Анастасия Чеховская - Странности
Тухлый Лелик все плавал в своем формалине на потеху Антипу, которого всегда смешили обмороки студенток-практиканток. В его тайной резиденции — глухом заброшенном подвале — копились гладкие белые черепа: головы жертв Антип отбирал по праву хозяина. Его псы, уже пять поколений не знавшие разболтанной бродячей жизни, отличались умом и неестественной даже для собак организованностью. Императорские щенки, знавшие вкус грешной человеческой крови, производили на свет странное потомство — крупных молчаливых кобелей с ярко-желтыми глазами и повадками вожаков. Они с рождения знали, что должны подчиняться одному только человеку со странным — соленым и холодным запахом, который был им почему-то милее и ближе, чем самые аппетитные ветра, прилетавшие с мясокомбината.
Желтоглазые чувствовали, что их связь с Антипом прочнее и ближе, чем у других собак. Часть из них становилась его телохранителями, часть, не теряя связи с хозяином, уходила в пастухи кареглазого собачьего народца — веселого и простодушного.
Стая росла, превращаясь в отдельные кланы. И желтоглазые вожаки, встречаясь с Антипом днем на улице, обменивались с повелителем быстрыми понимающими взглядами. Ему нравились эти взгляды, они были осмысленны настолько, что вызывали холодок в позвоночнике. Он начинал догадываться, что его собаки давно уже стали государством — единым организмом, в котором ему, Антипу, отведена роль головы. Был доволен такой ролью и совсем не задумывался о том, какое место он — молчаливый патологоанатом с шапкой жестких курчавых волос — занимает среди себе подобных. Он словно был выключен из жизни нормальных людей. Не любил политику и спорт, не гонялся за женщинами и деньгами, ел, что попало, одевался в те вещи, которые покупала ему мать. Те ночи, которые Антип проводил в доме, были мучительны, и он стонал, бормотал и скрежетал во сне зубами, когда над его подушкой вставал столбом поток лунного света.
Луна на него действовала странно, маняще, как действует первая весенняя капель на молодого кобеля. Даже сны его были исполнены невыразимой стремительной тоски, которая заставляла его, спящего, вскакивать с кровати, и, забираясь на подоконник, смотреть в бледное светило с откушенным боком.
— Жениться тебе, сыночек, пора, вот что, — как-то утром сказала его мать. — Неровен час крыша съедет, что тогда с папкой делать будем?
Антип согласился, что им с папкой в этом случае будет несладко, но поставил условие: невесту найдет сам и смотрин ему устраивать не надо.
Он решился на странный эксперимент: найти девушку с запахом, похожим на его собственный. Поиски велись, но пока безрезультатно, и Антип всерьез уже подумывал о перспективе жениться на дочке одной из материных подруг. Перспектива не радовала, но Антип не отчаивался и ждал утешительных вестей от желтоглазых вожаков. Те смотрели виновато и сообщали, что ищут невесту для хозяина днем и ночью.
— Ничего, ничего, — бормотал Антип. — Найдется. Можно еще подождать.
Тот год был особенно сытым и удачным для его стаи. Она разрослась так, что Антип с трудом представлял себе ее границы. Желтоглазые давно завоевали власть в других стаях, сгоняя блохастое собачье племя к вокзалу, с которого можно уехать в светлое будущее. Кареглазые были народом, желтоглазые — элитой, отдельной стаей, которой в отсутствие Антипа руководил черный кобель с седой холкой.
Чтобы отвлечься от мыслей об избраннице, Антип в одну из ночей увел «императорскую свору» за город, где объяснил, что государю требуется от своего народа. Нельзя сказать, что он общался с собаками по-человечьи, или подавлял их своей волей, или посыпал дурацкие телепатические сигналы, каких в природе не бывает. Просто он думал с ними на одной волне. То, что видел он, видели и они, словно он и собаки были единым организмом. При желании он мог настроиться на любое из животных, но собаки были ему проще и понятнее. Это была одна из любимейших Антипом странностей, которая, впрочем, как и другие, не поддавалась никакому рациональному разумению.
Через неделю уборщица принесла с собой новую порцию слухов: из города стаями убегают дикие псы, и опять по всему выходит, что Страшный суд уже близко. Антип рассеянно кивнул и попросился на неделю в отпуск.
Он добирался полдня до заброшенного селения, которое помнил еще ребенком. Где-то рядом жила его бабушка — совсем уже дряхлая старушка, в ее деревне была всего одна улица с десятком стариковских домов. Раз в неделю туда приезжал автомагазин из райцентра, а в остальное время деревня была никому не нужна. В соседнее же с ней безымянное сельцо местные жители не ходили. Тут было хорошо: пяток раскрытых настежь домишек, речка и непуганая крестьянами лесная дичь — все под боком. Можно было укрыться от дождя и перекусить, собираясь в обратный путь.
Антип оставил машину за околицей и шел по заросшей травой дороге к центру деревни. Там, под облупившимся от кислотных дождей Ильичом было вырыто восемь ям — по числу собачьих кланов. В каждой были сложены крепкие суковатые палки. Три дня ушло у Антипа на то, чтобы пересчитать хворост и установить примерное количество подданных, которые подчинялись ему и желтоглазым. На закате третьего дня он вытащил из ямы последнюю ветку и кинул ее в общую кучу, которая возвышалась посреди деревни огромной дровяной горой. Чувства переполняли его, хотелось сделать что-то такое…
— Хорошо, — улыбнулся он. — Большой костер будет, — и щелкнул зажигалкой.
Красноватый огонек быстро-быстро нырнул вглубь горы, выпустил струю горького белого дыма и неожиданно взорвался высоким веселым костерком. Антип заворожено стоял рядом не в силах оторваться взглядом от огня, который становился все больше и больше, посылая в звездное небо горячее человеческое тепло и салют из желто-красных искр. Он смотрел на искры, пока жар не заставил отойти его дальше, потом еще дальше, а потом и вовсе пойти к машине — старенькому отцовскому москвичу.
Спускаясь по тропинке, Антип думал, что не зря называл себя императором. Количество его подданных почти не уступало населению древних государств и составляло двенадцать тысяч пятьсот семьдесят пять голов, не считая ощенившихся сук, слепых новорожденных кутят и немощных стариков, которым не под силу было проделать дальний путь и бросить сухую ветвь в вырытую императорской гвардией яму.
«Это не стая, это народ», — довольно подумал Антип.
Заводя машину, он решил, что неплохо бы иметь свой герб и знамя — широкий стяг с темно-красным пауком на фоне белой молодой луны.
Часть вторая
— А еще говорят, что не ангел это вовсе, а мутант окаянный, американцами к нам засланный. Глаза у него светятся, и рук у него числом восемь, как у паука, а изо рта нитка липкая тянется, и всех нас, милая, обвивает, а как порвется та нитка, так нам всем и конец придет.
