Артем Тихомиров - Запруда
Он идет уже минут сорок, уставший и почти отчаявшийся. Ему, городскому жителю, невероятно трудно осознавать свою беспомощность. Если он и двигается до сих пор, так только потому, что его гонит все возрастающий страх.
Несколько раз Царев останавливается и кричит, зовя на помощь. Надежда слаба, но он надеется, что где-то в пределах слышимости все-таки окажется местный житель.
Крики не помогают.
Через какое-то время ручей ускоряет свой бег – местность понижается. Вода весело журчит и перекатывается через маленькие порожки, но Царев испытывает к ней только отвращение. Он ненавидит и этот ручей, и этот лес. Трижды Царев из-за слабости в ногах споткнулся и упал. Теперь его джинсы и куртка спереди вымазаны грязью, к ним прилипли листья и скатанные волокна паутины. Царев не смотрит на это, его толкает вперед страх.
Лес становится реже, а склон круче. Царева несет, он почти ничего не видит перед собой. Он готов заплакать, но его отвлекает от этой позорной мысли какой-то предмет, об который он чуть не зацепился ногой.
Царев смотрит на деревянную табличку, вбитую в берег ручья. Она клонится вбок, словно от усталости. На ней что-то написано, и чтобы это прочесть, надо присесть на корточки. Царев садится и видит, что табличка состоит из узкого обрезка доски и прямоугольного куска фанеры, которая держится на одном гвозде. На фанерке полустершаяся надпись корявыми, наверное, детскими буквами, еле различимая. Царев выдергивает табличку из земли и подносит к глазам. Ему кажется, что это послание о том, как ему выбраться из леса и спастись. Но буквы говорят о другом.
Царев читает надпись три раза.
«Дальше не хадите. Нельзя! Все уходите в сторону!»
Цареву кажется, что это какая-то глупости, нелепое издевательство, автором которого были, вероятно, местные дети. Да еще с ошибкой написано. Царев улыбнулся. Не ошибке в слове «хадите», а мысли, что, оказывается, он идет в верном направлении. Теперь нечего бояться. Где-то поблизости должна быть тропинка, которая выведет его к поселку.
Значит, проблема решена.
Он бросает табличку на землю. От нее остается в земле неглубокая прямоугольная дырка. В ней копошится успевший свалиться туда жук с блестящим панцирем.
Теперь расправить плечи – и вперед, позабыв о страхе и тревоге.
Еще полсотни метров промелькнули, словно два шага. Царев не замечает ничего вокруг – воодушевление заполняет его без остатка. Впрочем, ненадолго.
«Что я скажу Лошкареву? Придется врать, что-то придумывать, изворачиваться…»
Цареву становится противно от этой мысли. Если быть откровенным, придется признать свою ошибку. Он свернул с дороги. Он заблудился – и ничего, если разобраться, тут смешного не было.
«Ни в коем случае не говорить!»
Хорошо, он не расскажет приятелю об этом инциденте. Со своей склонностью подкалывать Лошкарев может найти здесь почву для разных шуточек. Царев не любит зубоскальства. Это свойство в давнем друге его всегда несколько раздражало, а иной раз и отталкивало. Правда, придется объяснить, где это он так вывозился, где насобирал столько паутины и репьев. С другой стороны, его никто не обязывал давать отчеты. Он всего лишь проводит у друга субботу и воскресенье, а не находится у него под присмотром.
Царев дает себе обещание быть сдержанным. А что ответить на конкретно поставленный вопрос, он найдет.
Вверх по пригорку. Почва слегка влажная. Ручей течет слева от него, огибая препятствие, и сворачивает направо.
Царев останавливается и видит запруду. Ручей втекает в нее, и его поток исчезает в массе воды, запертой в стенах, изготовленных из камней. Запруда в большем своем диаметре достигала, по прикидкам Царева, метров пятнадцать, а в меньшем – пять-семь.
«Что это такое?»
Вокруг запруды росли молодые деревца, в основном, березы с тонкой белой, еще не загрубевшей корой. Когда-то здесь было открытое место, проплешина, через которую бежал ручей, и кто-то воспользовался этим, чтобы построить запруду. «Конечно, это сделали дети. Мы в детстве тоже строили такие же, – думает Царев, – только поменьше».
Он стоял на пригорке, между двумя березами, и оглядывал это странное место. Из запруды имелся выход. Ее строители оставили на противоположной стороне отверстие, чтобы излишки воды могли вытекать и не переливались через край стены. Теперь Царев слышал журчание выходящей из дренажа воды, хотя, приближаясь, почему-то ничего такого не уловил.
Он спускается с пригорка к самой запруде и тут же видит еще одну табличку. Она похожа на первую, только больше, и буквы на ней намалеваны краской. Царев прочитал.
«Уходите нимедленно! Здесь быть нельзя!»
Надо полагать, еще одна шуточка. Это что, чья-то личная территория? Частная собственность? Быть того не может! «Нимедленно». Царев рассмеялся. Научились бы сначала писать. Ясно, что это дело рук детей. Построили запруду, потратили много сил и времени, и решили обезопасить ее таким вот образом. В конце концов, не выставлять же им здесь круглосуточную охрану.
Царев прикоснулся к каменной кладке. Кому-то не лень было тащить сюда здоровенные булыжники и цемент, чтобы скреплять их между собой. Но если хочешь построить ограду, которая просуществует долго и не разрушится от воздействия воды, надо постараться. Вероятно, все-таки в постройке участвовали и взрослые. Цемента потребовалось не так уж и мало, не говоря уже об умении.
Запруда выглядела внушительно. Царев прикинул, как давно ее могли построить и сколько стояли воткнутые в землю предупреждающие таблички. Деревяшки не были тронутые гниением, только потемнели, а на первом куске фанеры маркер стерся только наполовину. Может быть, табличкам год или чуть больше. Но сама запруда явно старше. Кое-где на кладке можно увидеть мох. Основание ограды щедро засыпала земля и опавшие с березок листья. Царев решил, что запруде никак не меньше пяти-шести лет. Он наклонился и прикоснулся к воде, прохладной, пахнущей лесной землей и органическими останками.
«Кому же она тут понадобилась?» – подумал Царев, прошагав вдоль ограды. Нигде не протекало. На ум пришла картинка: дети и взрослые строят запруду по заранее составленному проекту. Сначала это просто хорошая свежая идея, шалость, потом она перерастает в нечто большее. Строители работают с воодушевлением, когда видят, что плоды их труда не пропадают зря…
Царев отмахнулся от наглого комара и посмотрел на свое отражение в воде. У него закружилась голова, в висках появилась боль.
Он зажмурился.
«Видимо, слишком устал. Лес выпил из меня все соки».
Он осматривает запруду, отмечая, как разбегаются и рассеиваются его мысли. Он никак не может… вспомнить, почему здесь оказался, как вообще его сюда занесло… Что он собирался делать?
