Потапыч - Беляев Павел
— Н-нада исп-портить ф-се эк-краны!
— Идея огонь! — одобрил толстый. — Об стену лупить будем?
Кажется, портить что-то — это уже по моей части, поскольку, не тратя время на разговоры, я выхватил у Глюкера самострел и оторвал от него скобу для прищепок, которую мы использовали как спусковой крючок. Острым концом я исцарапал свой экран так, что на нём стало сложно что-то разглядеть. Чтобы толком нельзя было отразиться. Потом продемонстрировал дисплей нашему паникёру.
— По фигу как, — сказал я, — всем, что под руку подвернётся. Тогда даже если все мобилы погаснут, она не сможет до нас добраться. Слышите? Надо испортить наши экраны! Жизнь дороже мобильника!
Ребята смотрели на меня как на круглого дурака. Ну, конечно, кто же в здравом уме будет портить собственный телефон? Родители за такое по головке не погладят. Да и новый когда ещё купят?
— Вы чё, блин, издеваетесь? — заорал Глюкер, и только после этого до всех начало доходить, что на одной чаше весов их обожаемые гаджеты, а на другой — собственные жизни.
Началось истязание телефонов. Несчастным девайсам доставалось по самое «не хочу». Их разбивали об углы столов и дверных проёмов. Их топтали ногами. Ломали об колено. Ребята поумнее царапали экраны в надежде на то, что сенсор заменить проще, чем купить новый телефон.
Самым удивительным было видеть лица. Такое ощущение, будто царапины наносились не на чёрные стёклышки, а на собственную кожу. Многие расправлялись со своими телефонами со слезами на глазах. Кто-то вообще плакал навзрыд. Ещё бы, некоторым пришлось очень долго мечтать, упрашивать родителей, а то ещё и вкалывать, получая хорошие оценки, прежде чем им подарили желаемую модель.
Да и чего греха таить? В мобильном телефоне вся наша жизнь. Все номера друзей, фоточки, видео, шпаргалки. Вся переписка. Тут все без исключения пароли — зачем их запоминать или записывать, если мобила сама способна хранить данные в себе? Любой вход автоматически. Всё привязывается к номеру и почте. Одно цепляет другое. Пройдут дни, пока ты восстановишь доступ ко всему, что составляло твою жизнь. И это, дай бог, если ты догадался вовремя сделать бэкап на облаке. А если нет? По закону подлости ты в итоге восстановишь всё, кроме самого нового и необходимого.
Короче, я понимал тех, кто портил свои телефоны с таким видом, будто с него сдирали кожу.
Но жить всё равно хотелось больше.
Видимо, мы были на верном пути, потому что это твари терпеть не стали. Как только наша решимость уничтожить все отражающие поверхности стала очевидной, чудовища с руками-косами как по команде бросились на нас. Не прошло и двух секунд, как истерично замигали фонарики, а визжащие дети вместо того, чтобы расправиться со своими гаджетами принялись беспорядочно носиться по коридору в надежде найти где-то спасение. Которого по-прежнему не было.
Раздался грохот — уронили что-то тяжёлое, скорее всего шкаф с лекарствами. Тут же что-то разбили. Хлопнули двери. Снова что-то разбилось. Кто-то завыл, как ненормальный. То есть буквально завыл, как какой-то зверь.
Но мы точно знали, что воет человек.
Я получил по носу, а потом кто-то сбил меня с ног.
— Хали-Гали! — кричал Рита. — Где Хали-Гали?
2
Несколько минут полнейшего хаоса постепенно сменились полным покоем. Не сговариваясь, без единого слова чудовища уложили всех на пол. А если кто-то и пытался подняться, у него над головой со свистом проносилась лапа-коса, и смельчак снова растягивался на холодном бетонном полу в страхе за жизнь.
Я лежал вместе со всеми, обхватив голову руками на всякий случай и даже первое время закрывал глаза, хотя и без того было довольно темно.
Всюду раздавался плач и охи. После той ночи пациентов травматологии знатно прибавилось. Одних неплохо так посекли крысоморфы (как гораздо позже мы между собой прозвали этих тварей), других в панике покалечили сами ребята — кого сбили с ног и наступили на руку или на ногу, кому случайно сломали нос, были и такие, по ком прошлись, как по полу, чуть не сломав рёбра. А ушибов, порезов и растяжений было просто не счесть.
Через какое-то время крики стихли. Мы боялись привлекать к себе лишнее внимание, потому что не знали, чего ждать от хвостатых тварей.
Ощутив какое-то движение, я поднял голову и увидел её.
Крыса стояла посреди коридора. Ушами она почти доставала до фарфоровых плафонов подвесных люстр этого этажа. Большие, чуть загнутые вперёд усы хищно топорщились. Красные глаза без зрачков едва заметно светились.
Крыса стояла на задних лапах, чуть подогнув перед собой передние. Ко мне она была вполоборота, и можно было разглядеть два уродливых горба у неё на спине.
На полу валялись четыре чудом уцелевших телефона. Лучи от их фонариков худо-бедно освещали помещение и очерчивали уродливую фигуру Крысы по контуру. Как будто специально — чтобы мы лучше её видели.
От такого зрелища ребята забыли про угрозу в виде рукокосых тварей и, как круги на воде, расползались от Крысы в разные стороны. Кто как: на четвереньках, на животах, даже на собственной заднице.
Медленно, всё так же боясь резким движением привлечь к себе внимание.
Краем глаза среди общего человеческого отлива я заметил сухощавую фигуру, которая замерла на одном месте, не смея пошевелиться. Это был Хали-Гали, и, скорее всего, у него просто не осталось сил для того, чтобы вместе со всеми отползти в сторону.
Наверное, это было весьма иронично: люди — вершина эволюции — по крайней мере, так нам всегда говорили — расползаются по углам, как крысята, до смерти напуганные именно ею — крысой.
А та медленно оглядела нас всех, весь этаж. Было ощущение, что её взгляд способен даже проникнуть сквозь стены. Потом Крыса издала что-то очень похожее на смешок и сказала:
— Ну, что, умные мальчики и девочки? Что вы будете делать теперь?
Не знаю, как другие, но лично я тогда понял, что Глюкер всё это время был прав.
Нам крышка!
9
Противостояние
1
Крыса стояла в свете нескольких фонариков, которые при всём желании не могли разогнать мрак в таком большом помещении. Зато они делали двугорбую фигуру ещё более уродливой.
Позже я не раз и не два проснусь от собственного крика из-за того, что мне приснилась она. И думаю, что не я один.
А тогда мы все, даже Хали-Гали, расползлись в стороны, но до стен всё же не добрался никто, по одной простой причине — вдоль окрашенных белой краской панелей курсировали крысоморфы со своими страшными лапами-лезвиями. Яснее ясного, для чего они там все собрались — отрезали любую возможность к бегству. Ни до дверей, ни даже до окон никто из нас ни за что бы не добрался. Живым.
Таким образом, мы оказались зажаты между смертоносными чудовищами, чьи передние конечности были способны запросто снести голову любому из нас, и гигантской потусторонней королевой крыс, от одного взгляда на которую можно было умереть от разрыва сердца. Или на худой конец — рехнуться.
— А я говорил, — прошипел сидевший рядом со мной Глюкер.
— Ну, типа, говорил, и чё? — фыркнула Соня, которая сидела через два человека от нас. — Толку‐то? Даже сбежать не предлагал. А ныть, как девчонка, «нам всем конец», «мы обречены» — и я могу.
Несмотря ни на что, мне захотелось улыбнуться. По-моему, Соня очень правдоподобно его передразнила, но Глюкер надулся и обиженно засопел.
— С-Соня, н-е-е надо, — прошептал с другой стороны Хали-Гали. — Он н-не в-виноват.
— Конечно, не виноват, — хмыкнула девушка. — Мы же знаем, кто виноват на самом деле! — бросила она и зло посмотрела в сторону кушетки, под которой лежала замотанная в бинты, как мумия, Лена. А возле неё злым волчонком сидела и прижимала к себе потасканного игрушечного медведя Вика.
Из палаты в противоположном конце коридора раздался леденящий душу крик. Который, впрочем, резко оборвался. Наверное, кто‐то спал достаточно крепко, чтобы пропустить весь кипиш, возможно был под действием снотворного, а тут совершенно не вовремя проснулся. И скорее всего, нарвался на тех, кто прячется под кроватью.
