Игорь Колосов - Лилипут
Они въехали в Оруэлл с юга по Фелл-роуд. За рулем сидела мать. Она провезла их через торговый центр, весело щебеча и указывая на сомнительные «достопримечательности» города. Дэнни, еще не убедившийся в том, что ужасов, которых он ожидает, нет, с восхищением смотрел на мать. Он никогда прежде не видел ее такой. Доброй, ласковой и… счастливой. Вот какой он хотел бы видеть всегда свою мать. Почему она так редко, вернее, даже никогда не бывает такой? Дэнни не хотелось думать, что в последние дни она так мягко относится к детям и мужу только потому, что будет жить в доме, о котором давно мечтала, доме, который говорит о прочном финансовом положении семьи. Нет. Конечно нет. Она была такой не поэтому. Дэнни не знал почему. Может, есть какие-то причины, объясняющие, почему она чаще похожа не на мать, а на мачеху, которая вышла замуж за его папу только из-за денег.
Они свернули на Канзас-стрит и очень медленно поехали к новому дому, ожидавшему их. По обеим сторонам дороги их провожали добротные, большей частью двухэтажные дома среднего класса. Дэнни с замиранием сердца ожидал дома № 29. Кроме тревожных мыслей по поводу соседских ребят, существовало еще и простое любопытство. Как-никак здесь ему придется прожить по крайней мере до совершеннолетия. Ну а для девятилетнего мальчика эта дата казалась более далекой, нежели второе пришествие Христа. Следовательно, в доме № 29 ему придется жить едва ли не вечность. Они подъехали к своему новому жилью.
На подъездной дорожке их уже поджидал арендованный грузовик, перевозивший основную массу их добра. Дэнни отчетливо помнил, что дом ему сразу понравился. Уютное крыльцо, пять низких ступенек, окна его спальни (как объяснила мать) выходят на улицу (что позволит любоваться вечером соседскими домами на противоположной стороне). Приятного бежевого цвета с зеленой крышей, невысокая живая изгородь из ровно подстриженного кустарника, ухоженный изумрудный газон перед домом, гараж на две машины, примыкающий к дому, и веранда, опоясывающая дом с северной и западной стороны. В общем, Дэнни, не вдаваясь особо в детали, понял, что дом ему нравится.
Но было еще кое-что. Именно сейчас, идя домой после первого дня школьных занятий, Дэнни вдруг вспомнил, что на какой-то краткий миг, более внезапный, чем когда молния вдруг освещает вам пространство, отчетливо вырезая из тьмы мельчайшие детали предметов, буквально на доли секунды он попал вдруг в плотный саван страха, облепивший его, словно тесто. Но это прошло так быстро, так молниеносно, что мальчику показалось, будто этого и вовсе не было. Стоял обычный солнечный (правда, жарковатый) денек конца лета в Новой Англии, и ничто не нарушало общего приподнятого настроения. Откуда же мог взяться этот молниеносный страх? Тогда Дэнни решил, что, наверное, он неосознанно представил себе, как Джонни не меньше недели будет сидеть дома (друзей еще нет, да и в доме надо пообвыкнуть) и не даст ему житья. Теперь, однако, Дэнни уже так не думал. Как бы то ни было, в тот день, 25 августа, он забыл о непонятном обострении чувств очень быстро. Впереди ждало много нового и интересного.
Когда под вечер родители немного разобрались с обстановкой, сыновей отпустили ненадолго подышать свежим воздухом. Джонни, вопреки предположениям младшего брата, не стал шляться вокруг дома, справедливо решив, что собственная вотчина никуда не денется. Словно самодовольный, всеми ласкаемый кот, щуря свои и без того маленькие глазки, он пошел вдоль улицы, рассматривая дома соседей. Дэнни вздохнул полной грудью и вышел к дороге. Тут-то он и встретился с Сиднеем Абинери.
Пунцовое солнце, приближаясь к линии горизонта, разбрасывало кровавые пятна по западной части неба. Остановившись у почтового ящика в виде маленького забавного человечка, героя какого-то мультфильма, Дэнни смотрел на небо. Ему нравилось широко раскрытыми глазами любоваться солнцем, когда на него не больно смотреть. Ему казалось, что дневной путь солнца в чем-то схож с человеческой жизнью. Когда оно встает утром, то выглядит словно новорожденный младенец, неспособный причинить окружающим ни капли вреда. Затем, подымаясь все выше, солнце, как и повзрослевший человек, совершающий много грехов и так или иначе отбирающий у кого-то место под солнцем, жизненное пространство, причиняет боль глазам. К вечеру солнце похоже на старика, который уже не претендует на чужой кусок. Только вот солнце, как отметил про себя Дэнни, на следующий день восходит снова, человек же умирает навсегда, а это существенная разница. Дэнни поежился. Сейчас ему девять, предположим, что он доживет до семидесяти пяти. Остается шестьдесят шесть лет. И хотя они казались шестью тысячелетиями, все равно и они когда-нибудь закончатся. Что же будет после? Это было выше его понимания. Он вспомнил отца, мать, других взрослых людей, которых знал. Им всем оставалось гораздо меньше до этой черты, скрытой во мраке. Однако их, казалось, это вовсе не беспокоило. Они вели себя так, будто этого никогда не произойдет. Может, они лишь делают вид? Кто знает? Во всяком случае, лучше выбросить это из головы. Если он будет постоянно думать об этом, то к возрасту папы точно сойдет с ума.
Дэнни перестал любоваться солнцем, сила которого таяла с каждой секундой, как тают силы немощного старика, и спустился на землю, заметив при этом, что на ней произошли кое-какие изменения. До этого поблизости никого не было. Люди сновали где-то вдалеке. Кое-где у соседей уже зажгли свет, но уличные фонари пока не ожили. По тротуару к Дэнни приближался какой-то мальчишка, причем он был уже совсем недалеко. Мальчишка шел медленно, словно пожилая располневшая мадам, прогуливающаяся по парку. Он не выказывал враждебных намерений, но Дэнни насторожился, внутренне приготовившись дать деру. Чужак был выше его ростом, и уже это было серьезно. Дэнни не сразу заметил, что он в очках, но даже и это не играло роли. Мальчишка был на своей территории, а он, Дэнни, здесь пока еще никто. Парень был в кедах, в отрезанных по колени старых джинсах и в подозрительно чистой белой майке. Именно чистота этой майки придала Дэнни уверенности в том, что на него не набросятся, чтобы как следует отлупить. Чистая майка, казалось, оповещала окружающих о том, что ее владелец не драчун какой-то, не наказание для своей мамы, а спокойный, даже интеллигентный ребенок. Лишь позже Дэнни узнал, что его тогда еще будущего друга заставили вымыться под душем и надеть чистую одежду после того, как он явился ранним вечером из похода на загородную свалку такой чумазый, словно прополз на брюхе по всей Канзас-стрит. Потому-то он и оказался в такой чистой майке возле дома, теперь принадлежавшего Шилдсам. На самом деле Сидней Абинери ничем не отличался от остальных детей мужского пола его возраста в том, что касалось чистоты одежды, когда лето заставляет мальчишек думать совсем о других вещах.
