Радогощь (СИ) - Ляпина Елена
Выбираюсь из зарослей и меня поджидает новый сюрприз – вагонетки. Одна в проеме распахнутых ворот на самой границе с лесом, другая чуть поодаль от неё на территории комбината, третья ещё там дальше, а четвертая почти скрывается в полуразрушенном амбаре. Вагонетки стоят на насыпи, колесами врезаясь в колею. Вдруг первая, что стоит у ворот, вздрагивает и сама по себе медленно катится в сторону леса шурша колесами по гравию, постепенно всё набирая и набирая скорость, скрывается за поворотом. Дергается уже вторая вагонетка, медленно ползет к выходу, встает на место первой и замирает. Нервно сглатываю.
И вдруг мне в голову приходит отчаянная мысль – а не залезть ли мне в одну из этих вагонеток? Уж лучше проехаться, чем топать пешком неизвестно как долго и всё это время оглядываться и бояться, что тебя сшибет. И совершенно не думая о том, что это может быть опасно, я бросаю свой рюкзак в вагонетку и залажу следом. Устраиваюсь поудобнее на небольших ящиках.
Спустя пару минут моя вагонетка начинает дрожать, потом вздрагивает, будто кто-то рывком её дергает, а затем отпускает, и медленно выкатывается за ворота. Шуршит под колесами гравий, вагонетка вибрирует, набирает скорость, заходит за поворот и вдруг резко ускоряется. Я съезжаю с ящика вниз, падаю попкой на железное холодное дно, подтягиваю к себе рюкзак и прижимаю его к груди. Мимо проносятся сосны и ели, длинные ветки хлещут по вагонетке, вниз сыплются иголки, натягиваю капюшон и нагибаю голову.
Вагонетка ещё сильнее разгоняется, скрипит, качается, с громким скрежетом колеса врезаются в гравий, на новом повороте вдруг резко подпрыгивает, накреняется. Я падаю в угол, прижимаюсь к стенкам, ящики падают на меня, отталкиваю их ногами. Вся сжимаюсь, боюсь, что сейчас вагонетка опрокинется и кубарем поскачет под откос. Но она всё же выравнивается, встает всеми четырьмя колесами на насыпь и мчится дальше, катится с крутой горки.
Через некоторое время осмеливаюсь, подползаю к переднему краю, высовываю нос над бортиком и вижу впереди гору, дорожная насыпь упирается прямо в неё. Если сейчас вагонетка врежется в скалу, то я разобьюсь в лепешку. Смотрю по бокам, насыпь высокая, скорость большая, прыгать вниз страшно. Снова сажусь на дно, прижимаю к груди рюкзак, зажмуриваюсь, готовлюсь к удару…
Ветер свистит в ушах, вагонетка всё мчится и мчится, не останавливаясь. Немного приоткрываю глаза – темно. Ничего не понимаю, оглядываюсь по сторонам. Я как-то оказалась внутри горы, трясусь в вагонетке по откуда-то взявшимся узким рельсам, парящим в невесомости. Они то расходятся друг от друга, и тогда вагонетка наклоняется на сторону – скрипят два колеса на одной рельсе; то сходятся, и вагонетка снова падает на все четыре опоры, и я несусь вместе с ней на бешеной скорости.
А там внизу течет огненная река, длинные языки пламени облизывают черные каменные выступы, отбрасывая на потолок яркие всполохи. Вагонетка устремляется именно к ней, трясясь и подпрыгивая на каждом повороте, очень боюсь, что она вот-вот опрокинется и я улечу прямо в огонь. С каждой секундой я чувствую жар, исходящий от этой реки.
Вдруг впереди вижу железный мост, переброшенный через пропасть, он горит, весь охваченный пламенем. Вагонетка проносится мимо указателя. Я успеваю прочитать огненные буквы на железной табличке: «Калинов мост». Значит, это и есть река Смородина? А я как-то иначе всё это себе представляла, думала, что по берегам растет смородина, а мост сделан из веток калины.
Перед мостом стоят двое нелюдей в черных мантиях с надвинутыми капюшонами, в руках у них длинные литовки. Они замахиваются, и я в страхе падаю на дно вагонетки, прямо перед моим лицом проносятся острые тонкие лезвия, шаркаются друг об друга и вверх взметается сноп искр. Одна литовка всё же зацепляется о бортик, вагонетка притормаживает, та темная фигура останавливает её, тащит обратно. А до конца моста остается всего ничего, там впереди светится белый круг, на вроде портала, я вижу проспект и грохочет трамвай по мостовой. Вагонетку тянут назад, раздается противный скрежет железо об железо, и она начинает медленно и тяжело откатываться назад. Нет, желаемое так близко, я не хочу обратно!
Сгребаю в охапку свой рюкзак, разбегаюсь, вскакиваю на бортик и со всей силы оттолкнувшись, прыгаю в ту самую белую дыру. В последний момент вижу, как мелькает над моей головой длинное лезвие, я уворачиваюсь от литовки, и оно перерезает лямку на моем рюкзаке. Меня вдруг подхватывает какая-то неведомая сила и втягивает внутрь портала.
Падаю и бьюсь коленками об мостовую. Слышу лязг тормозов, скрип шин об асфальт, отскакиваю, запинаюсь о бортик и тут же растягиваюсь на тротуаре.
– Да что же это такое? – слышу взволнованный женский голос.
– Жить надоело – кидается под машины, – бурчит мощный бас.
– Дорогу в неположенном месте стала перебегать и на тебе, – ворчит какая-то старушка, – жива ли она там?
Кто-то поднимает меня и ставит на ноги. Осматриваю себя, вроде цела, оглядываюсь по сторонам – это же мой родной город. Всё знакомое, вон и давешнее табло светится, показывая почему-то март. Но мне некогда думать об очередной загадке взбалмошного экрана, в который пробрался вирус – на остановке стоит троллейбус моего маршрута, как раз довезет до дома, нужно на него успеть. И ни слова не говоря прохожим, срываюсь с места, добегаю до троллейбуса и заскакиваю в салон прежде, чем захлопнутся дверки. Падаю на сидение, жмусь к окошку. Сердце бешено стучит, поверить не могу, что я вернулась в свой родной город, что я дома!
– Девушка, у вас джинсы порвались, – кто-то говорит мне.
Поворачиваюсь на голос, смотрю на свои ноги – на колене разорвана джинса, кожа содрана, вроде глубоко так, а крови нет и не саднит. Смахиваю пыль с колена. Вижу, что ко мне направляется кондукторша, лезу в карман рюкзака, собираю мелочь, отдаю ей.
– Вы уверены, что вам именно туда нужно, а не в обратную сторону? – спрашивает она. Хитро так на меня смотрит, забирает деньги и отрывает мне билетик.
Бросаю взгляд за окно, вроде всё правильно едем. И вообще, почем ей знать, куда мне нужно? Подозрительно оглядываю её. Не нравится мне она, странная какая-то.
– Небыдовка совсем в другой стороне, – говорит она и пристально смотрит на меня, при этом её глаза неестественно так сверкают, что я ежусь и нервно сглатываю слюну.
Откуда она знает, что я сбежала из этого проклятого поселка?
Кондукторша садится на свое место, в отдельное кресло, направленное в сторону салона, достает старый кнопочный телефон и начинает усердно тыкать по нему. Отворачиваюсь к окну, смотрю на дома, пытаюсь отвлечься. Немного дрожат руки, мне не по себе от её взгляда и от её слов. Может быть, мне просто показалось, я перенервничала? А она совсем другое имела в виду?
– Корней Иваныч, да здесь она, в троллейбусе, домой собралась, – до меня доносится грубоватый голос кондукторши. – Только дома-то её никто не ждет.
Поворачиваюсь на голос и вижу, как она мне улыбается, скаля зубы. Чувствую, как у меня от страха мурашки бегут по спине. В этот момент троллейбус притормаживает на остановке, с мощным лязгом распахиваются двери, и мои нервы не выдерживают – я срываюсь с места и опрометью бросаюсь вон из троллейбуса.
Бегу по тротуару, не смотря ни на кого, лишь бы убежать как можно дальше, по пути оглядываюсь, не погналась ли за мной вслед та кондукторша. Слава богу, нет. Проехала мимо меня в своем грохочущем троллейбусе.
Перехожу на шаг, осматриваюсь, пытаюсь понять, где я. Вроде знакомые места, я всего-то не доехала две остановки до дома. Не страшно, тут уж дойду пешком. Иду, с наслаждением вдыхая запах родного города.
Шумит проспект, поют в голых ветвях птички, и я только сейчас замечаю эту странность. Ведь ещё только октябрь, деревья ещё в желтой листве должны стоять, а не голые ветки. И какой-то воздух другой, весенний, радостный. Замедляю шаг и внимательно осматриваясь по сторонам.
Вскоре сворачиваю на свою улицу и сердце бешено колотится, ещё немного и я буду дома, увижусь с родителями и весь этот кошмар закончится!