Демон Максвелла - Холл Стивен

Забавно, что все началась с ошибки аналогового аппарата, ведь и отца в каком-то смысле можно было назвать убежденным аналоговым существом. Аналоговый призрак из аналогового провода. Правда, никакого призрака не было. У доктора Стэнли Куинна не было времени на нули и единицы. Он доверял только чернилам и бумаге. Он всегда носил с собой ручку и так и не перешел с пишущей машинки на компьютер или ультралегкий ноутбук, которые к тому времени были у всех. Помню, он сказал журналисту «Пэрис Ревью», что ему «никогда не нравилась чертова техника» и он «не собирается менять своего мнения на закате лет». (Временами я читал интервью отца: они проникали в дом с газетами и журналами по подписке. Еще один печатный фрагмент человека, который никогда, никогда не был только в одном месте.)

Я протер глаза, допил виски и направился на кухню, чтобы налить еще.

К вечеру, лежа в постели, я чувствовал себя намного лучше.

Будь кто рядом в тот момент, я бы, скорее всего, рассказал про звонок, пытаясь сильно не краснеть, а потом бы отшутился. Если, конечно, вообще бы решился рассказать. С Имоджен произошедшим я решил не делиться, поскольку не хотел слышать песенку про синдром продолжительного нахождения в четырех стенах из «Маппетов» вместо стандартного «Алло».

Но все ведь закономерно, не так ли? Когда маятник сильно уходит в одну сторону, его по инерции относит так же высоко в другую. Любовь превращается в ненависть, стыд – в гнев, потрясение и шок перерастают в стыдливое, ироничное недоверие.

В итоге я решил обо всем забыть.

Завтра будет новый день.

Натянув одеяло до подбородка, я вернулся к чтению «Двигателя Купидона», и вскоре водоворот сюжетных событий полностью меня затянул. А я был только рад отвлечься и отдаться течению, растворяясь в тексте, словно лодка за горизонтом.

В самом начале «Двигателя Купидона» мы встречаемся с высоким, взъерошенным мужчиной в белой фетровой шляпе и мятом льняном костюме. Он стоит, прислонившись к дверному проему, весь в крови. Его зовут Морис Амбер, но мы пока этого не знаем. В правой руке он держит окровавленный нож, а к левому уху прижимает телефонную трубку.

– Полиция, – бормочет он. – Вам лучше кого-нибудь сюда прислать.

Как только я дошел до конца первого абзаца, меня захлестнуло волной эмоций от внезапной, всепоглощающей силы слов и знакомого текстового мира, вернувших меня в былые времена. Испытать чувства столь глубокие и яркие было сродни тому, что и оказаться в крепких объятиях человека, которого, как думал, никогда больше не увидишь, или натянуть изношенную старую толстовку с капюшоном, которую находишь в закромах шкафа спустя годы, хотя был уверен в том, что она безвозвратно потеряна. В этом и заключается сила книг, согласитесь? И об этом легко забыть, особенно в нынешней реальности.

Но я отвлекся. Я лежал в постели, чувствуя себя немного странно и глупо из-за всей ситуации со звонком, и постепенно погружался в глубокую ностальгию, как вдруг мне в голову пришла идея для сценария, над которым я бился несколько месяцев.

Вот как я зарабатывал себе на жизнь. Писал рассказы и сценарии. Знаю, о чем вы подумали, – но нет, я сейчас не о фильмах и не о романах. Рукописи моих последних двух романов хранились в папках из плотной бумаги в холщовых коробках в изножье кровати. Моему агенту не удалось пристроить их ни в одно издательство после не самых выдающихся продаж «Qwerty-автомата», и поэтому – после многих лет упорного труда и отказа сдаваться – в один прекрасный день я встал из-за стола в самый разгар борьбы с особенно сложным отрывком и просто выключил компьютер.

Щелк – и все.

Так что когда я говорю, что зарабатывал на жизнь написанием рассказов и сценариев, то имею в виду, что зарабатывал мало, писал короткие рассказы для электронных книг и веб-сайтов, а также аудиосценарии для существующих объектов интеллектуальной собственности. Я создавал то, что в индустрии называют медиапродуктами или официально лицензированными текстовыми продуктами, но простой человек назовет мои работы попросту навязанным сопутствующим товаром.

Для поклонников доктора Стэнли Куинна такая деятельность казалась немыслимой. Подобное возмущение у них мог вызвать, например, глухонемой ребенок пианистов, который выскакивал на сцену после виртуозного концерта, чтобы исполнить детские песенки. Стоило таким людям услышать, чем я зарабатываю на жизнь, как я получал в ответ один и то же выразительный взгляд. «Господи, если не можешь писать нормально, то лучше не пиши вообще. Ты что, не знаешь, кем был твой отец?» – примерно так можно его расшифровать. Конечно, меня это ранило. Каждый раз. И ранит до сих пор, но уже не так сильно, а, скорее, как заживший рубец – так, зудит. Теперь я понимаю, что мне не стоило так высоко ценить мнения тех людей; они – не судьи, не законодатели вкусов, а типичные представители эпохи отца, кучка Брюсов Уиллисов из «Шестого чувства», которые не осознают, что их миру пришел конец, и не имеют ни малейшего понятия о мире, в котором мы сейчас живем.

Вопрос: как думаете, сколько писателей постоянно работают над новыми историями, новыми персонажами и новыми сюжетами? Мое предположение – ничтожно мало по сравнению с тем, сколько писателей работает с уже существующими. И это касается не только самых низов пищевой цепочки, где я зарабатываю на жизнь; то же самое происходит и в высших эшелонах. Вспомните крупных писателей, которые создают сиквелы известных книжных серий – очередной Джеймс Бонд, еще больше «Автостопов по Галактике». А в киноиндустрии и того хлеще: работа над новыми «Звездными войнами», «Капитаном Америкой» и «Бэтменом» ведется целыми поколениями кинематографистов. Многие из нас – на всех уровнях, которые можно только представить, – используют писательский талант для создания продолжений историй, которые были в новинку во времена нашего детства, вместо того чтобы создавать собственные миры. И вы заметили, что все эти истории, как правило, для детей? Не поймите превратно: я не сноб. Мне нравится Мелвилл и Б.С. Джонсон, но я также люблю «Звездные войны» и «Гарри Поттера». И это понятно, все ведь их любят, так что писателям ничего не остается, как закатать рукава и служить интеллектуальной собственности. Я, конечно, не жалуюсь, а даже если бы и жаловался, все равно нет смысла надеяться, что все изменится, потому что – смею вас уверить – этого абсолютно точно не произойдет. Так устроен поздний капитализм: на рынке доминируют крупные, зарекомендовавшие себя бренды, а стартапам все труднее и труднее закрепиться.

Ничего не изменить. Таков наш мир – мир сиквелов, приквелов, ремейков, римейквелов. Таков наш век – век гиперссылок и метавселенной, где все истории взаимосвязаны и каждый по очереди становится автором всего.

Но я стараюсь об этом не задумываться, а то так и сна можно лишиться.

Да и предложений писать для «Звездных войн» мне не поступало.

На момент получения голосового сообщения мне шел тридцать первый год, я был женат, но временно жил один в маленькой квартирке в Восточном Лондоне, а еще совсем не брился и почти не выходил на улицу. Семью годами ранее я опубликовал книгу, написал еще две, которые никому не сдались, и таким образом к двадцати с хвостиком имел за плечами неудачную литературную карьеру.

Но что есть, то есть.

Зато я писал новые приключения для «Тандербердсов», «Стингрея», «Доктора Кто», «Сапфира и Стали», «Хи-Мена», «Триподов», «Громокошек»… Я серьезно относился к проектам; пусть я не был лучшим сценаристом и, конечно, далеко не самым быстрым, но очень гордился парочкой аудиопьес, в создании которых принимал участие. В общем и целом, мне нравилась моя работа, а поклонники старых шоу скорее любили, чем ненавидели мои истории, – а это, я вам скажу, уже что-то.

И вот у меня появилась идея для сценария «Капитана Скарлетт», с которым я мучился несколько месяцев; действительно хорошая идея. Считай, первая хорошая идея за бог знает сколько времени. Вскочив, я резво набросал со страницу заметок, вернулся в постель и выключил свет