуская сопли пузырями у турникетов в Барселоне.
