Магазин работает до наступления тьмы (СИ) - Бобылёва Дарья
Если maman и подруги читаютъ
— М-м-мое!.. — Бездомный, рыча и булькая, из последних сил тянулся к альбому.
Он попытался сбросить с себя Матильду, и та, ухватив беднягу за загривок, с остервенением впечатала его израненное, окровавленное лицо в асфальт.
— Бери его!
Славик послушно протянул руку, а взгляд скользил дальше по ровным строчкам:
Если чужіе — оставьте, гдѣ взяли
Здѣсь нежного сердца восторгъ и печали
Вамъ сіи строки забава пустая
— Да бери ты его уже! Бери его, крум!
Последнее слово Славик не понял. А может, просто не расслышал. Трогательные в своей девственной наивности стишки словно убаюкивали. Еры, яти, стихи в альбом, гимназистки, муфты, поручики с подкрученными усами…
Нельзя въ тайны сердца проникнуть обманомъ
В следующее мгновение Славик получил по почти коснувшимся альбома пальцам чувствительный удар тростью. Подняв в недоумении голову, он увидел высокого человека весьма примечательного вида. Этот господин как будто сошел с иллюстраций в старых книгах, которые Славик совсем недавно перекладывал из коробки в коробку. На задворки заброшенной промзоны тот явился в клетчатом костюме-тройке, синем шарфе и с тростью.
И тоже с чемоданом. С пузатым антикварным чемоданом, уголки которого были обиты железом.
Незнакомец наклонился и потянулся к альбому.
— Хозяин, нельзя! — Молниеносно оказавшаяся рядом Матильда выхватила альбом буквально из-под носа у примечательного господина и выпрямилась, стиснув в пальцах кожаный переплет и глядя на альбом с удивлением, словно не веря, что он действительно у нее в руках.
Несколько секунд спустя ее кожа начала лопаться.
Словно невидимая бритва полоснула сверху вниз по губам, турецкой гвоздикой расцвела рана на левой брови — там, где раньше была так запомнившаяся Славику проплешина. Несколько длинных царапин перечеркнули лоб, на вцепившихся в обложку альбома пальцах один за другим раскрывались порезы, на костяшках вспыхивали кровоточащие ссадины…
Человек в костюме-тройке щелкнул замками своего чемодана и подтолкнул его к Матильде:
— Брось!
Матильда вскинула на него взгляд, в котором, казалось, не было ни боли, ни страха, одно выжидательное упрямство. Человек нахмурился, и его гладко выбритая щека дернулась, словно от тика.
— Адана, Матильда, — негромко, сквозь зубы процедил он. — Адана!
Матильда разжала пальцы, и альбом со свежими кровавыми пятнами на обложке упал в жадно распахнутое нутро чемодана.
— Авто ожидает у ворот, — сказал незнакомец, которого Матильда назвала Хозяином, и захлопнул чемодан. — Будьте любезны поторопиться.
— Там же человек! Ему помощь нужна! — встрепенулся Славик. Он старался смотреть мимо неподвижно лежащего среди битого кирпича бездомного, но все равно видел его боковым зрением.
— Увы, помощь этому несчастному уже не понадобится. Он слишком долго упрямился. — Хозяин покосился на Матильду.
Та, еле слышно охнув, наклонилась за своим саквояжем и сплюнула на асфальт вязким алым сгустком. В нем оказался обломок зуба, белый, как пухлая мякоть сырника. Славика опять затошнило.
***
За воротами их действительно ждал автомобиль — черный джип, такой огромный, что надо было взобраться на специальную приступочку, чтобы попасть в салон. С этой приступочки по-прежнему пребывающий в звенящем ошеломлении Славик смотрел, как Хозяин оттягивает створку, чтобы Матильде было легче протиснуться в щель. Кисти его рук под нежно-голубыми манжетами оказались неожиданно крупны, жилисты и волосаты.
Над спинкой водительского кресла торчала взъерошенная голова Женечки. Увидев Матильду, хрупкое создание всплеснуло руками, выпорхнуло из машины и достало аптечку и флисовый плед из багажника. Плед расстелили на заднем сиденье, и Матильда, крякнув, плюхнулась на него рядом со Славиком. Она с трудом одолела приступочку, но протянутую руку Женечки старательно проигнорировала.
Хозяин устроился спереди, бережно держа на коленях чемодан.
— Вот что тебе стоило его взять! — прошипела Матильда, откупоривая пузырек с йодом. Славику казалось, что пропитавшая ее одежду кровь хлюпает при каждом движении, что вокруг сейчас расплывется темная лужа, как вокруг тех бездомных…
— Довольно! — Хозяин строго взглянул на Матильду в салонное зеркальце, и машина с визгом сорвалась с места.
***
За окнами проносились подернутые весенней дымкой улицы, бурые от подсыхающей грязи, еще не прикрытой зеленью. Хрупкое создание явно превышало скорость, лихо перестраивалось и пролетало на последний всполох желтого света. Матильда самозабвенно поливалась йодом, и от одного взгляда на нее начинало щипать кожу. Зато тяжелый дух запекающейся крови сменился обнадеживающим запахом больницы.
Славик совсем не запомнил дорогу и очнулся только в самом конце, когда машина уже въезжала в знакомый двор. И тут впереди забрезжила надежда на спасение. Надежда была серой, как предгрозовое небо, мешковатой и сутулой. У круглой клумбы перед магазином топтались двое полицейских.
Славик прильнул к стеклу, моментально запотевшему от взволнованного дыхания. Вот сейчас они подойдут и попросят выйти из машины, ликовал он, главное — сразу четко объяснить, что он не с этими подозрительными личностями, он даже не всех знает по именам. И еще ни в коем случае нельзя кричать «дяденька милиционер, помогите!» и обнимать спасителей в форме, как бы этого ни хотелось.
Машина притормозила у клумбы, Хозяин опустил стекло.
— Это вы молодцы, оперативно, — заулыбался один из полицейских, с малиновым апоплексическим лицом. — Чего там? По нашей части или по вашей?
— По нашей, — Хозяин побарабанил пальцами по чемодану. — Но, к моему прискорбию, там остались некоторые… последствия. Вот они уже, я полагаю, по вашей.
— Разберемся, само собой…
И тут полицейские увидели, как из машины, кряхтя и шипя, выползает Матильда. Она завернулась в плед, как римлянин в тогу.
— Гля, опять огребла! — сочувственно охнул второй полицейский, маленький и бровастый. — Ты, Мотя, совсем, это самое, себя не бережешь!
— Еще раз назовешь меня Мотей… — тусклым голосом начала Матильда.
— Матильда, будь добра, сопроводи нашего гостя в магазин, — перебил Хозяин.
— И мы, это самое, заглянем, — обрадовались полицейские. — Новое есть чего? Товарищу Полоротову пепельница позарез нужна, чтоб такая, знаете, в форме ежа…
На крыльце Хозяин задержался, рассматривая прибитую над дверью подкову. Потом повернул ключ, дернул за латунную ручку. Запели дверные петли, и на крыльцо упал кусочек скотча. Этого, кажется, не заметил никто, кроме Матильды. Она бросила на Хозяина вопросительный и какой-то заискивающий взгляд. Сзади нетерпеливо топтались полицейские.
— Заходите, заходите, — сказал Хозяин и, покосившись на моментально потупившуюся Матильду, опять дернул щекой: — И ты заходи…
***
В магазине полицейские сразу устремились в торговый зал. Они хватали все подряд и радовались, как большие трудновоспитуемые дети, которым строго-настрого запретили материться в приличном обществе, отчего речь их звучала несколько сбивчиво и прерывисто.
— Гля, Сан Владимыч, у нас такая была! — восторгался один, ухватив тяжелую ручную мясорубку.
— Это у всех, — рассудительно отвечал другой, перебирая значки. — Матери, это самое, вертеть-то помогал?
— Я развинчивать больше… Чтоб, ну, туда-сюда, помыть, на полотенчик и чтоб сохла. Малой был, думал, у людей тоже внутри это вот всё. Шнеки, ножи, гайки… Из мяса только.
Хозяин тем временем бродил по магазину и заглядывал во все углы, точно боялся, что за время его отсутствия что-то пропало. Матильда скрылась за дверью в конце торгового зала и больше не показывалась.
Полицейские нашли мечту товарища Полоротова — чугунную пепельницу в виде ежика — и притащили Женечке на кассу ее, несколько октябрятских звездочек и вызвавшую столько теплых воспоминаний мясорубку. Хрупкое создание грохнуло рычагом на древнем кассовом аппарате, и сбоку с жужжанием выполз чек.
