Стивен Кинг - Светящийся
— Ты правда так считаешь, ма? — Он с любопытством глянул на мать и покачал головой. — Нет, про папу ты думаешь неправильно.
— Почему?
— Потому что он волнуется за нас, — сказал Денни, осторожно выбирая слова. Трудно объяснить ей что-нибудь, он и сам не все понимает. Ему припомнился случай, о котором он рассказал мистеру Хэллоранну. Когда один парнишка хотел украсть транзисторный приемник, а Денни велел ему этого не делать. Ему пришлось поволноваться, но, по крайней мере, ему тогда все было ясно, хотя он был совсем маленьким. Но у взрослых ничего не бывает просто, они вечно в смятении, любой поступок У них осложняется мыслями о последствиях, сомнениями, самолюбием, а также любовью к своим близким и чувством ответственности за них. Правильный выбор часто наталкивается на препятствия, и не всегда Денни видит препятствия там, где их видят взрослые.
— Папа считает… — начал Денни и с опаской глянул на мать.
Она внимательно следила за дорогой и не поворачивалась к нему И он решил продолжить: Папа считает, что нам нравится там и отель для нас хорошее место. Он любит нас, поэтому боится что нам будет плохо, а он не хочет, чтобы мы горевали. Он уверен что, в конце концов, для нас так будет лучше. Папа боится, что если мы уедем, то он не сможет получить другую работу. Тогда мы пойдем по миру. Или что-то вроде этого.
— И это все?
— Нет. Но остальное у него все перепутано. Потому что он сейчас он стал другим.
— Да, — сказала она со вздохом. Спуск стал более пологим, и она переключила передачу снова на третью скорость.
— Я ничего не выдумываю, ма, честное слово.
— Я знаю, — сказала она с улыбкой. — Это все тебе сказал Тони?
— Нет, я сам понял. А доктор Эдмондс не поверил в Тони, верно?
— Бог с ним, с доктором. Я верю в Тони, хотя не знаю, кто он и каков из себя. Вероятно, он часть тебя, а может, является откуда-то со стороны. Все равно я верю в его реальность. И если ты… если он считает, что нам нужно уехать, мы уедем. Мы уедем вдвоем, а папа присоединится к нам весной.
Он глянул на мать с жадной надеждой:
— Куда, ма? В мотель?
— Мы не можем позволить себе жить в мотеле. Мы будем жить у моей матери.
Надежда угасла на лице Денни.
— Что?
— Ничего, — пробормотал он.
Склон стал круче, и Венди убавила скорость.
— Нет, док, не говори так. Этот разговор нужно было начать намного раньше. Что ты знаешь? Я не рассержусь — говори прямо, без опаски.
— Я знаю, как ты относишься к своей маме.
— Ну и как?
— Плохо. — Он уныло продолжил: — Очень плохо. Ты даже жалеешь, что она твоя мама. Словно она хочет съесть тебя. — Денни испуганно посмотрел на мать. — И мне не хотелось бы жить с ней. Она вечно думает о том, что у нее мне было бы лучше, чем у тебя, и о том, как ей забрать меня от тебя. Мамочка, я не хочу ехать к ней. Лучше остаться в отеле «Оверлук».
Венди была потрясена. Неужели у нее с матерью такие плохие отношения? Если ребенок читает их мысли, в его душе должен твориться ад. Она почувствовала себя обнаженной, словно ее застали за постыдным делом.
— Ладно, Денни, ладно.
— Вот ты и рассердилась на меня, — ответил он тоненьким плачущим голосом.
— Нет, я не сержусь. Честное слово, не сержусь. Просто я удивилась. — Они проехали мимо указателя с надписью «15 миль до Сайдвиндера», и здесь Венди немного расслабилась — дорога отсюда до города была гораздо лучше.
— Я хочу задать тебе еще один вопрос, и ты должен ответить правдиво. Сможешь?
— Да, ма, спрашивай, — ответил он почти шепотом.
— Папа снова стал выпивать?
— Нет… — сказал он и прикусил язык, чтобы не добавить слова, готовые сорваться, — пока еще нет.
Венди с облегчением положила руку ему на колено, обтянутое джинсами, и слегка сжала его.
— Твой папа старался изо всех сил перестать пить, потому что он любит нас, а мы его, правда?
Денни серьезно кивнул в знак согласия.
Говоря почти сама с собой, она добавила:
— Он далек от совершенства, но он старался, Денни, очень старался победить свою слабость. Когда он бросил пить, ему было чертовски трудно. И до сих пор трудно. Если бы не мы с гобой, он не выдержал бы. И я должна поступить с ним по справедливости. Но я не знаю: уехать или остаться с ним? Это все равно, что быть между двух огней. Ты сделаешь для меня что-то, док?
— А что?
— Позови Тони. Пусть Тони придет. Прямо сейчас. Спроси у него, ожидает ли нас в отеле опасность?
— Я уже пробовал, — ответил Денни.
— И что? Что он сказал?
— Он не пришел, — ответил Денни и залился слезами.
— Денни, милый, не плачь, пожалуйста. Не плачь. — Машина, вильнув в сторону, пересекла двойную желтую линию. Венди в испуге вырулила снова на свою проезжую часть.
— Не отдавай меня бабушке, я не хочу туда. Я хочу остаться с папой.
— Хорошо, — сказала Венди тихо. — Мы так и сделаем. — Она вытащила бумажную салфетку из кармана своей ковбойки и протянула ему. — Успокойся, милый. Мы останемся, и все будет прекрасно. Просто великолепно.
19. Снег
Наступили сумерки.
Они стояли на крыльце в увядающем свете огня. Джек стоя посредине, обняв Денни за плечи одной рукой и обхватив за талию Венди — другой. И они все вместе глядели, как исчезает их последняя надежна на спасение.
Небо было на две трети покрыто темными тучами. Часом раньше начался снег, и на этот раз не нужно было быть синоптиком, чтобы предсказать, что он зарядил надолго — это был не тот снег, который выпадет и растает или будет разметен ветром. Нет, на этот раз снег сначала падал сплошной стеной, образуя ровный покров, но через час с северо-запада подул ветер, поднялась вьюга, стало наметать сугробы у крыльца и на обочинах подъездной дороги. Шоссе сразу за отелем исчезло под снежным одеялом. Звери на зеленой изгороди скрылись под одинаковыми белыми плащами.
Интересно, что все трое думали о разном, но испытывали одно и то же чувство — чувство облегчения: мосты сожжены, и возврата к прошлому нет.
— Когда-то снова придет весна, — прошептала Венди. Джек крепче прижал ее к себе.
— Не успеем глазом моргнуть, как она вернется. Пойдемте домой и поужинаем. Тут холодно.
Венди улыбнулась. Весь день Джек был не в себе, казался каким-то странным. Теперь он снова стал самим собой.
— А мне приятно стоять здесь… А как тебе, Денни?
— Нормально.
Они вошли в дом, оставив снаружи низкий вой метели, который станет для них привычным. Хлопья снега крутились на крыльце. «Оверлук» мужественно противостоял ударам ветра, как делал это на протяжении трех четвертей века, безразличный к тому, что он теперь отрезан от всего остального мира. А возможно, был даже рад такой перспективе. Под защитой его стен двое взрослых и ребенок занялись своими вечерними делами, словно микробы, очутившиеся во внутренностях огромного чудовища.
