Питер Джеймс - Пророчество
Плакаты были такой же неотъемлемой частью кафе, как и бодрое приветствие ее отца, независимо от того, знал он посетителя или нет: «Привет, как делишки? Что бы хотели сегодня?» А также молчаливая сосредоточенность матери, когда она делала бутерброды, готовила горячие напитки, засовывала в микроволновую печь керамические посудины со спагетти. Ее молчание воспринималось как замкнутость, но означало оно всего лишь то, что за двадцать восемь лет, прошедших с тех пор, как они покинули задворки Неаполя и переехали в Англию в надежде разбогатеть, матери Фрэнни так и не удалось выучить язык хотя бы настолько, чтобы поддержать простейшую беседу.
Мотылек трещал и шелестел крыльями в сетке ловушки. Здесь ничего не менялось с 1957 года, когда родители арендовали это помещение. Кафе сверкало безукоризненной чистотой – таким они оставляли его каждый вечер около шести с понедельника по пятницу, когда оно закрывалось. В детстве Фрэнни проводила здесь даже больше времени, чем в квартире в Бетнал-Грин. Во время школьных каникул она почти ежедневно работала в кафе, да и сейчас иногда приходила сюда в каникулы, хотя и реже, чем раньше.
– Мне пастрами с укропом на ржаном хлебе, – сказал Макс Гейбриел, глядя поверх пустого прилавка и отбрасывая с глаз растрепанные белокурые волосы.
– Эй, Луиджи, один сандвич с аллигатором, и живо! – пробасил Себ Холланд, возвышаясь над стойкой, потом оглянулся вокруг и засмеялся. – Эй, Луиджи, обслужи!
Раздался резкий треск – крыло мотылька вспыхнуло, и он свалился на дно ловушки, усеянное останками мух и ос. Фрэнни заперла входную дверь. Табличка с надписью «Извините, закрыто» слегка закачалась, и Фрэнни проверила, не перевернулась ли она. В горле у нее то ли от страха, то ли от чувства вины застрял комок. А может, от сознания того, что она совершила ошибку, приведя сюда всех своих друзей, хотя она сама предложила это место.
В коротком коридорчике, отделяющем кафе от кухни и туалетов, в полу был люк, ведущий в погреб. В детстве он неудержимо притягивал Фрэнни и в то же время пугал. Старший брат, Паоло, сказал ей, что там живет домовой, и она поверила – погреб был достаточно большой и темный. Домовой мог жить там вечно, он собирал воду с влажных стен и грыз запасы продуктов, которые хранил там ее отец. Домовой держится подальше от чужих глаз, прячась в тени, так сказал Паоло, когда ты спускаешься с отцом вниз, чтобы открыть запакованную корзину с сыром, мясом или маслинами; их регулярно тогда доставляли им из Палермо. Домовой боялся отца, но не ее.
Она видела его однажды – в последний раз, когда лазила в погреб.
По крайней мере, она видела его тень. Это произошло лет пять назад, может быть, больше. Погреб не использовался уже давно, добрых лет десять; местный оптовик начал торговать всем необходимым, и отец счел более простым и выгодным еженедельно пополнять запасы требуемых продуктов, чем закупать их большими партиями в Италии.
– Нам нужна бумага, – деловито скомандовала Сюзи Вербитен. Ее черные волосы были коротко острижены по бокам, а на макушке торчали в разные стороны, как у игрушечного чертика из коробочки. Мать Сюзи, как считали, занималась белой магией, от нее Сюзи и узнала кое-что про оккультизм. – И толстый фломастер.
Джонатан Маунтджой, по своему обыкновению, стоял, засунув руки в карманы, рассеянно глядя вверх и думая о чем-то своем. Линн Фрикерс, маленькая, похожая на воробышка, бросила на Фрэнни взволнованный взгляд.
– Я думаю, мне пора идти. Мне надо много прочитать к понедельнику.
Боб Касл, чьи лицевые мышцы все время ходили вверх-вниз под тощей рыжей бороденкой, кивнул.
– Да, я… – Он обвел комнату взглядом. – Мне завтра рано вставать… я думаю… мне пора.
Фрэнни пробралась в маленький закуток, отгороженный холодильниками, и открыла шкаф, в котором хранились канцелярские принадлежности.
– Сколько надо бумаги? – крикнула она и вздрогнула, напуганная тем, как резко прозвучал ее голос.
– Нам нужно сделать двадцать восемь квадратиков три на три дюйма каждый, – ответила Сюзи Вербитен.
Фрэнни взяла несколько листов бумаги, пару ножниц и черный фломастер. Линн Фрикерс, позади которой, как верный пес, стоял Боб Касл, пыталась открыть входную дверь. Фрэнни отперла ее и выпустила обоих, потом заперла за ними дверь, втайне желая последовать их примеру. Она чувствовала напряжение, во рту пересохло.
– И зачем они все время возвращаются на старое место? – спросила Меридит Миннс. – На кой черт это кому-то нужно?
Фрэнни откинула с лица длинные каштановые волосы; бодрый, как всегда, голос Меридит на мгновение отогнал ее страхи. Она вручила Сюзи бумагу, затем прошла в заднюю часть кафе, встала на колени на старый линолеум возле люка, просунула пальцы в кольцо и с трудом подняла крышку. Та открылась со скрипом, с ее внутренней стороны свисала паутина. Рассерженный паук поспешно скрылся из виду. Холодный, затхлый воздух, с запахом сырого камня и гниющего дерева, вырвался из отверстия, окутал Фрэнни, пропитал ее мокрую одежду и коснулся кожи. Накативший страх враз лишил Фрэнни сил, она уставилась на деревянные ступеньки, уходившие почти вертикально вниз, так что нижняя часть лестницы была скрыта в темноте.
Пять лет назад Фрэнни с визгом карабкалась по этим ступенькам вверх, преследуемая домовым. Она искала вход в секретный тоннель, ведущий, как предполагали, к Темзе и замурованный несколько веков назад. Потом за ее спиной шевельнулась тень и раздался громкий шорох. Когда она направилась в ту сторону свой фонарик, лампочка погасла.
Она знала, что это наверняка шутки ее воображения. А может, это был бродяга или пьяница. Все подвалы сообщаются. Пробираясь под землей, можно пересечь половину Сити. Эта часть Лондона вся изрыта тайными ходами еще со времен Средневековья: ими пользовались узники, бежавшие из Тауэра, роялисты во время Гражданской войны, контрабандисты.
Все пять лет Фрэнни хотелось снова спуститься в подвал и убедиться, что тень была лишь игрой света и ничем больше. Каждый раз, когда она набиралась отваги, чтобы преодолеть свой страх, мысль о том, что придется идти одной, наводила дрожь. Но сегодня, сидя в пиццерии, они дурачились, шутили, немного выпив, рассказывали истории о привидениях и старались напугать друг друга. Поэтому, когда Себ Холланд предложил устроить спиритический сеанс с планшеткой – или, может, эту идею подала Меридит Миннс – и Сюзи Вербитен предупредила, что необходима полная темнота, Фрэнни заявила, что знает идеальное место.
– Себ, у тебя в машине есть фонарик? – спросила она, вспомнив, что в подвале нет света.
– Да, сейчас принесу.
Меридит Миннс, встав за спиной, поглядела вниз.
– У-у-ух! Господи, что там?
– Ничего, – ответила Фрэнни. – Пустые коробки и всякий хлам.
– Отлично, – произнесла Сюзи, заглядывая ей через плечо.
– Выглядит ужасно, – сказал Макс. – Неужели мы не можем остаться здесь?
– Нужна полная темнота и чтобы вокруг никого не было, – объяснила Сюзи.
– Зачем полная темнота? – спросила Меридит.
– Затем, дарага-а-а-я! – произнес Себ со славянским акцентом, щекоча ее пальцами по спине. – Мы собираемся вызвать князя тьмы. Уа-ха-ха-ха!
Меридит поежилась, но улыбнулась.
– П-прекрати!
Себ открыл входную дверь и отправился за фонариком. Сюзи вырезала из бумаги двадцать восемь квадратиков, написала на каждом по одной заглавной букве алфавита, а на оставшихся двух слова «да» и «нет».
– Нужен стакан, – скомандовала Сюзи, – а еще гладкая поверхность и свеча.
– Там наверняка есть подходящий ящик, а если нет, мы можем спустить туда стол, – сказала Фрэнни, откинув до конца крышку люка.
Макс разглядывал кафе:
– Это местечко, наверно, золотая жила: прямо в центре Сити – здорово.
– Арендная плата очень высокая, – сказала Фрэнни, вспомнив о родителях: каждый день вставать в пять утра делать сандвичи; с трудом оплачивать счета, бороться с владельцами, желающими перестроить здание, за право аренды еще на несколько лет; все время мечтать вернуться в Неаполь богачами. Но правда была в том, что они никогда уже не смогут уехать отсюда, по крайней мере, сейчас дела обстояли именно так. Родственники и друзья умерли, или переехали, или изменились; та жизнь, от которой они сбежали из Италии, ничуть не отличалась от серого, однообразного будущего, ожидавшего их в Англии. Через несколько лет истечет срок аренды, теперь уже окончательно, и все здание снесут. Родителям придется переезжать, устраиваться заново в другом месте; усталые, пожилые люди, чьи надежды расплющены в лепешку, как старый кусок железа под молотом.
Фрэнни отыскала на кухне в шкафу возле раковины коробку свечей, взяла с плиты спички и дождалась Себа. Он вошел, закрыл за собой дверь и протянул ей большой фонарь.
