Шарлотта Джей - Кости мертвецов
— Миссис Уорвик. Извините меня.
— Хитоло?
— Вы собираетесь в Эолу, миссис Уорвик.
— Откуда вы знаете?
Он смотрел на нее без всякого выражения. Хитоло не мог ответить ей. Это было словно наитие, и он лишь посмотрел на нее непонятным взглядом, столь присущим людям его расы, когда от них требовали объяснить что-то такое, о чем они знали с рождения.
И Стелла поняла.
— Наверное, скоро, — сказала она.
Он улыбнулся. Его глаза блестели.
— Миссис Уорвик, когда вы пойдете, возьмите меня с собой, — тихо сказал он.
— А вы не боитесь вада?
Он снова улыбнулся и покачал головой.
— Не боюсь. Пурри-пурри — это выдумки, синабада. — Глядя на нее, он ждал ответа. Потом вяло взмахнул рукой. — Возьмите меня, миссис Уорвик, я покажу дорогу.
Он предлагал ей сделку. Стелла согласно кивнула.
— Хорошо, Хитоло.
XIII
Наутро Вашингтон поднялся в шесть часов. Ночью он почти не сомкнул глаз и теперь, нащупывая свой халат и тапки, чувствовал себя слабым и изнуренным. Комната плясала перед глазами, и, чтобы удержаться на ногах, ему пришлось ухватиться за дверь. Рассвет еще не позолотил небо, и маски, собачьи зубы и белые бутыли сияли призрачным зеленоватым светом. Свежий прохладный утренний ветерок шевелил тростник на крыше. На этот раз Вашингтон не испытывал страха. В его сердце, переполненном ненавистью, не было места этому чувству.
— Что ж, хуже и быть не могло, — пробормотал он. — Коибари! Коибари!
Коибари не отзывался. Вашингтон вышел за дверь и снова позвал, но в домике прислуги по-прежнему было тихо. Вашингтон сам зажег примус и набрал воды в чайник. Руки его тряслись.
— Мерзкий, вонючий дикарь, — вслух выругался он. И тут же одернул себя. Во всем виноват он сам. Пришло же ему в голову уволить Реи и нанять этого старого колдуна с его штучками. Стало ли от этого безопаснее? Он нацепил на дверь волшебный орех, развесил пучки копры на деревьях в саду, усадил на пороге Коибари, чтобы тот бормотал заклинания. Но ничто не помогало.
Вашингтон заварил чай и вернулся в дом. Он едва сознавал, где находится, рассудок его был затуманен слепой яростью и отчаянием. Но чай вернул его к жизни. После второй чашки мысли прояснились. Он закурил сигарету. Что ж, будет неплохо отсюда убраться, размышлял он, осматриваясь вокруг. Этот дом восстал против него. Он утратил былое дружелюбие. Он переметнулся на сторону врага, и уже никакими средствами не вернуть его расположение. Здесь больше нельзя оставаться. Сердце его разрывалось, нервы были на пределе. Но если он пройдет через все, что ждет его впереди, дом сдастся, победа будет за ним. И тогда он начнет строить желанное будущее — дом для сестры, дом на холме, видное положение, богатство, власть, сад с цветущими деревьями, вид на море, независимость от Тревора Найала.
Одним глотком выпив третью чашку чая, он начал одеваться. Руки перестали трястись. Теперь прекрасное будущее казалось уже не таким далеким и недостижимым. Только несколько дней, говорил он себе. Все зависит от того, хватит ли ему самообладания на час или чуть больше. Впереди было три дня пути, но он старался не думать об этом и сосредоточиться на благословенном будущем. Ему предстояло нелегкое испытание, но рискнуть стоило.
В восемь часов он пошел вниз по холму к управлению. Он не выходил из своей лачуги целых две недели и теперь чувствовал невероятное облегчение от того, что повернулся к ней спиной.
Когда он вошел в контору, большинство служащих уже было на местах.
— Ну, здравствуйте! — приветствовала Вашингтона рыжеволосая машинистка, отдавшая ему свое сердце, несмотря на его неизменную грубость. — Мы вас и не ждали.
— О боже. Маленький лучик света. — Он почувствовал себя лучше. Грубость придавала ему сил. Это доказывало, как мало он думал о других.
Девушка весело рассмеялась, как будто он сказал что-то ужасно остроумное.
— У вас больной вид, Филипп. Вам не следовало приходить.
Не обращая внимания на ее слова, он спросил сидевшего рядом с ней мужчину:
— Найал у себя?
— Еще нет.
Он прошел дальше по коридору и распахнул дверь кабинета Тревора. За столом сидела Стелла и, теребя пальцами подол платья, рассматривала карту на стене. На мгновение он забыл о своем намерении как можно быстрее уйти из Марапаи. Он видел в ней вражеского агента, и во взгляде его читалась ненависть. Про себя он неприязненно отметил немеркнущую свежесть ее лица, здоровый, не тускнеющий цвет кожи. О храброе молодое поколение, сказал он себе, грезящее картинами расчетливой жестокости.
Он натянуто улыбнулся, глаза его сверкали. Но Стелла обратила внимание лишь на темные впадины на его щеках и не заметила выражения ненависти на лице Вашингтона.
— Доброе утро, — весело поздоровался он. Те, кто знал его поближе, например Сильвия, уловили бы в его голосе насмешку, но Стелла совершенно искренне ответила:
— Доброе утро, надеюсь, вам лучше.
— О, гораздо лучше, спасибо, гораздо лучше. Весь мир сразу стал другим.
— К сожалению, мистера Найала еще нет.
— Ну так я пришел не к мистеру Найалу. — Он присел на край стола, небрежно покачивая ногой. — Я хотел видеть вас.
Она ничего не ответила и ждала объяснений, устремив на него полный надежды взгляд.
Он отвернулся, ненависть притупилась. Ему стало жаль ее.
— Я размышлял над предлогом нашей вчерашней беседы.
— Да.
— Я решил, если все устроится, отвести вас в Эолу.
— Вы отведете меня назад в Эолу, — сказала она. На лице ее уже не осталось и следа лихорадочного возбуждения, пережитого прошлой ночью. Стелла допускала, что он мог изменить решение. Она задумчиво взглянула на карту, как будто в воображении своем уже преодолевала этот путь.
Его неприятно поразило, что Стелла не выказала удивления.
— Спасибо, — сказала она. И все. Она не спрашивала, чем вызвана эта его странная непоследовательность. Возможно, она даже лучше, чем он, понимала, что это неизбежно. Он же попытался объяснить свое решение более рациональными причинами.
— Я был жутко взвинчен, когда вы пришли ко мне во вторник вечером, — сказал он. — Я всегда немного глупею от этой лихорадки. Наверное, вы сочли меня ужасным грубияном. Надеюсь, вы простите меня.
— Конечно, — заверила его Стелла. — Думаю, нам не позволят идти. Мистер Найал против.
Он почувствовал внезапное облегчение. Теперь ему очень захотелось пойти в Эолу.
— Это будет нелегко, — заявил он. — Это не пикник, а на вид вы не очень выносливы.
— Я выдержу, — сказала Стелла. Она сделала едва заметное ударение на слове «я» и теперь смотрела на Вашингтона, стараясь угадать, понял ли он смысл ее слов. А он отводил глаза и продолжал сетовать на пиявок, москитов и консервы.
