Галина Островская - Талисман жены Лота
Буйный цветистый Восток с его караванами и шелками все явственнее накладывался – как лупа на карту – на холодные готические соборы Германии, накрывая их нежно-скользящими июлями ночей. Или наоборот. Готика острыми шпилями пронзала библейские, бездыханные от солнца пейзажи. Тусклые и по-иезуитски беспощадные.
Ароматы тоже путались. Едкий запах костровинквизиции мешался то с солнечно-пыльным, то с тяжело-влажным средиземноморским ветром, гуляющим по дворцам жестоких властителей. Древних, как их языческие боги.
...Бой часов плыл поверх всей этой мешанины...
По ночам Аглая, совершенно выбитая из колеи, не могла заснуть. И тогда она перед зеркалом усаживалась в позе восточной наложницы, накидывая на себя – по очереди – струящиеся легкие ткани, которых в ее гардеробе было не так-то и много. В конце концов, из золотистой туники она смастерила лиф, нашила на него старые бусины, из остатков ткани приладилась сооружать чалму. Сиреневый газовый шарф служил в этом наряде Шехерезады шароварами. Стекая сладостно-порочными складками к коленкам, он, увы, никак не дотягивался до тонких щиколоток, и тогда Аглая наклонила зеркало под таким углом, что изъян этот просто-напросто исчез.
Иная женщина – не Аглая – и иная реальность – не нынешняя – жила в тусклом зеркале по ночам целую вечность – неделю, на исходе которой и было принято решение – позвонить немедленно!
На третьем гудке на том конце провода подняли трубку. Липкий холодок, пробегающий по спине последние полчаса, резко усилился и стремительно переместился в живот. Оглушенная странным предчувствием, Аглая изо всей силы вдавила рычаг в телефонный аппарат.
Сердце заколачивало сваи в мерзлую стену груди.
Она отодвинула телефон от себя, подошла к окну, долго пыталась сложенной газеткой прибить тупо бьющуюся о стекло муху. Та, наконец, сделала резкий зигзаг в воздухе и вырвалась из стеклянного плена на волю через распахнутую половинку окна. Аглая вернулась в холл. Жужжание так и не убитого ею насекомого висело в воздухе. Или это был иной звук? Он был летним, полуденным... напоминающим что-то далекое-далекое, забытое...
Решительно набрав номер телефона, Аглая услышала короткие гудки. Занято.
– Еще одна Шехерезада выискалась, не иначе, – сказала сама себе надменно Аглая.
Зацепив себя за самое больное – самолюбие, она успокоилась окончательно, тщательно свернула газету, бросила ее в мусорное ведро...
Спустя полчаса еще раз набрала въевшийся в память номер.
...Как давно это было! Месяц назад? Два? В голове все смешалось...
– Алло, – услышала она сухой голос и непривычное разбиение на слоги.
– Алло, – еще раз поскребся к ней в ухо голос.
– Здравствуйте, – сказала Аглая, – я по объявлению.
– Алло? – в третий раз царапнул ее голос из трубки.
– Я по объявлению, – с напором сказала Аглая.
– Мне недавно в руки попалась газета, – еще более громко произнесла женщина заготовленную ложь и извинилась, что, может быть, звонит слишком поздно и беспокоит зря.
– Хорошо, – услышала она.
Не совсем поняв, что означает это безынтонационное «хорошо», она продолжила торопливо:
– Вам требуется молодая женщина, знающая в совершенстве немецкий язык... Мне тридцать восемь лет. Я замужем. Закончила Романо-германское отделение Московского университета. Много лет работала переводчиком. В Германии была неоднократно.
Она задумалась, что бы еще добавить.
– Хорошо, – нисколько не оживляясь, повторил голос.
Аглая рассердилась. Вытащила из сумочки маленькое зеркальце, поднесла его к лицу и, наблюдая, как у отражения глаза становятся все более яркими и негодующими, холодно спросила:
– Что – хорошо?
– Хорошо, что ты позвонила.
– Идиотка, – про себя назвала свое отражение Аглая, а вслух незамедлительно спросила:
– Вы намерены нанять женщину на тысячу и одну ночь? Говорить на немецком ей нужно будет в постели?
– ...Надо будет... два раза в неделю... в вечерние часы.... читать мне литературу... в оригинале.... И, по мере надобности... – в голосе появились сиплые нотки – писать деловые письма... моим партнерам и, одновременно, друзьям... в Германию... Я жду тебя завтра в восемнадцать часов по адресу... Записывай.
Аглая покорно взяла ручку.
– Повтори! – скомандовал Старик.
Она повторила.
– До встречи. Не опаздывай, – еще более повелительно сказал человек.
С того часа обыденная Аглаина жизнь была переведена в какое-то иное временное измерение...
Голос из ниоткуда
Аглая с силой, чего раньше никогда не делала хлопнула крышкой стиральной машины.
– Муж не звонит, вчера чуть не вляпалась в какое-то дерьмо... А может и вляпалась... Сейчас явится Алик из магазина, и я буду вынуждена слушать, что молоко в синем пакете – трехпроцентной жирности – мое – будет стоять на верхней полке, а однопроцентное – его – на нижней. Потом все равно все забуду... Какие-то полки, ковры, магазины, жильцы, письма, Мефистофели с фаустами и... эта сволочь из муниципалитета! Ну что его дернуло именно на ту улицу с проверкой сунуться, где я припарковалась! Теперь штраф плати!
Подведя печальный итог своей жизни, Аглая уселась на краешек бачка для грязного белья. Руки ее чуть подрагивали, скрытое глубоко в мышцах напряжение криво и уродливо перекашивало что-то внутри. Глаза тускнели и стыли.
Она думала о позавчерашней поездке в Иерусалим.
Подцепив тонко-призрачную ниточку из спутанного клубка воспоминаний, стараясь снова не заблудиться во вчера, Аглая пошла дорогой логики. Попыталась пойти.
Почему она поехала в Иерусалим?
Потому что там была назначена встреча.
Встреча была назначена ровно неделю назад, во вторник.
Так, это был действительно вторник, а не четверг. Семнадцатое число. Нет, восемнадцатое.
Она уходила от Старика, уже попрощалась... У самого порога комнаты он остановил ее своим карканьем. Сказал же буквально следующее: «Я попрошу тебя, Эглая, об одном деле. Оно очень важное. Твои труды я оплачу». Аглая стояла, полуобернувшись, и ждала.
Старик молчал, перебирая четки парафиновой рукой с синими веревками вен. Он перебирал каменные четки своей полумертвой рукой и не смотрел на помощницу.
Да, он смотрел не на нее, а на письменный стол, чем-то напоминающий бильярдный. Она, Аглая, перевела взгляд на лежащие там бумаги и осторожно подошла поближе.
...Поверх коричневой кожаной папки с тиснением, в которой содержалась переписка с бароном фон Либенштайном, постоянным сокорреспондентом Старика, лежал конверт.
Был ли конверт, когда Аглая пришла на работу? Бог его знает! Но кажется, что нет.
