Александр Куприн - Святочные истории
VI
Ах, ты сей, мати, мучину, пеки пироги,
Слава!
Как к тебе будут гости нечаянные,
Слава!
Как нечаянные и незваные,
Слава!
К тебе будут гости, ко мне женихи!..
Слава!
Народная песня
— Ребята!.. эй!.. где вы? — крикнул Гришка Силаев, останавливаясь на другом конце улицы и оглядываясь во все стороны.
Он приложил указательные пальцы обеих рук к губам, испустил дребезжащий, пронзительный свист и стал прислушиваться.
— Кто тут? — робко отозвалось несколько тоненьких голосков подле соседних ворот.
Гришка повернулся к воротам и свистнул по второй раз.
— Гришка, ты? — повторили те же голоса, и вслед за тем из-за саней выглянула сначала одна голова, потом другая, и наконец показался парень и несколько девушек.
— Я, я… ступайте сюда, не бойтесь… кто это? воскликнул Гришка, достигая их одним прыжком и принимаясь ощупывать круглое лицо парня. — Э-э! Петрушка Глазун! смотри ты, куда затесался, — с девками!..
— Я нарочно побежал с ними… они, вишь, задумали по домам разойтись…
— Ну, ладно, ладно, пойдемте!..
— Ох, касатушки, страшно, ох, девушки, страшно! Гришка, куда ты нас тащишь! а ну как опять встренется… — проговорили девушки, прижимаясь друг к дружке и боязливо выглядывая из-за полушубков.
— Ну вот, полно вам ломаться, пойдемте; лих его, пущай встренется; вы и взаправду думаете — леший какой али ведьма…
— Вестимо, чего бояться, — произнес в стороне мягкий голос, по которому все присутствующие узнали тотчас же Алексея-каженника, — должно быть, нам так почудилось, а не то, верно, какой-нибудь побирушка, — прибавил он, присоединяясь к толпе.
— Ай да Алеха! молодца, право слово — молодца! Девки! скажите: с чего он так расходился? отколе прыть взялась?.. Ну, идемте, что ли?..
И Гришка, сопровождаемый девками, Петрушкой и Алексеем, который еле-еле передвигал ноги, спрятанные в рукава вывороченного полушубка, стал пробираться подле изб.
— Эй, ребята, девки! выходите, полно вам! — кричал он, останавливаясь поминутно и оглядываясь на стороны.
— Кто там!..
— Выходи, — чего спрашиваешь, — ступай, так увидишь!
— Да как же звать?..
— Зовут зовуткой, а величают уткой!
Раздался хохот, и толпа увеличивалась новым озорником. Таким образом, разбежавшиеся парни и девки примыкали один за другим к ряженым, и толпа не успела дойти до конца деревни, как уже почти все оказались налицо.
— Чего оглядываетесь на стороны! небось леший-то давно лыжи навострил — так испужали его наши девки — куда прытки голосить! — сказал Гришка, останавливая толпу. — Ну, все ли здесь?.. Бука, ступай сюда; ты, коза, пойдешь следом за букой; каженник, становись здесь, я тебя поведу; а за ним баба-яга; баба-яга… ну поворачивайся, да смотри не плошай… — прибавил он, повертывая за плечи долговязого парня в поняве, с платком на голове и сидящего верхом на помеле.
— А куда нам идти-то? — спросил кто-то.
— Сказано, к Савелию.
— Нет, ребята, — слушай, Гришка! пойдемте лучше в другую избу — туда не проберешься; я было сунулся — куда те: в сенях народ стоит…
— И то, пойдемте-ка лучше, коли уж идти, пойдемте к старосте, как прежде хотели, — вымолвил Алексей.
— Слышь, ребята, слышь, что говорит каженник; ай да Алеха! — закричал Гришка. — Что-то, братцы, я заприметил, больно он расходился нынче; никогда такого не бывало!.. должно быть, не спроста… Слышь, как его раззадоривает идти к старосте; уж не Парашка ли тому виною… пойдем да пойдем!.. А ну, быть, как сказал каженник, — качай!.. — И Гришка, подпершись в бока, выступил вперед и запел, приплясывая:
Чижик-пыжик у ворот,
Воробышек махонький…
Эх, братцы, мало нас,
Голубчики, немножко!..
— Тише, Гришка, что ты орешь! — услышит старостиха, не пустит нас…
— Небось! метель гудит — не услышит! Смотри только, ребятушки, не обознаться бы нам…
— Ну вот! тише, говорят! разве не видишь — вот и изба…
— Ребята, стой! — шепнул Гришка, снова останавливая толпу. — У старосты огонь, поглядите, кто у них в избе; не вернулся ли хозяин!..
— Нет, вижу! — отвечал так же тихо Петрушка, взобравшийся на завалинку. — Никого нет; сидят старуха да дочь…
— Ладно, подбирайся к воротам; тихонько, смотри… так, ладно… Братцы, никак калитка-то заперта… стой! Кто из вас цепкий — полезай через ворота да сними запор.
— Давай я полезу, — сказал Алексей, двигаясь к воротам.
— Нет, ты и коза не трогайтесь с места; Петрушка, ступай сюда! — шепнул Гришка, подставляя спину.
Петрушке чехарда была в привычку; он прыгнул на плечи товарища, уцепился руками за перекладину ворот и минуту спустя бухнулся в сугроб, по ту сторону ворот. Шест, припиравший калитку, был снят, и толпа затаив дыхание начала пробираться по двору старосты к крылечку.
— Тсссс… — произнес Гришка, останавливаясь на крылечке и подымая руку кверху, — дверь заперта изнутри!.. ничего, молчи, я дело справлю: смотри только, как свистну, все за мной в одну плетеницу, да не робей, дружно!
Сказав это, он ударил кулаком в дверь. Минуту спустя в сенях послышались шаги.
— Кто там? — спросила хозяйка.
— Отворяй! — отвечал Григорий, подделываясь под голос старосты.
— Ты, Левоныч?
— Отворяй, говорят… аль не признала? — продолжал Гришка, стараясь прикинуться пьяным.
Старуха проворчала что-то сквозь зубы и загремела запором; вслед за тем она выглянула на крылечко, но в ту же секунду над самым ее ухом раздался пронзительный свист, и не успела она крикнуть, как уже толпа ринулась в сени, сшибла ее с ног и ударилась с визгом и хохотом в избу.
— Ай, батюшки, режут! ай, касатики, режут! — завопила старуха, бросаясь как угорелая в угол сеничек и забиваясь между корытами и досками…
Страх ее не был, однако ж, продолжителен; заслышав песни, пляски и хохот, раздавшиеся в избе, она высвободилась из засады и кинулась к растворенной настежь двери. Увидя толпу ряженых и дочь, стоявшую посреди их с веселым, смеющимся лицом, старостиха окинула глазами сени — но, не найдя, вероятно, ни кочерги, ни полена, метнулась в избу и прямо повалилась на медведя, который переминался с ноги на ногу, стоя перед Парашкой.
— Ах ты, разбойник! ах ты, окаянный! — взвизгнула она, принимаясь тормошить медведя, который не двигался с места, не сводил глаз с девушки и, казалось, не замечал, что происходило вокруг.
— У… у… у! — захрипел бука, вынырнул неожиданно из-за медведя и, став между ним и старостихою, простер к ней руки, обернутые соломой.
