Игорь Середенко - Исповедь
— Открой-ка мне «Пятикнижие Моисея. Левит. Глава девятая, строфа седьмая», и прочитай этим грешным душам и погрязшим в грехах. Они будут очень внимательно тебя слушать. Правда?! — обратился я к заложникам.
Священник быстро отыскал нужные слова, и это меня успокоило (полицейский бы не справился с таким легким для священника делом), и зачитал тонным, слегка встревоженным голосом.
— «И сказал Моисей Аарону: приступи к жертвеннику и соверши жертву твою о грехе и всесожжение твое, и очисти себя и народ, и сделай приношение от народа, и очисти их, как повелел Господь».
Закончив, священник поднял голову и пристально посмотрел на меня безумными глазами, пытаясь найти смысл того, что я этим хотел сказать. Я обнял его за плечи и взял библию в руки. Обратившись к заложникам и повернувшись к ним, высоко подняв библию, я произнес поучительным голосом:
— Вот видите. Мы должны все покаяться, дабы искупить все наши грехи, и господь услышит нас, наши молитвы, и обернется к нам и простит нам наши прегрешения, и очистит наши порочные души от мутных мыслей.
Я в спешке соорудил из офисных столов что-то вроде кафедры для священника и усадил туда его, вручив его библию.
— Теперь мы все будем молиться, дабы наши грехи нам простили. И если господь их услышит и простит, то мы все выйдем отсюда, все до единого целыми и невредимыми, а если нет… — я обернулся к заложникам и сурово посмотрел на их боязливые и обезумевшие лица, готовые выполнить любое мое приказание. — Ну, что ж, вижу, что вы не возражаете, — последнее слово я произнес с ненавистью. — Читайте падре, и да услышит нас господь.
— А, что читать сын мой? — тихо с неуверенностью произнес священник.
— Там же. Глава пятая, стих первый, — медленно понижая голос, произнес я. И священник, как подобает усердно и монотонно начал читать в указанном мной месте.
— «Если кто согрешит тем, что слышал голос проклятия и был свидетелем, или знал, но не объявил, то он понесет на себе грех…
Или если прикоснется к нечистоте человеческой, какая бы то ни была нечистота, от которой оскверняются, и он не знал того, но после узнал, то он виновен…
Если он виновен, в чем-нибудь из них, и исповедается, в чем он согрешил, то пусть принесет Господу за грех свой, которым он согрешил, жертву повинности из мелкого скота, …за грех, и очистит его священник от греха его…
…пусть принесет и священник представит прежде ту, которая за грех, и надломит голову ее от шеи ее, но не отделит;
и покропит кровью сей жертвы за грех на стену жертвенника, а остальную кровь выцедит к подножию жертвенника: это та жертва за грех; …
…и так очистит его священник от греха его, которым он согрешил, и прощено будет ему».
Здесь, на этих словах я остановил чтение священника жестом руки и обернулся к заложникам со словами:
— Ну что, братья, вы согласны снять все наши грехи и в скорбных молитвах обратится к богу?
На мое удивление практически все заложники согласились, а кто не смог произнести согласие вслух по причине травмы, безропотно кивнули головами.
— Вот и чудно. Разве это уже не чудо, что вместе согласны. Тогда братья помолимся во искупление наших грехов.
После прочтения очередной молитвы выбранной священником, я вновь обратил на себя общее внимание аудитории.
— Грехи братья, как я простил вам ваши? — я обернулся вновь лицом к заложникам, и видит бог, что на моих глазах, не сойти мне с этого места, лились потоком слезы и катились они по щекам, словно водопад опускающийся сверху на грешную землю, окропляя ее своими чистыми соленными потоками. Это были настоящие слезы о всепрощении и милости господней, которую великодушно он нам даровал. — Он будет к нам благосклонен. Не он ли нас сотворил, и к нему мы уповаем в молитвах. Так вы все присутствующие согласны простить мне мои грехи?
Я вновь услышал в унисон хоровое пение сладких слов согласия. Эта музыка была мне приятна и радостна более всего.
— А теперь отче, что бы господь услышал мои молитвы и простил мне прегрешения, зачитай-ка «Первую книгу Ездры. Глава десятая». И да простит господь нас и услышит наши молитвы.
Священник быстро пролистал страницы книги, и найдя указанную страницу, продолжил монотонное чтение. Я же отдалился от него к другим братьям, отойдя от кафедры, дабы услышать то, что они слышат, и будут слушать вместе со мной. И вновь монотонный и сухой голос священника нарушил тишину, вливаясь в просторы помещения банка.
— «Когда так молился Ездра и исповедовался, плача и повергаясь пред домом Божиим, стеклось к нему весьма большое собрание… мужчин и женщин… и отвечал Шехания… мы сделали преступление пред Богом нашим, что взяли себе жен иноплеменных из народов земли, но есть еще надежда… заключим теперь завет с Богом нашим, что по совету господина моего и благоговеющих пред заповедями Бога нашего, мы отпустим от себя всех жен и детей, рожденных ими, — и да будет по закону»!
Прочитав эти строки, священник тяжелой рукой вытер пот со лба и сделал глубокий вдох словно ему не хватало воздуха.
— Вот видите, — обратился я к заложникам, — теперь, если вы молились искренне, вы очистили свои грешные души, и я вместе с вами.
Тут ко мне подошел один из заложников, какой-то молодой парень в очках и низким голосом проговорил:
— Если вы нас в чем-то обвиняете, то… мы можем решить вашу материальную проблему…
— Заткнись, — остановил я его, — не искушай меня.
Я поднял пистолет, и парень немедленно отошел к стене и сел на пол. Я подошел к кафедре у которой находился священник. Он выглядел не лучшим образом и постоянно поглаживал горло, словно хотел пить.
— Преподобный я лишь хочу помолиться с вами, дабы бог услышал и мои молитвы. Ведь я уже прощен господом?! — я обернулся к заложникам, — Я прощен?! — в ответ они все хором утвердительно ответили.
— Стало быть, дело за малым, — произнес я и положил пистолет на стол. — Теперь это нам не нужно. Я только помолюсь, братья мои, и тогда отпущу вас всех.
Я снял в доказательство своих слов с себя куртку вместе с бомбой и аккуратно положил это на стол, сам же прошел к кафедре, мной сооруженной, и сел на колени напротив священника.
Когда я рассказывал ему о себе, о детстве, юности, тяжелой и капризной доле своей, то священник внимательно слушал каждое мое слово. Я говорил тихо, так что бы мою исповедь слышно было лишь священнику и господу. Однако, не смотря на мою скромную исповедь лицо священника начало постепенно, от слова к слову, меняться. Эти изменения не могли заметить и заключенные, с ужасом смотрящие испуганными лицами на него. Поначалу его глаза расширились, словно он чего-то боится, мышцы лица судорожно задергались, глаза забегали по сторонам, а затем его лицо приняло маску ужаса. Я еще не видел такой страшной искаженной гримасы. Он глядел на меня, слушал и при этом лихорадочно тряслось его тело. Наконец подошел к концу своей исповеди и встал на ноги, отойдя от кафедры. Священник к концу исповеди выглядел так, словно увидел все человеческие муки и страдания не вмещающиеся в мозг человека. Нам всем казалось, что священник побывал в преисподней ада и видел там пытки уготовленные смертным грешным душам самим сатаной.
