Стивен Кинг - Полицейский из библиотеки
Это были солидные люди города, большие любители баскетбола в своей школе, они ходили стричься к Джимми; ложась в постель, надевали не пижаму, а боксерские трусы и просторную майку, даже теперь пили пиво из горла, но оставшись хотя бы на один вечер в кафе у Кедровой Стремнины, не позволяли обслуживать себя не по первому классу. Это были мускулы и нервы Джанкшн Сити, а поняв это, понимаешь, почему Сэм не переставал наведываться в клуб по пятницам вечером. Разве не становится понятным, почему Крейг позвонил в такой запарке, узнав, что глупый акробат сломал свою глупую шею? Следует привлечь к себе внимание мускулов и нервов, но не тем, что ты обмишурился. «Они все будут навеселе,» — говорил Крейг, и Нейоми сказала то же; Сэму же пришло в голову, что он никогда не видел, чтобы Элмер Баскин брал что-нибудь крепче кофе. Ни разу. И он, вероятно, не один такой. Некоторые из них могут напиться…, но не все. И напьются, по всей вероятности, те, от которых мало толку.
Воспользуйся данным тебе правом, Сэм, и может быть, поможешь себе. В этом нет ничего невозможного.
Да, нет. Невероятно, конечно, но не невозможно. И в этом было еще что-то, нет, не теневая политика, которую можно сделать или не сделать на собрание спикеров в Ротари Клаб в пятницу вечером, а возможность гордиться отлично выполненной работой. Итак, это было просто дудурацкое выступленьице. Ну и что?
И это была дурацкая библиотечка в маленьком городе. Что важное можно связывать с ней? Вокруг нее даже кусты не растут.
Сэм вновь направился к входу, но он остановился и нахмурил лоб. Как странно, что он подумал об этом; на пустом месте, казалось, появилась интересная мысль. Вокруг библиотеки не растут кусты. Какое это имеет значение? Он не знал…, но он точно знал, что это подействовало на него магически. Несвойственная ему нерешительность улетучилась, и он еще раз направился к входу. Он поднялся по четырем каменным ступеням и помедлил. вокруг не было никого. Он ухватился за ручку двери и подумал: «Бьюсь об заклад, она заперта. Бьюсь об заклад, что библиотека не работает по пятницам после обеда.» В этой мысли было что-то странно успокоительное.
Но старомодная щеколда повернулась, и тяжелая дверь бесшумно качнулась вовнутрь. Сэм вошел в небольшое фойе, наступая на пол, выложенный белыми и черными мраморными прямоугольниками. В центре вестибюля стоял треножник, на котором была прикреплена табличка, состоящая из одного слова, написанного очень большими буквами:
ТИШИНА!
Не: МОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО или: СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ, ПОЖАЛУЙСТА, а лишь одно броское, четкое слово: ТИШИНА!
— Бейся об заклад, — сказал Сэм. Он только пробормотал слова, но здесь была очень хорошая акустика, и его тихое бормотание отозвалось ворчливым эхом, и он съежился. Показалось, что эхо накатилось на него с высокого потолка. В этот момент он почувствовал, будто он снова в четвертом классе и что миссис Глейстез сейчас всыплет ему за то, что он отключился в неподходящий момент. Он огляделся неловко вокруг, полагая, что какая-нибудь недоброжелательная библиотекарша стремительно прибежит из главного зала, чтобы посмотреть, кто это осмелился нарушить тишину.
— Перестань, бога ради. Тебе сорок лет. Четвертый класс, это так давно, дружище.
Но здесь это не казалось далеким. Здесь четвертый класс был почти рядом, только протяни руку и потрогай.
Он прошел по мраморному полу слева от треножника, подсознательно подаваясь вперед, чтобы не стучать каблуками, и вошел в главный зал городской библиотеки Джакшн Сити.
С потолка, который был метров на шесть выше, чем в фойе, свисало несколько стеклянных плафонов, ни в одном из которых не горели лампочки. Свет проникал через два больших верхних угловых люка. Этих люков было бы достаточно в солнечный день, возможно, даже было бы уютно и приятно. Но в ту пятницу было пасмурно и мрачно, и света явно не хватало. В углах притаились хмурые тени.
Сэм Пиблз почувствовал, что сделал что-то не так. У него было такое чувство, будто он не просто вошел в дверь и пересек фойе; он почувствовал, будто он вошел в другой мир, абсолютно не похожий на мир маленького Айова, который он иногда любил, иногда ненавидел, но чаще принимал таким, как есть. Здесь воздух казался тяжелее нормального и, казалось, не проводил света, как нормальный воздух. Тишина давила, как тяжелое одеяло. Холодила, как снег.
В библиотеке никого не было.
По стенам на высоте человеческого роста висели полки с книгами. Подняв голову к верхним люкам, на которых были установлены металлические решетки. Сэм почувствовал, что у него закружилась голова. Мгновенно ему показалось, что его перевернули вниз головой и повесили за ноги над глубокой квадратной пропастью, обрамленной книгами.
Вдоль стен там и тут стояли стремянки на резиновых колесах. На всем замкнутом пространстве от того места, где он стоял, до столика библиотекаря в дальнем конце большой высоченной комнаты было два деревянных островка. Один островок — длинная дубовая стойка для журналов. Каждый журнал в аккуратной пластиковой корочке имел свое место на стойке. Под ними, казалось, прятались странные животные, следящие за этой молчаливой комнатой. Табличка наверху стойки изрекала команду:
КЛАДИТЕ ВСЕ ЖУРНАЛЫ НА МЕСТО!
Налево от стойки для журналов висела полка с абсолютно новенькими книгами художественной литературы. Табличка наверху полки устанавливала семидневный срок пользования ими.
Сэм прошел мимо стойки с журналами и полкой с книгами, выдаваемыми на семь дней, и несмотря на желание двигаться бесшумно, он слышал стук своих каблуков. Он осознавал, что зря не поддался первому импульсу повернуться и уйти назад в контору. Здесь хозяйничали привидения. Хотя на столе библиотекаря стоял включенный маленький аппарат для микрофильмов, накрытый чехлом. никого рядом не было, ни мужчины, ни женщины. На столе была табличка с надписью «А.Лортц», но А.Лортц (или еще кого-нибудь) не было и в помине.
«Видно, сопровождает какого-то дурака и помогает ему отыскать свежий номер библиотечного издания».
У Сэма появилось дикое желание открыть рот и закричать: «Все в порядке, А.Лортц?» Но это желание быстро прошло. Публичная библиотека Джанкшн Сити не годилась для развлечений и острот.
На ум вдруг пришли детские стишки.
Смеха нет больше, веселья нет:
Заседает квакеров квартет.
Зубы покажешь, язык промелькнет,
Штрафом замучат, и фант пропадет.
«Если ты покажешь зубы здесь или промелькнет язык, заставит А.Лортц заплатить штраф?» — подумал Сэм. Он вновь огляделся вокруг и всеми фибрами своей души почувствовал строгое отношение к нарушителям спокойствия и подумал, что мог бы предсказать, как на нарушителя прореагируют.
