Ирина Лобусова - Чёрная метка
И с раздражением выбросив из головы ее странный взгляд (что еще возьмешь в этой дуры), он вышел в коридор, с тревогой думая о том, что ему сейчас предстоит.
4
В комнате было очень душно, а опущенные тяжелые шторы еще усиливали ощущение мрака. В комнате было так темно, что он не сразу заметил фигуру, неподвижно сидевшую в кресле у стены.
В самый первый момент ему показалось, что старик задремал. Его узловатые руки были неподвижно сложены на коленях, а во всей фигуре было столько умиротворения и покоя, сколько не было никогда. Несколько секунд он со страхом смотрел на застывшего старика (а вдруг не спит? Вдруг…), но очень скоро разглядел, как вздымалась под халатом его щуплая грудь. Старик был жив. Он спал.
Спал? Никогда прежде он не видел старика в таком состоянии. Он привык к его лихорадочной подвижности – в чем-то сродни ему самому. Глаза, горящие ослепительным блеском, постоянно жестикулирующие руки, невозможность усидеть на одном месте, вечная увлеченность всевозможными проектами – все это отчетливо отложилось в его памяти, а сейчас… Сейчас перед ним, в темной комнате, словно был совсем другой человек. К тому же (он вдруг вспомнил это четко и ясно), старик не носи дома халат! Он никогда не видел его таким. Именно тогда в сердце его, леденяще, скользкой змеей вполз страх.
Он резко шагнул к окну, с треском раздвинул шторы. Одно окно, второе… Знакомую комнату сразу заполнил ослепительный солнечный свет.
Знакомую? Старик не шевельнулся, не сдвинулся с места в продолжение всех этих, довольно громких, манипуляций. Тогда он понял: и в комнате что-то было не так.
Оглядевшись внимательней по сторонам, он понял, что именно. И это открытие еще больше усилило его страх. Он привык к беспорядку, который вечно царил в кабинете старика. На диване всегда беспорядочной кучей были свалены груды какой-то ненужной одежды. Кресло было придвинуто вплотную к стене, и покрыто кучей старых газет. Письменный стол был полностью погребен под кучей всевозможных бумаг, под которыми едва можно было разглядеть старый компьютер. На втором столе высилась такая батарея пробирок, химикатов, всяческой непонятной аппаратуры, что к нему страшно было даже подойти. Такой беспорядок был естественным в этом комнате, он уже к нему привык – так привык, что всегда воспринимал как должное…
Сейчас ничего не было. Неизменными остались лишь высокие стеллажи с книгами, но книги и без того всегда содержались стариком в идеальном порядке. В комнате было убрано, пол чисто вымыт, и беспорядок исчез. Исчез – полностью. Письменный стол имел холодный, «не живой» вид. Пробирки, химикаты, аппаратура – все было строго распределено по местам. Газеты, тряпье, всяческий ненужный хлам полностью исчезли из этой, ставшей совсем не жилой, комнаты. Помещение сразу приобрело безжизненный, казенный вид.
– Да проснешься ты наконец! – громко произнес – в сердцах, и слова его словно тяжело повисли в этой комнате, где все стало его пугать.
– Я не сплю, – голос тоже прозвучал безжизненно – не так, как звучал всегда.
– Что происходит?! Ты можешь мне объяснить, что происходит?
– Не кричи! Я слишком устал.
– От чего устал?
– От тебя. От твоего голоса. От жизни. От всего.
– Так, понятно. Очередная демонстрация?
– Нет. В этот раз – нет.
– Ты болен?
– Что ты хочешь? Говори, с чем пришел, и покончим на этом.
– А халат? Почему – халат?
– Я же сказал, что устал. Разве я не заслужил право ходить в халате?
Слушая странные слова старика, он издал неопределенный горловой звук, похожий на всхлип… Ситуация начинала нравиться ему все меньше и меньше. Но старик делал вид, что ничего не замечает.
– Информация о зверских собачьих боях попала в Интернет, – голос старика по-прежнему не излучал жизни.
– Ну и что? Это только лишняя реклама!
Но затем он понял, что именно сказал старик, и встревожился.
– Какая информация? Что именно попало?
– Можешь спать спокойно. Ничего страшного нет. Ничего такого, о чем ты думаешь.
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – огрызнулся он.
– Считаешь себя непредсказуемым? – старик засмеялся, – да все, что ты думаешь, написано у тебя на лице!
Внезапно он остро ощутил что-то очень плохое. Впрочем, то, что случится плохое, он чувствовал уже давно. Все к тому шло: длительные, тяжелые, заунывные разговоры в каждый его визит, показательные акты неповиновения. Старик всегда обладал тяжелым характером, но в последнее время он стал просто невыносим – особенно, когда приступы совести стали брать верх над страхом. А в последнее время происходить это стало все чаще и чаще.
Собственно, уже вступив в комнату, подсознательно почувствовал: произошло. Но краем сознания все-таки не хотел в это верить.
Старик, между тем, поднялся с кресла, и уставился на него тяжелым, плохим взглядом. Он сразу понял, что означает такой взгляд. Именно с такими глазами, наверное, бросаются на вражескую амбразуру. И такой взгляд всегда бывает у тех, кому все равно.
– Я знаю, зачем ты пришел, – сказал старик.
– Если знаешь – дай мне то, за чем я пришел, и избавь от своих дурацкий нравоучений.
– Нравоучений больше не будет. Препарата тоже.
– Что?!
– То, что ты слышал. Сегодня ты заберешь последнюю порцию. Здесь меньше, чем я давал тебе всегда. Сегодня последний раз, когда я иду у тебя на поводу. Больше я на тебя не работаю. Точка.
– Ты знаешь, на что идешь, сумасшедший старик?
– Знаю. Но мне все равно. В последнее время я много думал… Больше я не искалечу ничью жизнь. Препарата не будет.
– Препарат изготовит кто-то другой. Не велика проблема!
– Нет. Этого не будет никогда. Все формулы, расчеты, вычисления, весь состав вещества – все это я уничтожил. Я уничтожил даже те заготовки, которые я делал раньше. Больше никто не сможет повторить формулу.
– Ты, вздорный старик… – он чувствовал, что старик его разозлит, но сам не был готов к тому, что испытает такую раскаленную, страшную ярость, – чего тебе не хватало? Я дал вам всё! У вас было всё – у тебя и у нее…
– Мне не хватало совести. Теперь я взял ее – из прошлых запасов.
– Ты знаешь, что я вас убью? Тебя, и ее тоже? Я уничтожу вас обоих! И ты отправишь на смерть свою внучку?
– Раньше это удержало бы меня, но не теперь. Теперь, в новых, изменившихся обстоятельствах смерть для нее – самое лучшее. Ей действительно лучше умереть.
– А что изменилось? Что произошло?
– Ты ничего не знаешь? Тем лучше!
– Послушай, старик, я…
– Ты – монстр. Разве ты не видишь свое отражение в зеркале? Посмотри на свое собственное лицо! Ты чудовище! Мир нужно спасать от тебя, пусть даже ценой наших жизней…
