Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион
Перед ними высилась стена из ржавого железа, расписанная граффити. В некоторых местах зазубренные куски железа отстали, и сквозь образовавшиеся дыры просматривался грязный пустырь, на котором было запарковано несколько фургонов. Судя по всему, это и был конечный пункт их путешествия.
— Вы случайно в уме не повредились? — сказал он, наклоняясь вперед, чтобы взять Чэнта за плечо. — Здесь небезопасно.
— Я обещал вам лучшего убийцу во всей Англии, мистер Эстабрук, и он здесь. Верьте мне, он здесь.
Эстабрук зарычал от ярости и разочарования. Он ожидал укрытого от посторонних глаз места — зашторенные окна, запертые двери, — но никак не цыганского табора. Слишком людно, а значит, слишком рискованно. Не будет ли это торжеством иронии — быть убитым на тайной встрече с убийцей? Он откинулся назад на скрипящую кожу сиденья и сказал:
— Вы меня подвели.
— Я обещал вам, что этот человек — исключительный мастер своего дела, — сказал Чэнт. — Никто в Европе не сравнится с ним. Я работал с ним раньше…
— Не могли бы вы назвать имена жертв?
Чэнт обернулся, чтобы посмотреть на хозяина, и голосом, в котором слышались нравоучительные нотки, сказал:
— Я не посягаю на вашу личную жизнь, мистер Эстабрук. Так, прошу вас, не посягайте на мою.
Эстабрук недовольно заворчал.
— Может быть, вы предпочитаете вернуться в Челси? — продолжил Чэнт. — Я могу найти вам кого-нибудь другого. Возможно, похуже, зато в более благопристойном месте.
Сарказм Чэнта оказал действие на Эстабрука, к тому же он не мог не признать, что вряд ли стоило затевать подобную игру, если хочешь остаться незапятнанным.
— Нет, нет, — сказал он. — Раз уж мы здесь, я с ним встречусь. Как его зовут?
— Мне он известен как Пай, — сказал Чэнт.
— Пай? А дальше как?
— Просто Пай, и все.
Чэнт вышел из машины и открыл дверь Эстабруку. Внутрь ворвался ледяной ветер, принеся с собой несколько хлопьев мокрого снега. Зима в этом году была суровой. Подняв воротник и засунув руки в пропахшие мятой глубокие карманы, Эстабрук последовал за проводником в ближайшую дыру в ржавой стене. Пахнуло горелым от почти уже потухшего костра, разведенного между фургонами. Также чувствовался запах прогорклого жира.
— Держитесь поближе ко мне, — посоветовал Чэнт. — Идите быстро и не оглядывайтесь по сторонам. Тут не любят непрошеных гостей.
— А что этот ваш человек здесь делает? — спросил Эстабрук — Он что, в бегах?
— Вы сказали, что вам нужен человек, которого невозможно выследить. Невидимка, так вы сказали. Пай именно тот человек, который вам нужен. Он не занесен ни в какие списки. Ни полиции, ни службы общественной безопасности. Даже факт его рождения не зарегистрирован.
— По-моему, такое невозможно.
— Невозможное — мой конек, — ответил Чэнт.
До этого обмена репликами Эстабрук не обращал внимания на свирепое выражение в глазах Чэнта, но теперь оно смутило его и заставило опустить взгляд. Разумеется, это чистой воды обман. Интересно, как возможно дожить до зрелого возраста и ни разу не попасть ни в один документ? Мысль о встрече с человеком, считающимся невидимкой, взволновала Эстабрука. Он кивнул Чэнту, и они продолжили путь по плохо освещенной и замусоренной площадке.
Повсюду были груды мусора: остовы проржавевших машин, горы гниющих отбросов, вонь которых не мог смягчить даже холод, бесчисленные кострища. Появление чужаков привлекло некоторое внимание. Привязанная собака, в крови которой смешалось, пожалуй, больше пород, чем было шерстинок у нее на спине, бешено залаяла на них. В нескольких фургонах подошедшие к окнам темные фигуры опустили шторы. Сидевшие у костра две девочки, совсем недавно перешагнувшие рубеж детства, с такими длинными и светлыми волосами, словно их крестили в золотой купели (странно было встретить такую красоту в таком месте), вскочили на ноги. Одна из них тут же убежала, словно для того чтобы предупредить взрослых, а другая посмотрела на чужаков с полуангельской-полуидиотской улыбкой.
— Не смотрите, — напомнил Чэнт, быстро проходя дальше, но Эстабрук не смог оторвать взгляд.
Дверь одного из фургонов открылась, и оттуда в сопровождении светловолосой девочки появился альбинос с жуткими белыми патлами. Увидев незнакомцев, он испустил крик и двинулся к ним. Еще две двери распахнулись, и новые люди вышли из своих фургонов, но Эстабрук не успел разглядеть их и установить, вооружены ли они, поскольку Чэнт снова сказал:
— Идите вперед и не оглядывайтесь. Мы направляемся к фургону с нарисованным на нем солнцем. Видите его?
— Вижу.
Надо было пройти еще ярдов двадцать. Альбинос извергал из себя поток слов, хотя и не слишком связных, но со всей очевидностью направленных на то, чтобы задержать их. Эстабрук скосил взгляд на Чэнта, взгляд которого застыл на цели их путешествия, а зубы были плотно сжаты. Звук шагов у них за спиной стал громче. В любую секунду их могли стукнуть по голове или пырнуть ножом.
— Не дойдем, — сказал Эстабрук.
За десять ярдов до цели (альбинос дышал им в затылок) дверь фургона открылась, и оттуда выглянула женщина в халате, с грудным ребенком на руках. Она была маленького роста и выглядела такой хрупкой, что было удивительно, как это ей удается удерживать ребенка, который, почувствовав холод, немедленно завопил. Пронзительность его плача побудила их преследователей к действию. Альбинос мертвой хваткой вцепился Эстабруку в плечо. Чэнт — трусливая скотина! — ни на мгновение не замедлив свой шаг, продолжал быстро идти к фургону, в то время как альбинос развернул Эстабрука к себе. Изъеденные оспой и покрытые струпьями лица, которые увидел Эстабрук, были сущим кошмаром. Пока альбинос держал его, другой человек, со сверкающими во рту золотыми коронками, шагнул к Эстабруку, распахнул его пальто и опустошил карманы с быстротой заправского фокусника. И дело было не только в профессионализме. Они старались успеть, пока их не остановят. В тот момент, когда рука вора выудила из кармана Эстабрука бумажник, голос, раздавшийся из фургона за его спиной, произнес:
— Отпустите его. Он настоящий.
Что бы ни значило последнее слово, приказ был немедленно выполнен, но к тому времени вор уже успел вытрясти содержимое бумажника в свой карман и шагнул назад с поднятыми руками, показывая, что в них ничего нет. И несмотря на то что говоривший (вполне возможно, это и был Пай) взял гостя под свое покровительство, едва ли благоразумно было пытаться вернуть деньги назад. После того как Эстабрук вырвался из рук воров, и поступь и бумажник его стали легче; но уже сам факт освобождения доставил ему несказанную радость.
