Ричард Сенфорд - Зов
Луис думал, о чем говорит этот интерьер. О традициях и деньгах. Таггерт стоял на другой, более высокой ступени социальной лестницы, чем он, несмотря на это, старался, чтобы Луис чувствовал себя как дома. Он был богат, но, вероятно, очень одинок.
Они пили и молча курили. За высокими окнами небо совсем почернело. В том, что Луис не испытывал желания говорить, была виновата и мадера. С Таггертом он чувствовал себя легко, чего совсем не ожидал. Этот старик казался спокойным и немного грустным, вел себя как-то по-отечески. Как сюда попал этот глобус, размышлял Луис. Потом он вспомнил.
— Кенджи говорил, что ваш бизнес — горное дело.
Таггерт улыбнулся и кивнул, но промолчал, и Луис понял, что он ждет дополнительного вопроса.
— Да, золото и алмазы, — все-таки произнес он, — в те годы, когда еще можно было сделать состояние в Южной Африке. Теперь все изменилось. Это дело случая — попасть в подходящее время. Еще имеют значение удача, судьба, случай, назовите это как хотите, — продолжил он.
На миг их глаза встретились, и Луис почувствовал, что у него слегка кружится голова. Таггерт опустил глаза, потом взял графин, вынул пробку и снова наполнил стаканы.
— Вы никогда не замечали, — начал он, — что некоторые люди живут, скажем так, удивительно легко и свободно, в то время как большинство — нет? Правда, интересно, что так много людей воображают, что им судьбой предназначены богатство или власть, но так мало людей действительно имеют их?
Луис не понимал, на что, собственно, намекал старик: то ли он подчеркивал свои успехи, то ли, за неимением наследника, в тысячный раз читал лекцию молодому человеку.
— Дело не в силе воли, — продолжал Таггерт, — и не в знаниях и таланте. Такие вещи, конечно, играют роль, но сами по себе они ничего не определяют. Если бы было по-другому, самые упорные рабочие становились бы миллионерами — и тогда не было бы рабочих. — Ом фыркнул от смеха. — Каждый честолюбивый человек был бы тогда великим.
Да, он прав, подумал Луис, но вслух этого не сказал. Таггерт улыбнулся своим мыслям, кивнул и посмотрел на графин, потом снова поднял глаза на Луиса.
— Помимо таланта или умения условием равновесия является успех, ведь события могут повернуться по-разному. Кажется, что события приспосабливаются к планам одних, но абсолютно противоположны воле других.
Таггерт не менял позы, но показался Луису более значительным. Глаза его стали более жесткими, и Луис цепенел под его взглядом, как под действием наркотика. На лице старика не осталось и следа улыбки. Когда он заговорил снова, голос его звучал совсем глухо:
— Только желание, только страсть ведут к успеху. Желание само по себе не приносит никакой пользы, это знает любой школьник, в сердце которого — какая-нибудь недостижимая принцесса.
Луис вспомнил о своей работе, на этот раз с отвращением, в котором обычно не признавался даже себе. Он чувствовал, что взгляд Таггерта пригвоздил его к месту.
— Можете ли вы хоть на миг поверить, что ваша собственная воля, ваши собственные усилия могут изменить ход событий так, что приведут вас к исполнению вашего, пусть самого мелкого, желания, в то время как повсюду, в жизни каждого из нас, события движутся стремительным потоком, как водопад, нисколько не обращая внимания на наши ничтожные желания. Они движутся только к собственным целям, которых мы не в силах предсказать.
Таггерт встал и отвернулся к камину.
— Если бы мы могли достигать своих целей так легко, как нам иногда кажется, не думаете ли вы, что мы во всем находили бы удовлетворение, а не разочарование и яростные возражения, которые ежедневно заполняют страницы газет? Неужели не правда, что, если бы ключи от счастья можно было найти в мешке, из которого наугад тянут мелкие сувениры, мы не нашли бы их там?
Казалось, он никогда не закончит говорить. Таггерт смотрел на большой эстамп в золоченой раме, и, когда повернулся к Луису, тот осознал, что старик наблюдал за ним, хотя смотрел на картину, но Луис этого просто не замечал.
Луису захотелось еще выпить, но он остановил себя. Он допивал уже второй стакан.
— Однако большинство людей, — продолжал Таггерт, — ведет себя так, будто они могут влиять на свою собственную жизнь, придавать ей нужную форму, как будто это шарик из мягкой глины.
Таггерт снова улыбнулся, казалось, он заглядывал в душу собеседника, и то, что видел там, доставляло ему мрачное удовольствие.
— Случай — вот настоящий художник, — сказал он тихо, потом подошел к креслу, в котором сидел Луис, и встал за его спиной, — а на случай можно повлиять. Хотя бы немножко. Тогда случай может превратиться в возможность, если у вас есть преимущество, а может и не превратиться.
Голос Таггерта звучал как будто через наушники. Луис спиной чувствовал, что старик склоняется все ближе к нему, обеими руками ухватившись за спинку кресла.
— Разве вам никогда не хотелось получить желаемое преимущество?..
Сказав это, он замолчал. Луису казалось, что приоткрылась запертая дверь. Нахлынули мысли о Дане, о карьере и о том, что его доходы гораздо ниже, чем у жены, о вызывающем зависть доме Кенджи, о таком трудном пути к свободе и самоуважению, о своей беспомощности в отношении работы, на которую он вынужден был пойти, вовсе не потому, что сам выбрал ее. Ровный голос Таггерта разбудил в нем энергию. Две большие ладони мягко похлопывали по подголовнику кожаного кресла.
— Можно ли получить преимущество, Луис, если его вообще можно получить? Часть ответа на этот вопрос такова: конечно, можно. В этом нет ничего таинственного. Просто нужно стать… восприимчивым.
Он медленно подошел к своему креслу и сел.
— Нужно только сделать себя доступным. Фигурально выражаясь, нужно только не пропустить момент, когда в дверь постучит удобный случай.
Он посмотрел на Луиса. Глаза его были холодными, а взгляд тяжелым.
— Нужно ответить без колебаний, когда услышишь ЗОВ.
Как? — думал напряженно Луис. Он чувствовал, что, стоит только спросить, нужное слово появится, стоит только захотеть… Он почувствовал, что тонет, и это остановило его. Он был в ловушке. Старикашка каждым своим словом рыл ему яму.
Луис поставил стакан на стол. Сигара, которую он держал в руке, потухла, и когда он попытался встать, уронил ее на стол, и она покатилась. Голова кружилась. Таггерт сидел и в упор смотрел на него.
Встать было трудно: казалось, что он опутан невидимыми нитями. Некоторые из них порвались, а некоторые нет. Его шатало. Нет, он не попадется на эту удочку. Надо бежать. Здесь пахло гнилью.
— Пожалуй, я пойду, — с трудом произнес он и сделал шаг по направлению к двери. — У нас нет ничего…
