Илья Дешпис - Последний маршрут
Не заметил ли нас водитель?
Хоть водитель и был сосредоточен только на скользкой дороге и думал о луже крови с трупом позади него, мы не упускали возможности, что в любой момент он может посмотреть в зеркало заднего вида. Но он не смотрел. В салоне всё так же царило молчание. Правая и левая дверцы были закреплены друг с другом ремнём безопасности. Небольшая пластиковая коробочка с затворяющим механизмом внутри повисла на крепёжном ремне. Я нажал на кнопку с надписью PRESS, ремень расстегнулся с тихим щелчком, и я уже готов был потянуть ручку дверцы, когда машина вдруг подскочила на кочке и пластиковая коробочка подлетела в воздух, на секунду задержалась в воздухе, и вернулась в первоначальное положение, с треском ударившись о дверцу.
Вот сейчас он должен посмотреть.
Это было довольно громко и сердце моё замерло в ожидании самого худшего. Мы втроём уставились в зеркало заднего вида, опасаясь заметить подозревающий взгляд водителя. Я уже видел, с каким удивлением он оборачивается, замечает наше настороженное молчание, и видит расстёгнутый ремень безопасности на двойной двери своего автомобиля. Он всё понял. Понял, что мы хотим спастись таким образом. И тогда он берёт в левую руку пистолет, так же целится через плечо, как несколько минут (часов? дней?) назад, когда целился в разъярённого ботаника. Три выстрела, разделённые между собой где-то тремя секундами. Каждый из выстрелов достигает своей цели… А, какого чёрта, подумал я, он пристрелит ВСЕХ нас? Не та у него цель. Он застрелит только одного, скорее всего девушку, так как в неё будет легче прицелиться с его места. Только припугнуть, не более.
Я тряхнул головой, чтобы отбросить остатки мрачных мыслей. Водителю не было дела до нас, он был слишком занят: всё его внимание сосредоточилось на машине и скользкой дороге, и на трупе, что лежал позади него – без головы и в луже крови.
Выждав ещё некоторое время и восстановив дух, я осмелился потянуть ручку на себя. Дверь не поддалась. Это был крах. В моих планах не было прямо сейчас распахнуть дверь и выпрыгнуть наружу, но мне нужно было знать, что в подходящий момент я смогу это сделать. Руки опустились, будто свинцом налитые. Я смотрел на дверь, точно на друга, предавшего меня в тот час, когда я особенно в нём нуждался. Так оно и было.
Нет. Нет… Что-то не так. Она ДОЛЖНА быть открыта!
Я искал глазами причину, почему она может быть заперта и нашёл. Я чуть не ударил кулаком по двери от досады и собственной глупости. Засов опущен! Грязный маленький подлец запер мне путь к спасению! Поддев его двумя пальцами, я аккуратно поднял его и, даже не убедившись, что водитель на нас не смотрит, снова потянул ручку. Замок щёлкнул. Для меня это было известием о победе, или, скажем, праздничным хлопком петарды, кричащей «пора радоваться!». Немного подтолкнул дверь, и… она не сдвинулась с места ни на миллиметр. По телу побежала дрожь, но не от страха. Дрожь вызвали гнев и отчаяние. На сей раз мне пришлось приложить все усилия, чтобы не ударить проклятую дверцу.
Я опустился в своём кресле и закрыл лицо руками, обдумывая, что здесь может быть не так. И вдруг в голову пришла самая дикая мысль, которая всё объясняла. Я подковырнул ногтём резиновую прокладку между дверями, и она открыла передо мной неровный металлический шов. Из тёмного тумана моего воображения выплыло лицо водителя. Он ухмылялся, он прекрасно знал, что мы тут делаем и, наконец, он прекрасно слышал стук пластиковой коробочки по металлу. Но ведь он позаботился обо всём заранее, и ему не о чем было беспокоиться, его жертвы находятся в клетке под очень большим замком и ни куда не денутся. О, да. Если этот парень безумец, ему сейчас очень смешно.
Но я никак не хотел сдаваться. Я не был тем зверем, который оказавшись в неволе, начнёт потихоньку умирать сидя в углу. Я не сдамся до тех пор, пока сама смерть не положит свою костлявую руку мне на плечо и не потянет меня в бездну.
Последним путём к спасению, который я видел, могло быть окно с надписью «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД. СОРВИТЕ РЕЗИНОВУЮ ПРОКЛАДКУ И ВЫДАВИТЕ СТЕКЛО». Но с ним не так всё просто. Если даже оно и осталось нетронутым чокнутым водителем, то велика вероятность получить пулю при выполнении несложных операций, начертанных заглавными белыми буквами на красном фоне. Или, например, при падении переломать себе все кости, ведь выпрыгнуть в таком неудобном положении безопасно никак не получится. Мне даже представился мой обезображенный труп, распростёршийся на дороге в бесконечном снежном пространстве. Руки и ноги неестественно вывернуты, из головы на лицо медленно стекает струйка крови. С неба падают беззаботные снежинки, безропотно ложась на мёртвое лицо, омываясь в розовый цвет и покрывая его ледяной коркой, с целью навсегда оставить на лице выражение страданий, боли и страха. Я никогда не обладал бурной фантазией, но почему-то именно эта картинка представилась мне очень явственно, и, невольно, я попятился от своего тела, подальше от снежного пространства и всей этой фантазии вообще.
Иногда я смотрел в окно на быстро бегущую ленту дороги под колёсами. Ужасным было то, что в эту ночь поднялась сильная метель – ещё сильнее, чем была до этого – и теперь пространство было окутано белой рябью настолько плотной, что её можно было спутать с туманом. Я присматривался, щурил глаза, но проглядеть сквозь эту белую завесу не представлялось возможным. Никто не знал хотя бы где мы, а ведь за три с половиной часа – ровно столько прошло времени с того момента, когда мы свернули с дороги – можно было очень далеко уехать. Поворотов мы миновали столько, что и запомнить было невозможно. Да и мало ли просёлочных дорог, не отмеченных на карте?
Девочка проснулась на руках у матери и теперь о чём-то с ней тихо разговаривала. Девушке, после долгих попыток, удалось уснуть.
Ещё час езды и я почувствовал, как машина на очень низкой скорости преодолевает поворот. Должно быть, мы приближаемся к нужному месту, подумал я и машина, проехав ещё несколько метров, остановилась. Мотор заглох, и теперь до ушей доносилось лишь заунывное пение ветра. Ещё через несколько секунд в шум ветра вмешались человеческие голоса. Слышались они отдалённо, будто преодолевая какое-то препятствие, так, что нельзя было разобрать слов. Но они становились всё ближе, и это было подобно приближению огромного шара, который вот-вот нас раздавит – так все мы боялись приближения этих голосов. Со временем они приобретали более отчётливое звучание, но так и оставались непонятным набором звуков. Водитель сидел, не двигался, и я заметил, как пристально он смотрит в окно с пассажирской стороны, на тех, кто к нам приближался. Во взгляде этом прослеживалось глубокое уважение и страх.
