Мария Семенова - Окольцованные злом
На Московском в хвост «пятерке» пристроился нахальный «шевроле-блайзер». Наплевав на безопасность движения, он прижался вплотную к бамперу, слепил мощными фарами и наконец взревел могучим, подобным паровозному, гудком. «Щас тебе, ублюдок». Озверевшая от подобной наглости Катерина дорогу уступать и не подумала: проезжая часть свободна, обгоняйте! А на красном они встретились. Джип встал справа от «пятерки», тонированное стекло на водительской дверце опустилось, и гладкобритый рулевой жестом предложил ликвидатору сделать то же самое. «Опять начинается». Раздраженно вздохнув, Виктор Павлович принялся крутить ручку подъемника.
— Эй, фуфел, скажи своей пятицилиндровой, сейчас она у меня отсосет. — Бритый приподнял рукой темные очки и тягуче сплюнул прямо на капот «жигуленка». — А потом и тебя на четыре кости бортанем.
— Ась? — Башуров по-дурацки улыбнулся, показывая на уши, он принялся вылезать из машины. — Простите, я вас не понял, у меня в слуховом проходе пробки.
— Хорошо, что не в заднем, придурок! — Смачно заржав, бритый даже придвинул харю поближе к окошку, чтобы лучше рассмотреть козла рогатого, а ликвидатор коротким движением «от кармана» моментально сломал ему челюсть. Подождав, пока начнет открываться задняя дверь джипа, он с силой пнул ее ногой, раздробив вылезавшему колено, затем в гневе сокрушил локтем боковое зеркало иномарки и наконец, угомонившись, вернулся в «Жигули»:
— Поехали, зеленый.
По Катиному лицу снова пробежала тень недоумения:
— Чтобы так драться, Берсеньев, лет десять учиться нужно. Это ж не трусы, из Амстердама не привезешь… — Она посмотрела на киллера как-то странно, пожалуй даже настороженно.
— Да брось ты… — Башуров деланно рассмеялся. — Надо просто чаще видик смотреть. — И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: — Юбиляршу-то как радовать будем?
Катерина усмехнулась:
— Ей бы мужика найти хорошего, лучше не придумаешь! Да только на дороге нынче не валяются. А вообще-то мы уже собирали деньги на подарок. — Она в раздумье пожала плечами. — Даже не знаю, ну, сладкоежка она, ликерчиком побаловаться любит…
Сладкоежка, говоришь? Тормозни-ка. — Виктор Павлович выскочил у какого-то метро, нырнув в скопление ларьков, быстро вернулся с огромным шоколадным тортом и снежно-белой пузатой бутылью клубничного «Мисти». — Покатили.
Объехав по кривой фигуру вождя пролетариата с протянутой дланью, «пятерка» вырулила на проспект Славы, стремительно нырнула под Витебский и, повернув направо, вскоре остановилась возле кирпичного точечного уродца, — прибыли.
Виновница торжества оказалась застенчивой миловидной женщиной лет тридцати пяти, с умными серыми глазами и, судя по всему, нелегкой женской долей. Кроме нее за праздничным столом располагалось с полдесятка академического вида дам при кавалерах с галстуками, а также счастливая мать и слегка уже пьяненький папаша. Веселье было в самом разгаре, и гости на опоздавших отреагировали слабо. Лишь родитель вновь испеченного кандидата отчего-то сразу проникся к Башурову пылким чувством и, поминутно опираясь животом на скатерть, чтобы чокнуться, проникновенно уверял:
— Один только ты здесь с яйцами, остальные с галстуками.
Наконец все в первом приближении насытились, квартира начала наполняться сигаретным дымом и интеллектуальными речами. Мать юбилярши меняла тарелки гостей на чистые. В это время во входную дверь позвонили, и в комнату прошествовал крупный плечистый дядька с букетом белых роз.
— Ой, Игорь Васильевич, спасибо! — Балашова просияла и покрылась легким румянцем. — Какая красота!
Присутствующие дамы начали незаметно прихорашиваться, их спутники приосанились для внушительности и даже как бы протрезвели.
Тем временем вновь прибывший, приветственно всем покивав, уселся на мгновенно освобожденное за столом место. Штрафную ему наливать постеснялись: начальник все-таки! Ждали, пока сам произнесет тост.
— Ну что ж, Людмила, давай-ка за тебя выпьем. — Игорь Васильевич наконец поднялся, с улыбкой обвел присутствующих взглядом. — Растет наша молодая поросль, пробивается даже через толщу демократических реформ. Не успеешь оглянуться докторскую обмывать будем. Так что, Людмила Петровна, за ваши будущие успехи, в творчестве и во всем остальном!
Он ловко опрокинул рюмку водки, все дружно захлопали, юбилярша окончательно расцвела, и веселье разгорелось по новой.
Виктор Павлович рассматривал усевшегося рядом гостя с интересом. Его смуглое лицо было на восточный манер скуласто-узкоглазым, мясистый длинный нос красноречиво свидетельствовал, что здесь не обошлось и без сынов Израиля, а напомаженные острые кончики пышных ухоженных усов закручивались кверху, словно у легендарного Василия Ивановича. Та еще, как видно, смесь кровей! Возраст соседа был так же неопределим, как и национальность. Двигался он по-юношески легко, во всем его облике ощущалась хорошо контролируемая сила, а во взгляде чувствовались ирония и немалый жизненный опыт.
На сером фоне малахольных интеллигентов с уже сбившимися набок галстуками усатый Башурову понравился сразу. Заметив вдобавок ко всему на его руках гипертрофированную надкостницу «набивки», ликвидатор и вовсе повеселел:
— Сетокан?
Тот коротко улыбнулся:
— Было дело, — и, взявшись за запотевшую бутылку «Столичной», взглянул на Виктора Павловича вопросительно: — Выпьем водки?
Скоро общество разбилось на небольшие кружки по интересам. Обсуждали все подряд: тактику ведения чеченской кампании, предвыборные технологии, пиар, способы консервирования цветной капусты, состав золотого лака, использовавшегося для покрытия японской деревянной скульптуры тринадцатого века. Башуров, чокаясь с соседом уже по третьему разу, успел узнать много нового из области синоби-дзюцу, потому как, работая в Японии, доктор наук Игорь Васильевич Чох три года занимался у самого Масааки Хатсуми — тридцать четвертого патриарха школы «искусства терпеливых» Тогакурэ-рю. Как-то незаметно перешли на «ты», а когда к ним подсела Катя, раскрасневшаяся от ликера и уставшая от чужих проблем с детьми младшего школьного возраста, беседа сама собой перетекла на рельсы исторической науки. И вскоре Чох оседлал любимого конька, — о загадочном и необъяснимом он мог говорить часами.
— Египетские пирамиды — это тьфу! — Доктор наук с сожалением взглянул на пустую бутылку из-под водки и, вздохнув, принялся разливать кизлярский «Багратион». — Взять хотя бы крепость Саксайуаман в Перу. Она сложена из гигантских, тщательно подогнанных друг к другу каменных блоков, каждый из которых размером с трехэтажный дом и весит около ста пятидесяти тонн.
