Агата Кристи - Лицо Елены
Она умолкла, так и не сумев выразить своих опасений.
— Если вам понадобится моя помощь, — сказал мистер Саттертуэйт, — можете на меня рассчитывать.
Ему показалось, что Чарли Бернсу его предложение пришлось не по вкусу, но Джиллиан, не задумываясь, ответила: «Спасибо».
И, пообещав в следующий четверг зайти к девушке на чай, мистер Саттертуэйт распрощался со своими новыми друзьями.
* * *Когда четверг наступил, мистер Саттертуэйт еще с утра почувствовал легкий трепет от предвкушения приятной встречи. «Я стар, — думал он, — но не настолько, чтобы не трепетать при виде такой красоты. Да, такой красоты…» И он тряхнул головой, отгоняя дурные предчувствия.
Джиллиан оказалась одна: Чарли Берне должен был подойти позже. «Она выглядит счастливее, — подумал мистер Саттертуэйт, — будто камень с души сбросила». Да она и сама в этом призналась.
— Знаете, я так боялась сообщить Филу о нашей помолвке — и совершенно напрасно! Фил оказался гораздо лучше, чем я о нем думала. Он, конечно, был огорчен, услышав новость, но все равно повел себя как настоящий друг. Да, друг! Посмотрите, что он прислал мне сегодня утром! Это к свадьбе. Роскошный подарок, правда?
Да, для молодого человека, находящегося в стесненных обстоятельствах, подарок был действительно роскошный — четырехламповый радиоприемник самого последнего образца.
— Мы оба любим музыку, — объяснила девушка, — и Фил сказал, что теперь, слушая музыкальные передачи, я буду о нем вспоминать. Ну конечно же, буду! Мы ведь так с ним дружили…
— Вы можете гордиться своим другом, — мягко сказал мистер Саттертуэйт. По-моему, он принял удар как настоящий мужчина.
Джиллиан кивнула, и на глаза ее, кажется, навернулись слезы.
— Он кое о чем меня попросил. Сегодня годовщина нашей с ним первой встречи, и он хочет, чтобы я вечером никуда не ходила с Чарли, а просто осталась бы дома и послушала музыку. Я была так тронута — и сказала, что, конечно, останусь и буду думать о нем с любовью и благодарностью.
Мистер Саттертуэйт кивнул, хотя и несколько озадачено. Он редко ошибался в людях — а глядя на Филипа Истни, он ни за что бы не подумал, что тот окажется способным на подобные сантименты. Однако девушку эта просьба отверженного возлюбленного, видимо, ничуть не удивила. Мистер Саттертуэйт почувствовал некоторое разочарование. Он, правда, и сам был отчасти сентиментален, но от остального мира ждал большего прагматизма. К тому же сентиментальность была атрибутом его века, теперь же, по его мнению, время ее прошло.
Он попросил Джиллиан спеть, и она не стала отказываться. Дослушав, он сказал, что у нее прекрасный голос — хотя, честно говоря, ему сразу стало ясно, что голос у нее самый что ни на есть заурядный. Возможно, она и добилась бы каких-нибудь успехов на избранной стезе, но только не благодаря своему голосу.
Мистер Саттертуэйт не особенно жаждал видеть мистера Бернса, а потому вскоре захотел уйти. Тут его внимание привлек кубок на камине, который выделялся среди прочих дешевых безделушек, как бриллиант в мусорной куче.
Это был витой кубок тонкого зеленого стекла на длинной изящной ножке, на самом краешке которого повис как бы огромный мыльный пузырь — радужный переливающийся стеклянный шар.
— Это тоже свадебный подарок от Фила, — заметив интерес гостя, пояснила Джиллиан. — По-моему, очень милая вещица… Он работает на какой-то стеклодувной фабрике.
— Превосходная вещь, — с уважением сказал мистер Саттертуэйт. — Такой работой могли бы гордиться даже муранские стеклодувы.
Он ушел, чувствуя, как в нем вновь пробуждается интерес к Филипу Истни. Очень, очень необычный молодой человек! И тем не менее, девушка с прекрасным лицом предпочла ему Чарли Бернса. Как все-таки странен и непостижим этот мир!
По дороге мистеру Саттертуэйту пришло в голову, что, вероятно, благодаря удивительной красоте Джиллиан Уэст последняя встреча с мистером Кином обошлась, как ни странно, без последствий. До сих пор каждое появление этого загадочного господина неизменно влекло за собой что-нибудь странное и неожиданное. И, быть может, в надежде разыскать своего неуловимого друга мистер Саттертуэйт свернул в сторону «Арлекино» — небольшого ресторанчика, в котором он однажды встретил мистера Кина и куда мистер Кин, по его собственным словам, часто заглядывал.
В «Арлекино» мистер Саттертуэйт, озираясь, переходил из зала в зал, но ни в одном из них не заметил смуглого улыбающегося лица мистера Кина. Зато он встретил здесь другое знакомое ему лицо — в одном из залов за маленьким столиком сидел Филип Истни.
В ресторанчике было довольно людно, и мистер Саттертуэйт решил подсесть к молодому человеку. Он вдруг почувствовал странное возбуждение, словно его захватило как нитку и он втягивается в пестрый узор событий. И вот он уже вплетен в эту пока неведомую ткань. Теперь понятно, что за драму имел тогда в виду мистер Кин!.. Да, драма уже началась, и не последняя роль в ней отведена ему, мистеру Саттертуэйту. Надо только не прозевать свой выход и не перепутать реплики.
Он садился за столик едва ли не с сознанием, что исполняет свой долг. Разговорить Истни оказалось делом нетрудным — тот, видимо, и сам был рад случайному собеседнику. А мистер Саттертуэйт, как всегда, выступал в роли благодарного и внимательного слушателя. Разговор зашел о войне, о взрывчатых веществах и ядах — в последних, как выяснилось, Истни неплохо разбирался, поскольку большую часть войны был занят в производстве отравляющих газов.
Мистер Саттертуэйт слушал с интересом.
Кстати, сообщил Истни, один газ во время войны так и не успели испытать слишком скоро наступило Перемирие. А на него как раз возлагались самые большие надежды: один-единственный вдох его уже смертелен!.. Молодой человек все больше увлекался собственным рассказом.
Дальше мистер Саттертуэйт свернул разговор к музыке. Худощавое лицо Истни оживилось. Он заговорил свободно и взволнованно, как истинный ценитель. Об исполнении Йоашбима молодой человек отзывался с восторгом, и оба они с мистерам Саттертуэйтом сошлись на том, что нет и не может быть ничего прекраснее настоящего тенора. Истни еще мальчиком слышал Карузо, и это детское впечатление осталось на всю жизнь.
— А вы знаете, что от его голоса лопались бокалы? — спросил он.
— Я всегда полагал, что это выдумки, — улыбнулся мистер Саттертуэйт.
— О нет, я уверен, что это чистая правда! Тут нет ничего невозможного. Все дело в резонансе.
И он принялся разъяснять техническую сторону вопроса. Глаза и щеки его загорелись. Вероятно, предмет разговора волновал его и, насколько мистер Саттертуэйт мог судить, был ему хорошо знаком. Постепенно почтенный джентльмен начал осознавать, что говорит с человеком выдающегося интеллекта, человеком исключительным — возможно, гением. Он пока еще колеблется, решает, по какому руслу пустить свои блестящие способности, — но то, что это гений, сомнению не подлежит.
