Максим Маскаль - Пазл
– Да, о них я не знал. Никто не знал.
– И ты бы убрал и их из жизни? Ведь пришлось потратить время на переезд, на обустройство.
– Убрал бы, – не задумываясь, ответил я. – Но было поздно, а потерянное время не возвратить.
– Ты совсем сошел с ума.
– Мне кажется, нет ничего плохого в том, что я избавился от родителей, – пожал я плечами. В роли мертвых они тратят намного меньше моего времени. Они не останавливают мои таймеры, не отвлекают разговорами, не заставляют меня смотреть телевизор больше положенного. Они, в конце концов, просто стараются не попадаться на глаза.
– Так ты догадался, – вздохнул врач.
– Еще бы. Ведь на самом деле я убил не двоих, а троих человек. Верно?
На подлокотнике дивана звякнул таймер. Положенные девять минут беседы с врачом подошли к концу. Я подумал, что разговоры с ним помогут мне сэкономить больше времени по ночам – в те моменты, когда я не могу заснуть (особенно часто это происходит в последнее время) и долго ворочаюсь. Кажется, это называется проснувшейся совестью.
Надо бы избавиться от нее.
Врач пропал.
Кружка осталась стоять на столе, и только дрожащая рябь бегала по черноте густого свежего кофе.
…Когда я стою перед окном, разглядывая снующих по тротуарам пешеходов, кто-то сзади смотрит на меня. Отец или мать. Я чувствую их взгляд – укоризненный, что ли, или сочувствующий. Каждый из них знает, что я не обернусь, пока не сработает таймер. Что бы я там увидел? Призрака? Женщину с глазами цвета яичной скорлупы? Или мужчину, чьи руки почернели от мороза? Может быть, там будет стоять врач со следами пальцев на тонкой шее – хотя, возможно, после некоторых потраченных на него минут врач будет выглядеть еще хуже. Ведь я выбросил его по частям в пакетах в разные мусорные баки.
Когда мы беседуем с ним, врач выглядит нормально. По-человечески.
Но я ни разу не видел мать или отца. И я боюсь поворачиваться. Очень хочу верить, что они исчезают со звонком таймера и, когда я отхожу от окна, они чудесным образом возникают за моей спиной и никогда не возникнут перед глазами.
Может быть, они ждут? Может, догадываются, что я не смогу переступить порог квартиры и выскочить на улицу? Может, растягивают удовольствие, зная, что выигранное мной время теперь работает против меня?
Или, что вероятнее всего, они будут существовать столько, сколько буду жить я. И им выгодно, чтобы я и дальше экономил минуты, выгодно, чтобы мои таймеры работали, как положено, и я бы всегда придерживался инструкции. А платят они молчанием. И тяжелым взглядом, который заставляет меня не спать по ночам. Когда-нибудь я переставлю таймер на несколько минут. На ту самую бонусную пятиминутку. Тогда я смогу развернуться раньше времени.
И что я там увижу, интересно?..
Михаил Киоса. Паразиты памяти
Из женской консультации Лиля возвращалась в приподнятом настроении. Анализы хорошие, УЗИ тоже. Малыш растет, как ему и полагается.
Она вытащила из сумочки телефон и набрала Стаса, чтобы поделиться с ним радостью.
– Медвежонок, привет! Я только что от врача… да нет, не устала, недолго ждала… конечно, у нас все хорошо!.. Да, Лешик старается. Представляешь, он даже немного больше, чем его ровесники!.. Нет-нет, мне еще не очень тяжело… Ну, там посмотрим. Может, он дальше не будет так быстро расти… Домой иду, медвежонок… Конечно, берегусь, милый! Я потихоньку… и я тебя люблю.
Улыбаясь, она коснулась экрана и убрала телефон обратно в сумочку. Какой же у нее Стас заботливый – и не только на словах!
Весенняя погода настраивала на прогулку, и Лиля решительно прошла мимо остановки. Не такой уж у нее большой срок – всего-то двадцать пять недель! – чтобы лишать себя такого удовольствия.
Путь домой лежал мимо старого детсада, в который она отходила три года перед тем, как отправиться в первый класс.
На площадке перед верандой играли дети, и женщина, засмотревшись на гонявшихся друг за другом малышей, замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась.
Когда-то и она точно так же… и, кажется, даже возле этой веранды. Или на ней, если вдруг начинался дождь. Лиля огляделась и направилась к ближайшей скамейке. Дом может и подождать. Она уселась поудобнее и, подставив лицо солнцу, прикрыла глаза.
В ушах, смешиваясь с визгами детей, поднимавших тучи пыли за высоким забором из железных прутьев, зазвенели крики подружек. Лиля узнала Анжелкин голос – она требовала от Маши немедленно отдать любимую куклу, которую та схватила без спроса. А вот донеслось обиженное нытье Светы. Кажется, она снова жаловалась воспитательнице на кого-то из группы.
– Лиля, за тобой пришли!
Она обернулась и увидела бабушку, стоявшую на дорожке возле входа в корпус. Торопливо попрощавшись с воспитательницей и подружками, девочка побежала к пожилой женщине.
– Ну что, егоза, напрыгалась? – Бабушка, улыбаясь, присела и обняла внучку. – Можно тебя домой вести или еще не все бесенята угомонились?
Лиля захихикала. Шутка была старой, но очень ей нравилась. Она представляла, как внутри нее маленькие чертики с забавными рожками – похожие на тех, что появлялись в любимых мультиках «Том и Джерри», – устало охают и обещают, что будут вести себя тихо до самого утра. Каждый раз картинка с чертиками, возникавшая в голове, была такой яркой, что она по-настоящему ощущала, как эти забавные существа щекочут ее внутри своими хвостиками и вилами.
Порой чертики считали, что еще не нагулялись, и продолжали прыгать. Тогда Лиля с бабушкой шли гулять.
На этот раз бесенята успели вдоволь повеселиться, и девочка, вложив ладошку в бабушкину руку, потянула женщину за собой:
– Пойдем домой, бабуля!
Помимо уставших бесенят была у Лили и еще одна весомая причина торопиться домой. Там, на журнальном столике, стоявшем возле кресла, девочку ждала книга про Урфина Джюса и его деревянных солдат. Вчера вечером она успела начать главу «Новый правитель изумрудной страны», и ей не терпелось узнать, долетит ли Кагги-Карр до Элли и как будут спасать Страшилу с Железным Дровосеком.
Войдя в квартиру, Лиля ловко сбросила босоножки и побежала в комнату. Забравшись с ногами в кресло, она схватила книжку и раскрыла ее на нужной странице.
«При гробовом молчании присутствующих Урфин Джюс съел несколько копченых мышей, а потом поднес к губам пиявку, и она стала извиваться в его пальцах…»
В животе стало холодно и противно. Лиля представила себя глотающей пиявок – точь-в-точь таких, как на картинке в книжке, – и тут же почувствовала, как внутри зашевелилось что-то маленькое, скользкое, невыразимо гадкое.
