Джозеф Ле Фаню - Проклятый остров
Никто не осмеливался снять тело, и граф провисел там двенадцать лет. Только лихие юнцы да смельчаки постарше иногда поднимались крадучись по ступеням башни, чтобы в ужасе поглазеть сквозь щели в двери на жуткий стальной саркофаг, заключавший в себе останки душегуба и самоубийцы, что постепенно обращались в прах, из которого и вышли. В итоге доспехи испарились, никто не знал куда, и следующие двенадцать лет комната стояла пустая, за исключением старой мебели да истлевших портьер.
Так что картина, представшая взору наших героев, поднявшихся в страшную башню, разительно отличалась от сегодняшней. В комнате все сохранилось в точности так, как было в ту ночь, когда граф Альберт сжег замок, только вот латы с их страшным содержимым бесследно исчезли.
Полагаю, за сорок лет ни одна живая душа не переступала порог этого зловещего места.
По одну сторону стояла большая кровать из черного дерева с покрытым плесенью дамастовым пологом. На идеально застеленной постели лежала переплетом вверх раскрытая книга. Вся обстановка — несколько старинных стульев, резной дубовый сундук и большой стол с инкрустацией, на котором громоздились книги и бумаги, а на углу стола — две-три бутылки с темным осадком на дне и бокал, тоже темный от вина, выпитого почти полвека назад. Гобелены на стенах позеленели от сырости, но не были ни порваны, ни еще как-либо повреждены. Хотя комнату и покрывал сорокалетний слой пыли, она оставалась цела и невредима: ни паутины, ни следа мышиных зубов, ни даже высохшего мотылька или мухи на подоконниках окон с ромбовидным орнаментом. Как будто жизнь раз и навсегда покинула этот дом.
Молодые люди с интересом огляделись и, уверена, ощутили невольный трепет, безотчетный страх; но даже если им и стало не по себе, они не подали виду и спешно принялись устраиваться на ночлег. Они решили по возможности ничего в комнате не трогать и спать в углу на тюфяке и простынях, выданных трактирщиком. Набросали поленьев в спекшуюся золу в большом камине, сорок лет не знавшем огня, старый сундук приспособили под стол и разложили на нем все, что приготовили для своей вечерней забавы: еду, две-три бутылки вина, трубки и табак и шахматную доску, сопровождавшую их во всех путешествиях.
Юношам пришлось потрудиться самим: трактирщик отказался заходить даже во внутренний двор. Он заявил, что умывает руки. Мол, если этим остолопам вздумалось искать смерти — пускай, но потворствовать им он не собирается. Паренек-конюх поднял корзину с едой, дрова и постель по винтовой каменной лестнице, но никакие деньги, уговоры или угрозы не могли заставить его войти в дверь проклятого места, и он только наблюдал, объятый ужасом, как двое безумцев суетятся в мрачной старой комнате. А ночь меж тем подступала все ближе.
Наконец все было готово. Руперт и Отто снова вернулись в трактир, пообедали, а на закате отправились в Кропфсбергскую башню. Их провожало полдеревни — Петер Росскопф разболтал о безрассудной затее разинувшим от удивления рты селянам, и они с благоговейным страхом молча следовали за юношами, чтобы посмотреть, не дадут ли те в последний момент деру. Однако сумерки уже сгущались, и дальше двери, ведущей к лестнице, с ними никто не пошел. Не проронив ни звука, толпа смотрела, как двое отчаянных юнцов, рискуя жизнью, ступают в башню, высившуюся, точно крепость, среди груды камней, из которых некогда были сложены стены, окружавшие замок. Минуту спустя высокие окна наверху осветились, все обреченно вздохнули и разошлись по домам — покорно дожидаться утра, когда станет ясно, что их страхи и предостережения были ненапрасны.
Тем временем охотники за призраками растопили огромный камин, зажгли свечи и уселись ждать. Руперт впоследствии рассказывал моему дядюшке, что они в самом деле не боялись, но испытывали лишь презрительное любопытство. Друзья с аппетитом поужинали — еда показалась им особенно вкусной. Вечер предстоял долгий. Дожидаясь полуночи, они сыграли несколько партий в шахматы. Один час сменял другой, и ровным счетом ничего не происходило. Пробило десять, одиннадцать, вот уже почти и полночь. Они подбросили дров в камин, зажгли новые свечи, проверили револьверы — они ждали. Сквозь высокие окна в глубоких проемах донесся приглушенный бой деревенских часов. Двенадцать. Ничего не случилось, ничто не нарушило вязкую тишину. Со смешанным чувством облегчения и разочарования они посмотрели друг на друга и признали дело очередным промахом.
Вскоре они решили, что нет смысла дальше маяться, пора и на покой. Отто завалился на тюфяк и тут же уснул. Руперт еще посидел, дымя трубкой, глядя, как звезды появляются на ночном небе за разбитыми стеклами и гнутыми решетками, как прогорают поленья и странные тени скользят по заросшим плесенью стенам. Его завораживал железный крюк в дубовой балке посреди потолка — жутковато, но не страшно. На этом самом крюке двенадцать долгих лет и зим висело, закованное в средневековую сталь, тело графа Альберта, душегуба и самоубийцы. Поначалу оно чуть раскачивалось и поворачивалось, пока в очаге тлели последние угли и остывали руины замка, а крестьяне в ужасе разыскивали тела двадцати веселых, беспечных грешников, которых граф Альберт собрал в Кропфсберге на последнее пиршество, обернувшееся для гостей страшной и безвременной смертью. До чего дикая и дьявольская идея! Граф — молодой, красивый аристократ, погубивший репутацию своей семьи, — вращался в обществе самых выдающихся распутников и пригласил их всех, мужчин и женщин, знавших в жизни только любовь и наслаждение, на ослепительный и ужасный праздник роскоши, а когда в большой зале начался бал, запер двери и поджег замок. Он сидел в сторожевой башне, слушая, как кричат в агонии его гости, наблюдая, как огонь пожирает одно крыло за другим, пока вся каменная громада не превратилась в один гигантский погребальный костер, а затем, облачившись в доспехи прапрадеда, повесился среди руин некогда гордого и славного замка. Таков был конец великого рода и великого дома.
Но то было сорок лет назад.
Руперта клонило в сон. Пламя в камине трепетало, одна за другой гасли свечи. В комнате сгущались тени. Почему железный крюк так ясно виден в темноте? Почему за ним так насмешливо пляшет и мечется темная тень? Почему?.. Не задаваясь более вопросами, он погрузился в сон.
Казалось, спал он всего мгновение. Огонь еще не потух, но стал слабее и беспокойнее. Отто во сне дышал глубоко и мерно. Плотные черные тени подступали все ближе. Языки пламени таяли с каждой секундой. Руперт окоченел от холода. В оглушающей тишине он услышал, как деревенские часы пробили два. Вдруг его кольнул неодолимый страх, и он, вздрогнув, резко обернулся и посмотрел на крюк в потолке.
