Фриц Лейбер - Ведьма
Внезапно став неуклюжим, он кое-как расставил тарелки, выдавил из себя улыбку и торопливо откланялся.
Норман также принял участие в сервировке стола: он положил ножи и вилки так, чтобы они находились под прямым углом к направлению, в котором их обычно кладут.
Обед был довольно скудным и гораздо больше подошел бы для умерщвления плоти. Норман старался не смотреть на Тэнси. В методичности, с которой она поглощала пищу, было нечто худшее, чем животный голод. Поев, он откинулся к стенке купе, достал сигарету и…
— Ты ничего не забыл? — спросила фигура без выражения.
Норман поднялся, собрал остатки обеда в маленькую картонную коробку, накрыл ее салфеткой, которой начисто вытер тарелки, и сунул в свой саквояж, где уже лежал конверт с обрезками его ногтей. Чистые тарелки после завтрака были одной из причин нервозности первого официанта, однако Норман решил для себя, что будет строго соблюдать все табу, которые как будто имели значение для Тэнси.
Поэтому он собирал остатки пищи, следил, чтобы ножи и другие режущие инструменты не были повернуты острой стороной к нему или к его спутнице, укладывался спать головой к месту назначения и так далее. Еда в купе, а не в ресторане, помимо всего остального, тоже принадлежала к числу магических ритуалов.
Он взглянул на часы. Ба, до Хемпнелла всего полчаса!
Он и не подозревал, что они так близко. Неожиданно Норману показалось, будто воздух становится плотнее, словно норовя задержать их. Что ж, пока есть время, надо попытаться выяснить кое-что еще.
Повернувшись к Тэнси спиной, он спросил:
— Как ты думаешь, где твоя душа? По мифам, ее можно заключить куда угодно — в дерево, в камень, в веревочный узел, в какое-нибудь животное.
Как он и опасался, ответом на его вопрос были все те же размеренно звучащие слова:
— Я хочу свою душу.
Норман судорожно стиснул руки. Нет, не зря он до сих пор не задавал этого вопроса. Но если возможно, ему надо узнать местонахождение души Тэнси.
— Но где нам ее искать?
— Я хочу свою душу.
— Понимаю. — Он с трудом сдерживался, чтобы не закричать. — Но куда ее могли запрятать? Скажи, если знаешь.
За коротким молчанием последовала лекция, прочитанная механическим голосом, который будто подражал манере профессора Нормана Сейлора излагать факты и свои комментарии к ним.
— Душа помещается внутри человеческого мозга.
Оказавшись на свободе, она тут же начинает искать свое окружение. Можно сказать, что душа и тело — два отдельных существа, которые живут в симбиотическом единстве, таком тесном и крепком, что кажутся единым целым. Их близость друг к другу, похоже, возрастает с течением времени. В самом деле, когда тело, которое она населяет, гибнет, душа обычно бессильна покинуть его и, как правило, умирает вместе с ним. Но при помощи сверхъестественных средств душу порой можно извлечь из тела, в котором она пребывает. Тогда, если ей не дают вернуться в прежнее тело, она проникает в другое, невзирая на то, занято оно или свободно. Таким образом, плененная душа чаще всего находится в мозгу своего похитителя и вынуждена воспринимать все то, что воспринимает его собственная душа. В этом, быть может, заключается главная пытка.
На лбу Нормана выступил пот.
Когда он задавал следующий вопрос, голос его не дрожал, а, наоборот, звучал непривычно твердо:
— Что такое Ивлин Соутелл?
Ответ Тэнси напоминал цитату из характеристики:
— Она руководствуется стремлением достичь высокого положения в обществе. Безуспешно старается показать, что принадлежит к снобам. Лелеет романтические надежды, но, поскольку они вряд ли осуществимы, чопорна и склонна к морализаторству. Считает, что обманулась в муже, и постоянно опасается, что он пустит на ветер тот капитал, который ей удалось для него накопить. Лишенная уверенности в себе, подвержена приступам жестокости и злобы. В настоящий момент напугана и держится настороже. Вот почему, разговаривая по телефону, она пустила в ход магию, — А миссис Ганнисон? — спросил Норман. — Что ты думаешь о ней?
— Она преисполнена энергии, хорошая жена и хозяйка. По характеру ей следовало бы быть владелицей феодального имения. Ей нравится повелевать. Она ненасытна и находит самые невероятные способы для удовлетворения своих потребностей. Служанки Ганнисонов порой рассказывают странные вещи, но всегда с оглядкой, ибо известно, что по отношению к тем, кто неверен ей или распускает про нее слухи, она не ведает жалости.
— А миссис Карр?
— Про нее мало что можно сказать. Она вертит как хочет своим мужем и наслаждается ролью местной святой.
Однако она томится по молодости. Мне кажется, она стала ведьмой уже в зрелом возрасте и поэтому испытывает чувство разочарования. Что ею движет, я не знаю, поскольку не могу заглянуть в ее мозг.
Норман кивнул.
— Какие существуют формулы для возвращения похищенной души? — спросил он.
— Я много их записывала в дневник, который украла миссис Ганнисон. Мне почему-то думалось, что однажды они пригодятся. Но я не помню их и сомневаюсь, чтобы они подействовали. Я к ним ни разу не прибегала, а с первой попытки у меня никогда ничего не выходило.
Снова метод проб и ошибок.
— Но если окажется возможным сравнить их, выявить среди них основную, тогда…
— Может быть.
В дверь постучали. Проводник пришел за багажом.
— Через пять минут прибываем в Хемпнелл, сэр. Вам помочь?
Норман сунул ему в руку банкноту, но от помощи отказался. Проводник, криво улыбнувшись, отправился дальше.
Норман встал у окна. Сначала видны были только полоса гравия у полотна да черные деревья за ней, но вскоре поезд покатил под уклон, и взгляду открылась лесистая долина. Лес подступал к самому городу, грозя поглотить его. С холма Хемпнелл выглядел совсем крошечным. Здания колледжа отчетливо выделялись в вечернем полумраке. Норману показалось, будто он различает окно своего кабинета.
Эти серые башни и темные готические крыши были частичкой иного, более древнего мира. Сердце Нормана учащенно забилось: он словно приближался к вражеской крепости.
Глава 17
Подавив желание встать на цыпочки, Норман свернул за угол, расправил плечи и заставил себя оглядеться.
Сильнее всего его поразила обыденность пейзажа. Разумеется, он не ожидал, что Хемпнелл каким-то материальным способом проявит свою злобную натуру, свой отвратительный норов. Однако мир и покой, царившие на территории колледжа, обрушились на него подобно удару грома, и его сознание на миг застыло на грани безумия. Студенты небольшими группами возвращались в общежития или брели в столовую попить содовой, девушки в белых костюмчиках и с ракетками в руках шли на занятия по теннису и громко смеялись — словом, все было как обычно.
