Наталья Сорокоумова - Арикона, или Властелины Преисподней
Росси спросила: что вам нужно от меня?
Арикона посмотрела в подслеповатые глаза врача, – безжизненные и пустые, – и ответила: сострадания.
Врач еще мгновение созерцала измученную бессонницей Арикону, а потом развернулась и ушла. Я найду тебя, сказала Арикона ей вслед. Я узнаю, что творится в твоей душе. Ты ведь не доктор – ты бездушная машина, которую надо уничтожить.
Боже, дай мне сил выдержать! Дай Анн все это выдержать!…
Тишина в ответ. Только хрипящее дыхание Анн и ее широко раскрытые страшные глаза. Бороться за глоток воздуха, когда его вокруг так много…
Спасибо врачу, той молоденькой девочке, которая превысила дозу морфина. Она сделала то, что должен был сделать бог. Неправильно рассчитав дозу, она ввела слишком много наркотика, пытаясь облегчить Анн дыхание. Анн уснула не сразу, но уснула все-таки. А девочка, перепуганная девочка, схватила кислородную маску и начала качать кислород.
Арикона глядела в лицо уходящей Анн. Веки еще подрагивали и легкие сокращались. Арикона взяла вспотевшую и дрожащую девочку-врача за руку и сказала: не надо. Вопросительно-изумленный взгляд в ответ… Не надо, повторила Арикона, не мучайте ее больше. Хватит. Дайте ей отдохнуть.
И девочка убрала маску.
Арикона видела, каким зеленым стало лицо Анн. Она присела рядом, целуя горячую щеку, и бормотала: спи, дорогая, спи. Отдыхай, твоя боль закончилась. Забери свою муку с собой и возьми мою тоже. Отдай ее тому, кто послал нам такие страдания. Кинь боль ему в лицо, Анн…
… Дальше – забытье. Только-только начали воскресать в памяти события драки с тенями, как все смешалось: похороны, букеты, друзья, пришедшие поддержать в тяжелую минуту, портрет Анн и свеча рядом… Пролетели дни, когда мозг ничего не соображал, и жизнь продолжала идти только потому, что ничего ей больше не оставалось. Еда, сон, работа. Еда, сон, работа… Еда, сон…
Где же тени? Какие тени, тут же спросила у себя Арикона. И вообще – где я? Почему вокруг темно? Где эти проклятые лесные приведения? Как они меня отделали, ничего не чувствую. Тела нет. А была ли драка?
Тяжело в груди… Может, я умираю, как умирала Анн? Больно дышать. Невозможно и пальцем двинуть. Куда делся мой мир?…
Сквозь темноту прорывается узкий пучок света. Кто-то светит фонариком в лицо Ариконе, и глаза дико болят от яркого света. Уйди, твердо сказала Арикона.
Знакомый запах… Где я могла его слышать? Ассоциации – белая рубаха до пола, светлые курчавые волосы, кружок звезд над головой…
Прочь, прорычала Арикона, зверея… Пошел прочь, раб…
Успокойся, Арикона, говорит силуэт в пучке света. Я смогу помочь тебе.
Пошел прочь, прорычала Арикона. Ненавижу тебя и все твое небесное войско! Гори в преисподней вместе с теми, кого обрекли вы, ангелы, на вечные страдания… Пусть болезнь разъест тебя так же, как разъела Анн… Будь ты проклят…
Арикона, отвечает Михаил, я могу помочь тебе. Тебе больно и страшно. Дай мне руку и иди за мной, Отец ждет тебя, чтобы успокоить. Я твой друг.
Твой Отец нужен был мне, когда Анн погибала, оскалила зубы Арикона. А теперь вы мне не нужны. Я буду делать все, чтобы отобрать у вас все души. Я буду служить Лорду вечно, буду идти против воли Отца и когда-нибудь встречусь с ним, чтобы сказать, как сильно я его ненавижу!
Ему больно от твоих слов, сказал Михаил. Опомнись. Твоя душа, прикованная к огню ада, немыслимо стонет и будет стонать веками, если ты не спасешь ее.
Я не знаю, где моя душа, фыркнула Арикона. Ты, раб, ступай к хозяину и никогда больше не смей являться сюда. Я отказалась от вас сознательно, и не жалею. Лорд дал мне все, что я просила у вас, и даже больше того. А душа меня поймет – ей тоже досталось. После всего, что я пережила, ад для нее покажется местом благославленым.
Михаил печально наклонил голову, смиренно сложив руки на груди. Он что-то опять начал говорить, но ненависть мешала Ариконе услышать его слова. Она несколько раз повторила: раб, раб… Михаил постоял немного в пучке света, а потом медленно пошел прочь. Я мог тотчас же спасти тебя, сказал он, не оборачиваясь. Но ты прогоняешь меня. Я не знаю, что тебя ждет.
Арикона принялась шарить вокруг себя рукой, но в темноте найти свой пояс с оружием не смогла. Ей так хотелось бросить в удаляющуюся спину Михаила свой топорик, хотя она знала, что ангелу такое оружие никакого вреда не причинит. Обессилев, она легла в темноту и потеряла из виду свет. Наверное, это все, подумала она. Конец…
Как громко поют птицы. Странно. Никогда раньше не замечала, что птицы могут так пронзительно орать, да еще прямо над самым ухом… Она дернула рукой, пытаясь прогнать надоедливую тварь. Крик не прекратился. Тогда она схватила за угол подушку и с усилием потянула ее. Что такое, удивилась она. Совсем руки не слушаются. Наверное, долго неудобно лежала. Надо бы на бок перевернуться…
Она напрягла мускулы, но, странное дело – они были словно ватные. От напряжения Арикона запыхтела, и опять безрезультатно. Она открыла тяжелые веки, полностью очнувшись.
Утро. Горит огонь в раскрытой печке, идет от нее приятное и расслабляющее тепло. Пахнет мятой и валерьяной. Марта насобирала свежей травы и развесила под потолком? Да нет, венички хорошо просушенные, давние. Какой приятный запах.
Арикона с усилием повернула голову. На узкой скамейке под окном дремала старушка – кажется, одна из подружек Марты. Арикона открыла рот, чтобы окликнуть, и обнаружила, что не может ворочать языком. Он словно присох к небу. Черт, как хочется пить, подумала она. Славно же меня отделали эти приведения. Тела не чувствую. Надеюсь, переломов хотя бы нет. Чем это они меня били? Кулаками? Кулаки такую боль не вызывают. И дробить кости кулаками нельзя. А ведь кости болят. Нет, ноют, постанывают. Но не болят. Значит, целые.
Скрипнула дверь. Арикона скосила глаза и увидела вошедшую Марту с охапкой дров. Она была закутана в теплый платок, и на голове у нее красовался целый снежный сугроб. Арикона закряхтела, привлекая к себе внимание.
Старушка на скамейке очнулась и зачмокала губами. Марта остановилась на пороге.
Арикона шевельнулась всем телом.
– Все святые! – внятно сказала Марта и разжала руки. Дрова выскользнули и загрохотали по полу. Арикона поморщилась.
И Марта, и старушка бросились к ней. Дрожащими руками Марта поднесла к пересохшим губам стакан и Арикона жадно глотнула горячую ароматную жидкость. Вино Марты. Эликсир жизни. Вино смочило колючее горло и заструилось по телу жидким огнем.
Марта заплакала. Слезы потекли по морщинистым щекам и упали на лицо Ариконы. Волновалась, подумала Арикона с удовольствием. Наверное, я всю ночь провалялась без сознания.
– Арико, – прошептала Марта, прижимаясь к ней. – Проснулась! Я думала, умру возле тебя!… Все святые…
