Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
Женщина отшатнулась. Из часто заморгавших глаз выкатились слёзы, пробежали по бледным щекам.
– Возвращайтесь домой, – тихо сказал он и с грустной нежностью погладил её по мокрой щеке. – Не надо сейчас вам быть здесь.
– Я не вернусь без тебя, – с неожиданной твёрдостью воскликнула женщина, хватаясь за его локоть. – Одумайся, пока не поздно. Люди худое говорят… – Она запнулась, судорожно сглотнула, – тебя хотят убить…
– Прошу тебя… – настойчиво проговорил Равви. – Не надо слушать сплетни. Всё будет хорошо.
– Умоляю тебя, сынок, вспомни Крестителя! – звенящим голосом вскрикнула женщина, падая Равви на грудь. – Я этого не переживу… – И затряслась в рыданиях.
Один из стоявших поодаль мужчин решительно подошёл к ним. Его глаза возмущённо горели.
– Хватит, мама, пойдём. – Сказал он, обняв женщину за плечи, – видишь, наш дорогой братец возомнил себя царём, уже и свиту набрал. Зачем мы ему, простые работяги? Ему теперь нужна другая родня, королевских кровей.
– Замолчи, – воскликнула женщина, – прошу тебя, замолчи!
– Прости меня, Яков, если я тебя обидел. – Тихо проговорил Равви. – Но ты сам не понимаешь, что говоришь. Мне не нужна слава, мне не нужен трон. Не этого я жду, и меня ждёт не это. Однажды вы поймёте…
– Мама, пойдём, – угрюмо оборвал тот, кого Равви назвал Яковом. – Я же предупреждал, у него крыша набекрень…
Женщина плакала тихо и горько.
Калитка распахнулась рывком, и я едва успел отскочить, не получив по физиономии.
– Шпионишь?! – возмутился Равви.
Я принялся оправдываться, но он примирительно коснулся моей руки, и подавил тяжёлый вздох.
– Это твоя семья?
Он посмотрел так, что я понял: разговор на эту тему закрыт. Зато для всего остального момент был более чем подходящий, и я им воспользовался.
– Я хочу сказать тебе кое-что важное. – Я решительно оттащил его от забора. – Выслушай меня внимательно. Когда ты говорил о возможном предательстве и о том, что в Иерусалиме один из нас найдёт свой конец, ты ведь не шутил? Тебе что-то известно о будущем, своём будущем?
– Я не хочу говорить об этом, – резко произнёс он и, затормозив, повернул обратно.
Но я вцепился в него, как клещ.
– Это нечестно! Тогда зачем был вчерашний разговор? Или это была шутка, прикол? Страшная байка про конец света? Народ обожает такие истории. Сейчас я тоже расскажу тебе одну, пожалуй, самую известную и популярную. О том, как один парень по имени Иуда предал своего Учителя…
– Довольно! – крикнул Равви. – Прекрати! Я её знаю!
Его лицо побелело.
– Пожалуйста, не надо… – прошептал он, судорожно запустив пальцы в рыжую копну волос. – Я не хочу говорить об этом. Не сейчас…
– Ты знаешь? – опешил я. – Почему ты не избавишься от него? Вели ему убираться.
– Я знаю не всё. И ты знаешь не всё. Я не знаю, оттого что не пришло время, а ты – оттого, что прошло слишком много. Ты знаешь не правду, а легенду. Между мной и тобой слишком много лет, что-то могли перепутать. Что есть имя? Звук. Самая страшная ошибка – осудить невиновного. Даже в своих мыслях. Да и что же я за учитель, если побоюсь своих учеников? Разве врач прогоняет больного, когда нужно лечить?
– Иногда, – сказал я, – больной орган необходимо удалить, чтобы спасти организм.
– Мастерство врача состоит в том, чтобы предупредить болезнь. Быть может, я всё-таки смогу, сумею что-то изменить? Если же нет, если моя участь предопределена, – он поднял голову, смотрел в нагромождение звёзд, тонущих в иссиня-чёрном океане неба, безбрежном и бесконечном. – Значит, так тому и быть.
– Но почему?!
– Таков Завет – Высший Закон. Если настанет критический момент, один из посвящённых должен добровольно отдать свою жизнь взамен спасения человечества.
– Кто это решил?
Он посмотрел так, что я не стал переспрашивать.
Мы помолчали. Я думал о том, что крайне несправедливо взваливать на одного даже самого лучшего человека, груз невообразимой ответственности за судьбу целого мира, живого, существующего, действующего и развивающегося… Пусть не вполне совершенного, но и не настолько скверного, чтобы быть уничтоженным беспощадным вселенским пожаром…
– А что если я здесь для того, чтобы всё изменить? – Я пальцем чертил на земле схему-вилку. – Допустим, что существует определённая задача, которую можно решить несколькими способами. Ты попробовал один, он оказался не совсем удачен, но мы получили возможность вернуться к началу, чтобы попробовать другой? Понимаешь?
– Нет. – озадаченно покачал головой Равви.
– Давай попробуем! Поговорим с ребятами, я постараюсь объяснить, они поймут…
– Нет! – воскликнул Равви. – Ты должен молчать! Ты дал мне слово! Помнишь?!
– Забыл, – упрямо возразил я. – У меня амнезия. Головой ударился.
– Послушай, – яростно прошипел он, – Это не игра!
– Как раз игра, – возразил я. – Хитроумная жёсткая игра с чрезвычайно изощрёнными условиями. Игра на выживание. Ты ведь сам говорил, что у нас есть противник. Две команды и высокий арбитр, которому, по большому счёту, безразличен исход матча. Ты никогда не задумывался над парадоксом: чем выше разум, тем он равнодушнее и отстранённее…
– Да кем ты себя возомнил?! – воскликнул он. – Тоже мне, пророк! Сейчас возьму и отправлю тебя обратно!
– Не отправишь, если не захочу! – в запальчивости возразил я. – Ты не Господь Бог, по крайней мере, пока!
То, что он ответил, плохо переводилось на русский, но если бы я это и сделал, то не рискнул повторить в приличном обществе.
Я запнулся от неожиданности. Так ругаться! А ещё учитель! Как не стыдно! Наверное, так говорят плотники, когда попадают молотком по пальцу?
– Ты и святого из себя выведешь! – смущённо оправдался Равви. – А ещё говорил, что у тебя нет талантов.
Некоторое время мы ещё поглядывали друг на друга исподлобья, но пыл поостыл, и возобновлять спор не хотелось никому. Я задрал голову кверху и посмотрел в звёздную бездну, а они смотрела в меня. И мне стало не по себе от этого оценивающего взгляда.
Подгулявший народ с песнями, плясками и гиканьем хлынул за ворота. Двор оказался тесноват для веселья. Я невольно поискал глазами Магдалин, но она и сама, отделившись от толпы, шла к нам навстречу.
– У вас такой вид, словно вы поссорились, – сказала она.
– Даже и не думали, – ответил Равви. – Просто немного поспорили. А в спорах рождается истина.
– Мне казалось, тебе известна истина. – Обращаясь к Равви, нахмурилась Магдалин. Похоже, сама мысль о несогласии с ним была для неё кощунственной.
– Конечно, но та истина глобальна, всеобъемлюща, как корень огромного дерева. Мы же говорили о малом: её ветвях, которые могут расти на север и юг, гнуться вправо или влево, тянуться кверху или опускаться книзу. Это всего лишь право выбора, не подрывающее основ, не разрушающее гармонии, а лишь придающее дополнительный смысл, завершённость и красоту задуманному… – Он улыбнулся одними губами, но глаза остались серьёзными и печальными.
