Борис Иванов - Тамара и злая Джессика
Мне до сих пор было стыдно вспоминать это. Вот и сейчас – я густо покраснела всеми своими веснушками и беспокойно завертела головой на крахмальной наволочке плоской подушки, подсунутой мне под голову. Мне неприятно было вспоминать, как тогда я быстрым и бесшумным – о, как мне хотелось тогда, чтобы это мое движение было бесшумным! – рывком отворила тяжеловатую, декоративно-дубовую дверь и...
– И?.. – вежливо подтолкнул, зависший на мертвой точке, маховик милейший доктор Горфилд.
– Да, понимаете, доктор – я не увидела ничего особенного: Лу и Джессика лежали поверх одеяла. Вытянувшись и закрыв глаза. Они даже не шелохнулись, когда я... ворвалась... Когда я вошла к ним. Мне пришлось два раза спросить Лу, чем это они заняты. А когда Лу – не открывая глаз – ответила: «Не бойся, ма, мы играем. В Смерть. – Я опешила. – Мы просто лежим и представляем, что нас нет... – продолжала Лу, не открывая глаз. – Совсем-совсем нет. И никогда, может быть и не было... Знаешь, ма – это не страшно... Совсем-совсем...»
– Я, должно быть, была слишком взведена чем-то перед этим, док... – я отвела глаза от обрамленных стальной оправой легких, почти незаметных очков доктора. – Но со мной... Со мной случилась истерика тогда... Лу получила пощечину – а я ведь никогда не бью ее, док, никогда – Джессика полетела в угол, а потом мы с Лу долго плакали друг у друга в объятьях и она объясняла мне, как она любит маму – и папу тоже – и что она совсем не хотела так пугать маму... А я тоже просила у нее прощения и... Ну, одним словом, безобразная вышла сцена, доктор... Но... Потом снова, временами в доме становилось тихо... И я уже не могла себя заставить тихо ступить на лестницу и подняться вверх – к детской...
– Это стало повторяться чаще? – доктор наклонил голову набок. – Эти... игры? Они приобрели характер м-м... мании?
– Нет, доктор... Они – эти приступы тишины повторились с тех пор раза три-четыре... Ну пять – от силы. За полтора месяца... Но они очень больно... Очень больно кольнули меня в сердце, если можно так выразиться... Это было нечестно со стороны Лу – снова взяться за это – после тех слез и тех... Ну – вы понимаете... И потом...
– И потом?..
– Потом, не примите это за манию, доктор... потом я заметила... Нет, – я решила, что буду честна до конца, – нет, сначала МНЕ СТАЛО КАЗАТЬСЯ, что они, стоит мне войти, меняют тему разговора...
Я подавила очередную попытку доктора прервать мое повествование и продолжила:
– Я, однако, долго грешила на свою мнительность. И решила проверить... Я все-таки снова преодолела себя и снова... Господи, какой, однако, идиоткой я чувствовала себя, когда, поцеловав Лу на ночь и протопав по лестнице вниз, возвращалась на цыпочках к ее двери, сбросив туфли и стараясь не скрипнуть ступенькой. И, знаете, доктор, меня ждал удар...
Тут я прервалась. Достаточно трудно было в доступных выражениях объяснить тот ледяной ужас, который испытала я тогда, у двери, сначала слушая этот странный прерывистый монолог дочери:
– Я не понимаю, Джессика, чего ты? Ты почему?
А потом – на пороге, отворив дверь...
Снова, как наваждение это – тяжелая, навощенного дуба дверь, которую я открываю кошмарно быстрым и кошмарно бесшумным движением. Или это и был кошмар – морок... Сон...
Нет, ничего страшного там не было.
Просто Лу понимающим уже взглядом смотрела на усаженную на полке в расслабленной позе куклу, и обе они заговорщицки прижимали к губам указательные пальцы. И обе одновременно опустили руки и обратили ко мне свои взоры: Лу – встревоженный, детский, не знающий еще, каким стать – озорным или виноватым, Джессика – стандартный, фарфорово-жизнерадостный взгляд, коим и должно было быть наделено создание из пластика, микросхем и соединительных проводков...
Не помню, что я там прощебетала Лу, неловко чмокнув ее в растерянную мордочку. Помню, вот, что я как-то нелепо, заискивающе, поправила Джессику на ее полочке, подавив в себе желание свернуть набок изящную шейку мини-робота, и выскочила, словно ошпаренная, в коридорчик второго этажа нашего такого нового и такого благоустроенного дома, ставшего вдруг гнездом такой странной птицы... Ту ночь я проспала зыбким, все время прерывающимся сном.
Я как могла пересказала доку этот эпизод. И еще другие, тоже не делающие мне, в общем-то, чести как матери-родительнице. Нет, я как-то не смогла подвигнуть себя на систематическую слежку за малолетним ребенком и его игрушкой. Но что было, то было – тревожные пробуждения посреди ночи от ощущения, что то ли в дом забрались воры, то ли просто кто-то прошел по моей могиле. Пробуждения, заканчивавшиеся долгими предрассветными бдениями, то притулившись на краю пустой ванны – с сигаретой и непонятно-тревожной душой, то у дверей детской, где я напряженно вслушивалась, рассчитывая услышать – ЧТО?
И несколько раз я слышала – отрывки непонятных, безобидных вроде бы разговоров, которые вел полусонный голосок Лу и хорошо артикулированный, с теплыми интонациями, но с каким-то ночным, неуловимо-зловещим оттенком голос куклы Джессики. А еще были их прогулки, с которых Лу возвращалась, обычно волоча Джессику за руку и становясь какой-то чужой. Слегка. И ее странные, на танцы эльфов похожие, игры вечером, среди сосен, совсем недалеко от дома, и совсем, вроде бы нестрашные.
Я остановилась. Доктор Горфилд определил это как сигнал – разрешение вступить в разговор и повел свою партию.
– Так, – он энергично выбил свой Данхилл в тяжелую керамическую пепельницу, – давайте, дорогая Тамара, – вы разрешите вас называть по имени? – давайте моя дорогая, почетче сформулируем вашу мысль. Можете вы, положа руку на сердце, сказать, что ваша дочь изменилась к худшему под действием... скажем так – под действием общения с куклой производства «Ультимэйт Нолидж»?
– Знаете, док, – подумав, сказала я, – ей-Богу, на суде я не знала бы, что сказать – если бы мне действительно взбрела в голову дурацкая мысль судиться с УН. Их адвокат в два счета докажет, что кукла-то пошла на пользу... Нет, действительно, Лу прямо на глазах выросла – в интеллектуальном смысле, я имею ввиду... Заметно лучше стала учиться, и, знаете, у нее появилось такое... ну такое нормальное честолюбие... Здесь ведь вот еще какое дело, док, – среди ее подруг – те самые трое или четверо, семьи которых позволили себе приобрести Джессик. И это, оказывается, очень повышает статус ребенка в его кругу... У них образовался даже своего рода клуб. Такое слегка тайное общество держательниц Джессик...
– Девочки любят секретничать...
– Да... В общем, Джессика порядком поддержала мою дочь. Особенно в смысле престижа. Вы знаете, в местное общество не так легко вписаться...
