Стивен Кинг - Кошачье кладбище
— А что у него за жена?
— Очень славная, — ответила Рейчел. — Гейдж даже на коленях у нее посидел. Я удивилась: все-таки он устал, да и к незнакомым людям долго привыкает, как бы расчудесно все ни складывалось. А еще у Нормы нашлась кукла для Эйлин.
— Как по-твоему, мучит ее артрит?
— Еще как!
— Она что… на каталке?
— Нет, но ходит с трудом, а пальцы у нее… — И Рейчел для пущей убедительности скрючила руку.
Луис лишь покачал головой.
— Милый, только не засиживайся у них. Мне на новом месте жутковато.
— Скоро ты почувствуешь себя хозяйкой. — И Луис поцеловал жену.
6
Домой он вернулся, ругая и стыдя себя. О том, чтобы осмотреть Норму Крандал, хозяин и не заикнулся. Перейдя улицу (то бишь, дорогу), он увидал в окне лишь Джада, хозяйка дома, должно быть, уже легла спать. По-домашнему уютно поскрипывало кресло-качалка на старом линолеуме, покрывавшем пол веранды и крыльца. Луис постучал. Легкая, забранная сеткой от комаров дверь распахнулась, стукнув о притолоку, будто тоже оповещала хозяина о госте. Огонек сигареты большим красным и спокойным светлячком мигал в летних сумерках. По радио передавали репортаж о бейсбольном матче популярной команды «Красные гетры». Странное чувство появилось у Луиса: будто он вернулся домой.
— А, док, я так и решил, что это вы.
— Дай, думаю, проверю, не пошутили ли вы насчет пива, — объявил с порога Луис.
— К пиву у меня отношение самое серьезное, — усмехнулся Крандал. — Обманешь кого с пивом, врага наживешь. Садитесь, док. Я на всякий случай две лишние баночки пивка на лед поставил.
Веранда была длинной и узкой, заставленная креслами и канапе черного дерева. Луис сел. Удивительно, до чего ж удобна старая мебель. По левую руку в ведерке со льдом он заметил несколько банок «Черного ярлыка», вытащил одну, открыл.
— Спасибо. — Сделал глоток, другой. — Благодать!
— На здоровье! Надеюсь, вам у меня понравится.
— Да будет так! — провозгласил Луис.
— А не хотите ли печенья или закуски какой? Могу принести. У меня как раз полголовы припасено. Созрела, поди.
— Полголовы?
— Полголовы сыра, конечно, — с некоторым удивлением проговорил Джад.
— Спасибо. Мне хватит и пива.
— Ну и ладно. — Крандал довольно рыгнул.
— Жена уже спит? — поинтересовался Луис. Что ж, они и на ночь дверь не запирают?
— А как же! Когда со мной вечер коротает, когда — нет.
— Артрит ее очень донимает?
— А иначе разве бывает?
Луис лишь покачал головой.
— Терпит пока, — продолжал Крандал. — Не жалуется. Она у меня молодчина. — И в словах этих, простых, но значительных, чувствовалась любовь. По дороге с грохотом проехал огромный крытый грузовик — на миг он даже заслонил весь дом Луиса. На борту можно было разобрать надпись ОРИНКО.
— Ну и громадина, — удивился Луис.
— Оринко — это местечко недалеко от Оррингтона, — пояснил Крандал. — Там химический завод, удобрения выпускает. Вот и ездят туда-сюда. И бензовозы, и с отходами машины. Да и народец, что в Бангоре или Бруере работает, вечером по домам разъезжается. — Старик покачал головой. — Да вот уж, что мне не по душе, так эта дорога проклятущая. Ни днем, ни ночью от машин покоя нет. Моя Норма иной раз даже просыпается от шума. Уж на что я сплю как сурок, и то нет-нет да пробужусь, черт бы эти машины подрал.
Луис согласно кивнул, хотя после неумолчного чикагского рева и грохота здешняя тишина даже пугала.
— А в один прекрасный день арабы какую-нибудь машину изобретут, кнопку нажмут, и у них в пустынях свои африканские лютики-цветочки зацветут.
— Все может быть. — Луис поднял пивную банку и с удивлением обнаружил, что она уже пуста.
Крандал рассмеялся.
— Принимайтесь-ка за следующую. Чтоб сил прибыло.
Луис помешкал.
— Хорошо. Только это — последняя. Домой пора.
— Понимаю. Переезд любого доконает.
— Что верно, то верно.
Несколько времени они молчали. Но молчание не было тягостным, так молчат стародавние друзья. Луису это чувство знакомо из книг, но сам такого не испытывал. Он устыдился своих подозрений: дескать, придется бесплатный врачебный прием устраивать.
По дороге прогрохотал тяжелый грузовик, свет фар — точно бегущие по земле звездочки.
— Беда с этой дорогой, да и только, — задумчиво повторил Крандал, хотя мыслями он был далеко. Но вот он повернулся к Луису, на морщинистых губах заиграла лукавая усмешка. Зажав сигарету в уголке рта, привычно чиркнул спичкой о ноготь. — Помните тропинку, что ваша дочка приметила?
Луис вспомнил не сразу. Элли чего только не показывала, о чем только не рассказывала, пока не угомонилась. Но вот мысленно он увидел тропу, взбегающую на холм и теряющуюся меж деревьями.
— Да, да, конечно. Вы обещали о ней рассказать.
— Раз обещал, — значит, расскажу. Ведет эта тропа в лес, этак километра два. Местные ребятишки ее расчищают, берегут. Как-никак частенько ею пользуются. Одни детишки уезжают, другие приезжают. Это в наше время люди на одном месте сиднем сидели. И все ж друг дружке о том месте рассказывают, вот тропе зарасти и не дают, по весне расчищают. Взрослые не все об этом знают, далеко не все, готов поспорить.
— О чем — об этом?
— Да о Кошачьем кладбище.
— О Кошачьем кладбище? — удивленно переспросил Луис.
— Название, конечно, непривычное. Да и не в кошках только дело, — начал рассказывать Крандал, попыхивая сигаретой, поскрипывая креслом-качалкой. — Дорога во всем виновата. Сколько всякой живности гибнет. И собак и кошек. У Райдеров дети енота держали, так и его задавило. Лет десять тому, а то и больше. Тогда еще не запрещалось скунсов да енотов дома держать.
— А почему запретили?
— Да из-за бешенства. У нас в штате сейчас много случаев. Года два назад тут неподалеку сенбернар взбесился и покусал четверых. Шуму тогда было! Собаке не сделали прививки, и о чем только хозяева думали?! Позаботься они вовремя, и все бы обошлось. А на скунсов да енотов прививки не действуют. Правда, тот енот, что у Райдеров, совсем домашний был. Толстущий и ласкун такой: подойдет, бывало, так все лицо вам вылижет, ну, ровно собака. Райдер даже ветеринара нанимал, чтоб того енота кастрировать да когти подрезать. Дорогое удовольствие, что и говорить. Райдер тогда в Бангоре работал, в большой фирме. Он с семьей лет пять как в Колорадо переехал… Дети уж выросли, сами машину водят. А тогда ох как по еноту убивались! Метти плакал, помнится, несколько дней кряду, мать его даже врачу хотела показать. Сейчас уж, поди, не убивается, но забыть не забыл. Если любимую зверушку задавят, дети всю жизнь помнят.
