Александр Варго - Закопанные
Стук-стук.
Он открыл глаза, со свистом выпустив воздух из легких.
Уходя, Дикий не стал выключать свет, и в «теплице» было светло как днем.
Ходжа был в отключке. Из уголка его рта тянулась слюна, зэк болезненно стонал и постоянно вздрагивал.
Распухшая шея болела, в воспаленных глазах рябило, и зэк с нарастающим страхом открыл для себя, что начинает слепнуть. Он повернулся в сторону «лисички». Женщина склонила голову набок, из приоткрытого рта доносились глухие хрипы. После смерти своего супруга она некоторое время звала маму. Звала до тех пор, пока у нее не сел голос. С тех пор она не проронила ни слова.
«Все. Почти готова», – уныло подумал Зажим. Глядя на умирающую, зэк почему-то подумал о красивом цветке, который случайно раздавил пробегавший мимо мальчишка. Ее голова напоминала бутон этого самого сломанного цветка.
Зажим был поражен собственным мыслям.
Это он-то, матерый вор, почти не вылезающий из-за решетки?! Думает о такой сопливой хренотени?!!
«Мне просто жаль бабу», – подумал он, будто бы желая оправдаться перед собой за собственные размышления.
Кряхтя, он посмотрел налево и чуть не вскрикнул, увидев залитую кровью физиономию Носа. Он выглядел спящим, если бы не его глаза, которые смотрели прямо на Зажима, и смотрели с тупым ожесточением.
– Ты спишь, Нос? – спросил он. – Спишь?
Нос молчал.
– Если ты спишь, гребаный маньяк, то хватит на меня пялиться! – крикнул Зажим. – Ну?! Закрой свои глаза, мразота! Закрой!!
Нос не шелохнулся, продолжая холодно взирать на беснующегося уголовника.
– Слыши-и-и-ишь, – вдруг прошипело где-то совсем рядом, и Зажим тут же заткнулся, с испугом оглядываясь.
На него, подслеповато щурясь и моргая, уставилось изможденное лицо Доктора. Блеклое пятно, как привидение, с рваными дырами вместо глаз.
«Бьют земной ему поклон. Поклон», – пронеслись в памяти Зажима истеричные вопли воровского авторитета.
– Ты – Зажим? – спросил Доктор. Голос звучал разбито и надреснуто, будто по асфальту волочили старый дырявый помойный бак, из которого весь мусор высыпался наружу.
– Да. Это я. Доктор, а ты… ты в норме? – нерешительно спросил Зажим. Он боялся признаться самому себе, но похоже, что у известного вора наступил небольшой проблеск сознания. Интересно, надолго ли?
Полы несуразного головного убора Доктора шевельнулись, словно крылья ската.
– В норме? Нет, – свистящим шепотом ответил тот. – Ухожу я, Зажим. Чую, как тело холодеет. Да и нет уже… моего тела. Скисло там все. Сгнило…
– Сколько ты здесь?
«Боровик» снова качнул своей карикатурной шляпкой.
– Я не помню. Но иногда я думаю… я думаю, что я тут родился. Родился, вырос и состарился.
Он хихикнул:
– И здесь я созрел. Зажим. Ты тоже, кхех… – Доктор закашлялся, – ты тоже созреешь, братуха. Иногда… я думаю, что внутри меня… пять или шесть тварей, и каждая из них… рулит моим телом и мозгами… как хочет. Этот псих, грибник… он убивает нас. Медленно-медленно… И не столько тело, Зажим. Он убивает наш мозг. Разум и душу. Высасывает, как… как проклятый вампир. Капля за каплей.
Зажим не знал, что ответить, и угрюмо молчал.
– А когда сил не остается… и глаза слипаются… он тычет багром… он будит… он хочет слушать… слушать… и ты исповедуешься перед ним… Зажим, ты знаешь, что случается с человеком… когда ему не дают спать… пять дней?
– Зачем ты написал мне маляву? – спросил Зажим. – Что ждешь меня здесь? Ты подставил всех нас. Знаешь, что за такое полагается?
Доктор с усилием приподнял трясущуюся голову и несколько секунд с недоумением вглядывался в лицо зэка. Потом в его слепнущих глазах скользнула тень понимания:
– Трудно… кхех! Трудно было не написать… когда у тебя в ухе… сверло… и когда… на тебя справляют нужду… и он обещал, что будет еще хуже…
Зажим сплюнул. Полноценного плевка не вышло, и вязко-горький комок слюны повис на заросшем щетиной подбородке.
– Желаю вам всем, – шелестел Доктор, – желаю легкого созревания… пусть… пусть вы ничего не почувствуете, пацаны… Поверь мне… Здесь это многого стоит.
Он поднял голову. На этот раз криминальный авторитет держал ее ровно, без вздрагиваний, и его глаза были ясные, словно безоблачное небо.
– Понимаешь, Зажим?
– Я…
– Уйти отсюда нельзя. Так хоть умрите как настоящие пацаны. Не дайте этому упырю насладиться вашей смертью.
Пока Зажим обдумывал ответ, голова Доктора поникла.
– Эй! Эй, Доктор!
Зэк не двигался.
– Доктор! – закричал Зажим. – Очнись!!
– Не ори, – вдруг подал голос Нос, и тот резко повернул голову, рискуя вывихнуть шею:
– Закройся, ублюдок. Тебе слова не давали.
Нос засмеялся каркающим смехом:
– Я тебя тоже равдражаю, Зажим? А, Зажим? Зажим-Зажимчик. Научись принимать фитуацию такой, какая она ефть. Тем более ефли не в фофтоянии ее изменить.
Рот психопата был разбит, губы распухли, и Зажим подумал, что каждое слово наверняка причиняло Носу невыносимую боль. Но тон этого сукиного сына был, несмотря на шепелявость, вполне ровным и даже нагло-издевательским. Более того, Нос вообще выглядел так, словно сидел за праздничным ужином в каком-то фешенебельном ресторане, а не был закопан по самую шею в каком-то загаженном подвале.
– Я убью тебя, говноед картавый, – сказал Зажим. – И заткнись. Когда ты открываешь свой хавальник, перед глазами мелькает параша.
Нос расхохотался, запрокинув голову.
– Так, Зажимчик, не годитфа – равдвигай-ка ягодицы… Что ж, вылезай и убей меня, мокруха. Ты ведь мокруха? – сплевывая сгустки крови, уточнил он. – А насчет парафы… фначала вычифти то, фто навалил у фебя, мокруха. И только потом разевай фвою помойку на меня.
Услышав это оскорбление, Зажим едва не задохнулся от бешенства.
– Зажим-Зажимчик. Может, тебя лучфе лифчиком называть? – осведомился Нос. – Или фифаком? Флыф, фифак. У тебя что-то упало, и мухи налетели.
– Я – сифак?! Ну все, срань. Крышка тебе, – проскрежетал Зажим. – Клянусь. Все свидетели.
Нос показал ему язык.
Неизвестно, к чему привела бы эта перепалка, если бы у входной двери подземелья не послышалась возня.
Оба зэка умолкли. Раздались тяжелые, ковыляющие шаги, и вскоре перед лицом Зажима остановились грязные, стоптанные ботинки. Темно-синие брюки выглядели посвежее.
«Здесь не было никого в таких штанах, – отстраненно подумал Зажим. – Этот шизанутый «грибник» всегда в «камуфляже», а на Саве были какие-то допотопные брюки еще совковых времен».
Его взгляд пополз выше, и зэк выдохнул с облегчением.
Это был Сава.
Толстый, неуклюжий валенок Сава.
«Только одет этот одноглазый жирдяй как-то странно», – пронеслась у Зажима мысль. Он едва не присвистнул, когда Сава присел на корточки, и на его плечах тускло блеснули капитанские звездочки.
– Братуха, ты что, в мусора записался? – попробовал улыбнуться Зажим, но, глядя в бледное напряженное лицо толстяка, он понял, что шутка не удалась. – Вытащи нас. Раскопай чертову яму, Сава, – сказал он. – Тебе зачтется, братуха.
Толстяк ничего не ответил. Он просто сидел на корточках, прерывисто дыша, и оценивающе смотрел на нервничающего зэка.
– Че застыл, братуха? – спросил Зажим, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не наорать на Саву. – Давай быстрее! Этот бл…кий урод может прийти в любой момент!
– Не придет, – промолвил беглый зэк. – По крайней мере, в ближайшие тридцать минут. И то, если ему удастся освободиться от ремня, которым я его связал.
Он убрал руку от левого бока, и Зажим словно завороженный уставился на громадное пятно крови, расползшееся по рубашке.
«Валенок ранен. И ранен сильно», – подумал он с отчаянием. Эдак он подохнет, прежде чем вытащит их отсюда!
– Сава! – позвал он, но уже не так уверенно.
Толстяк даже не оглянулся. Подволакивая правую ногу, Сава принялся неторопливо обходить подвальное помещение. Он внимательно разглядывал каждую деталь, словно находился в музее, качал головой и продвигался дальше.
– Сава, братуха, – упавшим голосом позвал Зажим.
«Он не будет вас вытаскивать. После всего того, что ты с ним сделал», – с притворным вздохом сообщил внутренний голос.
Внутри зэка все оборвалось.
Похоже на то.
Остановившись у развороченного дивана, Сава провел рукой по распотрошенной обшивке и вылезшему наружу поролону. Потом перевел взор на разбитый прожектор, пнул носком ботинка поблескивающие осколки.
– Что здесь произошло? – спросил он, не оборачиваясь.
– Нос с этим бородатым отморозком чего-то не поделили, – с готовностью ответил Зажим. – Сава, я клянусь… Признаю свой косяк. Не держи зла, корефан. Выкопай ме…
– Захлопнись, – прервал его Сава, и что-то, прозвучавшее в его голосе, заставило Зажима тут же прикусить язык.
