Мария Чурсина - Проклятье
Горгулья не знала, зачем говорила всё это. Может, просто накипело. Осенью обычно хуже всего, потому что в воздухе витает безнадёга — лето кончилось, а вместе с ним кончилась практика и её ощущение собственной нужности. На практике она была как тогда, как будто ещё до отставки.
Горгулья вытянула левую ногу, потёрла сведённую судорогой голень через грубую ткань форменных брюк. Пошипела сквозь зубы.
— А Миф… ты же помнишь, ещё летом отправил девчонок на опасный объект. Они обе чуть там не исчезли. Конечно, сказал потом, мол, не знал. Думаешь, правда не знал? — Она усмехнулась. Максим вздрогнул. — Врёт. А теперь убедил одну пойти к нему под руководство и ещё чёрт знает что задумал.
— Зачем ему?
Она возвела глаза под потолок, словно призывая в свидетели всех богов. Напрасно — над ними был только деканат.
— Понятия не имею, но подозреваю, он проводит какие-то эксперименты. Научные интересы, чтоб их. В конце концов, он постоянно врёт, разве ты не чувствуешь? Никогда не верь ему.
Она вернулась в комнату, когда уже стемнело. Бросила сумку у двери, кое-как стянула мокрые кроссовки. К вечеру в осеннем небе зародился дождь и тут же пролился на разгорячённый асфальт. Всю дорогу она шла под деревьями, но всё равно вымокла до нитки.
Сабрина что-то писала, сидя за столом, по привычке подобрав под себя ногу. Не обернулась.
— Маша, может, ты поговоришь с ним? Я не прошу тебя уходить, просто поговори.
— И что я ему скажу? — выдохнула та, продолжая давно начатый разговор. У него не было конца, а было только начало, которое потерялось где-то в летних днях. — Мифодий Кириллович, я ленивая бездарность, я не могу выполнить ваши задания, не мучайте меня, пожалуйста.
Сабрина замолчала, шурша ручкой по бумаге. Подняла голову, чтобы перевернуть страницу в учебнике, и снова склонилась.
— А если прямо в лицо? После летней практики он же сам попросил тебя работать с ним. Значит, что-то увидел? И что теперь, передумал?
Маша подавила в себе желание сесть прямо тут, возле порога. Прошла в комнату, щупая голыми ногами прохладный линолеум пола.
— Я это знаю, он это знает. Он знает, что я знаю, и что я буду молчать, он тоже знает. Да я и не смогу — прямо в лицо.
— Ну, тогда я совсем не знаю, чем тебе помочь.
Маша тяжело опустилась на край кровати и принялась копаться в сумке.
— Не нужно, я уже всё сделала. Перепроверила всё по три раза. Ошибок быть не должно. Осталось только перепечатать это всё, и завтра я опять пойду к Мифу. Он не сможет прицепиться, ему не к чему будет цепляться, понимаешь?
Сабрина негромко фыркнула в ответ. Что уж она хотела сказать этим, непонятно. Размечталась, дорогая, или — ну, как знаешь, не приходи потом жаловаться. Надолго зажмурившись, чтобы дать отдых уставшим глазам, Маша сделала над собой усилие и включила компьютер.
— И я сама напросилась под его руководство. Чего теперь жаловаться.
К Маше на улицах всё время подходили люди. Если бы Сабрина не увидела этого сама, она бы не поверила. Но она видела: подходили, и это были не маразматические старухи, не мужички с сальными взглядами, вовсе нет.
Это были обычные, нормальные люди. Они спрашивали, как пройти, который час и не знает ли она, какую погоду обещали на завтра. А потом на минутку останавливались, чтобы поболтать ни о чём. К ней почему-то постоянно подходили люди…
Молодой философ, явившийся на семинар с пятиминутным опозданием, изрядно нервничал. Его выдавали пальцы — и колпачок ручки, который плясал в них, едва не падая на стол. Его выдавал голос, запинающийся на особенно длинных фразах.
Маша с Сабриной поспорили, за какой партой сидеть. Сабрина выдвинула логичный довод о том, что лучше на второй — так будет удобнее готовиться к следующей паре, на которой Горгулья, конечно, всю душу вытрясет. Маша ответила, что если они сядут за вторую парту, то за первую всё равно не сядет никто, и в чём тогда смысл? Вся группа исподтишка наблюдала, как они расселись по разным партам — вероятно, впервые за три курса. Аудитория осталась наполовину пустой.
Молодой философ сказал дрогнувшим голосом:
— Я уже сказал это остальным группам и теперь скажу вам. Как видите, я не требую обязательного посещения моих занятий. Если вы не хотите, можете не ходить. Я не вижу смысла заставлять вас.
Прыснули на задней парте, вспомнив термин «экзистенция», но не очень вовремя прилепив его к какой-то шутке. Философ глянул вдаль, близоруко сощурившись. Колпачок от ручки заплясал в его руках с удвоенной скоростью.
— Пусть приходят только те, кто посчитает это интересным. Если придёт один человек — буду заниматься с одним. Не придёт никто — дело ваше. Зачёт в любом случае поставлю всем.
Шум, поднявшийся на задних партах, принял интонации небольшого урагана. Идея большинству понравилась. Сабрина, вынувшая было тетрадку с конспектами, спрятала её обратно. Сунула туда же ручку. Готовиться к семинару Горгульи было бы гораздо удобнее в читальном зале.
— Итак. — Он выронил колпачок и мгновение наблюдал, как тот катится по лакированной поверхности стола. — Начнём прямо с этого занятия. Все желающие могут выйти.
Сабрина поднялась и тронула Машу за плечо. Философ сидел, уткнувшись взглядом в стол, как будто принципиально не собирался знать, сколько человек решили уйти с занятия. Маша обернулась, удивлённо приподняв брови. Она-то, по всей видимости, никуда не собиралась.
— Тебя что, философия интересует? — скорее даже удивлённо, чем издевательски выдала Сабрина. Маша не осталась бы на паре просто затем, чтобы показать себя хорошей девочкой. И главное — перед кем? Философа всё равно пригласили из другого института, он ни на кого не пожалуется офицеру-воспитателю, не испортит зачётку.
Та пожала плечами, мол, даже не знаю, как тебе объяснить. Сабрина прикусила губу. Свобода за дверью аудитории казалась такой заманчивой. Её сладость уже ощутили большая часть группы — в молчании, как будто стыдясь ухода, они покидали аудиторию.
Она отступила назад и села, сама не понимая, к чему этот порыв совести. Боялась ли она, что философ обманет и в конце семестра всем ровным рядком выставит незачёт? Вряд ли, не дадут ему пустить под откос целую группу, да ещё по непрофильному предмету. Тогда что, всерьёз заинтересовалась житием Платона?
Сабрина шлёпнула на парту тетрадь с конспектами. Подходящий компромисс, чего уж там. Философ наконец-то поднял голову и даже улыбнулся, обведя взглядом аудиторию. Пять человек — не самый плохой вариант.
За третьей партой правого ряда сидела Ляля, сосредоточенно выдёргивающая нитки из форменной рубашки. Чуть дальше расположились, перешёптываясь, две девушки из второй группы. Все ждали чего-то удивительного. По крайней мере, Сабрина ждала — это точно. Она хотела знать, на что обменяла свою свободу.
