Рэмси Кэмпбелл - Welcomeland
На бегу к машине Слэйд выдернул ключи из кармана, разорвав несколько швов. Ключ не подходил к замку. Конечно подходил… просто он вставлял его под наклоном к двери. Ключ с ржавым скрипом вошел в замок, и тут он понял, откуда взялся наклон. Обе шины с этой стороны были спущены. Колеса стояли на ободах.
Машина была ему не нужна, он мог бежать. Наверняка горожане не способны передвигаться быстро и, по его наблюдениям, на большие расстояния. Он побежал к туннелю, проходящему под железной дорогой. Но даже если бы он мог заставить себя пройти через зловеще шепчущую тьму к воротам, в этом не было бы проку. Ворота были закрыты, и несколько балок толщиной в его руку, держащихся в пазах в стене запирали их.
Слэйд отвернулся, словно падая назад. Как будто давление крика, который он сдерживал, истощало его мозг. На дороге все еще никого не было. Единственный оставшийся путь из города был на противоположном его конце. Слэйд побежал. Хрип и боль в легких, мимо домов, где семьи, казалось, обедали в темноте. Мимо ратуши и ее приглушенного вальса; по мосту, к которому сплавлялась гондола с парочкой, чьи головы отклонялись, а затем стукались ртами с глухим костяным стуком. Закругление дороги скрывало от него окраину города пока он почти не добрался до нее. Последние дома открылись его взору, и он попытался убедить себя, что дорогу перекрыла только темнота. Но она была твердой и высотой с дом.
Была ли это куча мусора или недостроенная стена, лезть на неё было слишком опасно. Слэйд развернулся, чувствуя, как проваливается в отчаяние, непроглядное и вязкое как деготь, и увидел свой дом.
Паника ли заставила его сиять среди прочих домов? В остальном он ничем не отличался от своих соседей: окно спальни над занавесками гостиной возле непримечательной двери с узкой фрамугой. Слэйда не волновало, как он смог разглядеть дом — он был слишком рад этому. Уже на бегу ему пришло в голову, что отец мог сменить замок после того, как Слэйд уехал, что его ключ не впустит его в дом.
Замок подался легко. Дверь распахнулась в темную прихожую, которая вела мимо лестницы налево в гостиную, за ней находилась кухня. Дом казался самым родным местом в мире и был единственным доступным ему убежищем, но войти Слэйд боялся. Он боялся, что там могут быть его родители, безвольно повторяющие какие-нибудь домашние дела, не видящие его и не осознающие своего состояния… впрочем, если то, что от них осталось, заметит его, будет даже хуже.
Тут ему послышалось какое-то шевеление на улице, и он налег на дверь гостиной, открывая ее. Гостиная была запустелой, диван и кресла были серыми как и камин, к которому они были обращены, но неподвижный мрак казался напряженным, готовым обнаружить, что комната вовсе не пустует. Бездыханность кухни с деревянными стульями, придвинутыми к пустому столу между плитой и раковиной также таила угрозу, но Слэйд почти отчетливо слышал движение — медленное и скрытное — где-то вне дома. Он прокрался к передней двери, закрыл ее насколько мог тихо и наощупь двинулся к лестнице.
Глухой прямоугольник окна ванной слабо мерцал в зеркале, как приподнимающееся веко. Ванна выглядела так, словно ее наполняли дегтем. Но даже это пугало Слэйда меньше, чем спальня его родителей: что, если он найдет их в постели, тщащихся заняться любовью, как бесплотные куклы? Он почувствовал, как сжимается, возвращаясь в тот возраст, когда отец кричал на него, запрещая открывать их дверь. Дрожащими руками он приотворил дверь настолько, что стала видна пустая кровать, и проскользнул в свою комнату.
Его кровать была на месте, его комод, его гардероб, уже не достаточно большой, чтобы спрятать Слэйда. Он плотно закрыл дверь плечом и сполз по ней. Ему вдруг показалось, что если он сейчас ляжет спать, то может проснуться и обнаружить, что это город ему приснился, как кошмар о взрослении. Он не должен искать убежища в кровати, это было бы как сбежать в детство… и он понял, что уже так и поступил.
Когда был ребенком, он оставался один дома только однажды. Он проснулся и блуждал по пустым комнатам, каждая из которых, казалось, скрывала какой-то ужас, который вот-вот покажется. Он вспомнил, на что это было похоже: точно так же было в доме сейчас. Он непроизвольно продолжил ход воспоминания. Тогда сосед, который должен был приглядывать за ним, зашел проведать его, но Слэйд молился, чтобы этого не случилось сейчас, чтобы никто не избавлял его от одиночества. Уж точно его дом не был местом, где себя почувствовали бы дома они.
«Не бойтесь», — советовал голос по телефону… но Слэйд боялся. Ночь не может длиться вечно, отчаянно убеждал он себя, вжимаясь в дверь. Солнце встанет, железные балки втянутся, ворота откроются, а если и нет, он все равно сможет найти какой-нибудь выход. Но ему казалось, что идти некуда: он не мог вспомнить лиц сослуживцев, название лондонской фирмы, даже название улицы, на которой он жил. Ему и не надо было их вспоминать, лишь бы бодрствовать до рассвета. Наверняка город слишком занят, чтобы навестить его дом, если только его страх не был причиной движения, которое он слышал на улице. Звучало оно как шевеление безмолвной толпы, которая едва способна ходить, но беспрестанно пытается. Они не могут быстро передвигаться, было его последней мольбой, им придется остановиться, когда встанет солнце… но еще более ясным было воспоминание о том, какой бесконечной бывает ночь.
