Ужасы войны (ЛП) - Каррэн Тим

Когда они вошли в глубокую лесистую лощину, перед ними открылась засыпанная снегом поляна. МакКомб вдруг замолчал. Что-то сжало его, заглушило голос. Он поднял руку, останавливая колонну.

Прислушался.

Лошади фыркали, люди бормотали за его спиной. Снег падал мягким пухом. Где-то слева в зарослях хрустнула ветка. Он услышал... да, приближающихся лошадей. И не с мягким шагом, а с быстротой и спешкой.

- Приготовьтесь, - крикнул он Лайонсу.

Колонна напряглась.

Разведчики вернулись, за ними скакали синемундирные бойцы. Их было трое - Пять Волков, Тот-Кто-Ездит-на-Высокой-Лошади и его брат, Змеиный Ястреб. На них были одеяла и шляпы с перьями, косы украшены бобровым мехом, лица смуглые и изрезанные морщинами, словно выжженная пустынная скала. Пять Волков был кроу с реки Масселшелл, двое других - осейджи из западного Миссури. Ни одно из этих племен не питало любви к равнинным сиу. А кроу, как и черноногие, никогда не признавали Красное Облако своим вождем.

Они подъехали прямо к МакКомбу.

Пять Волков первым заговорил на языке жестов, сообщив, что приближаются индейцы. Затем он сказал:

- Много идет скоро, но они не в боевой раскраске и не готовятся к войне. Они бегут быстро, бегут от страха.

МакКомбу это совсем не понравилось, ведь мало что могло напугать племена в этих краях. Кроу, черноногие, флэтхеды, сиу... они были яростными воинами и жили ради горячей крови битвы.

- Никаких следов отряда лейтенанта Тига? - спросил Лайонс.

- Не больше следов, чем у сердца скво, майор, - ответил МакКомб. - Бьюсь об заклад, в радиусе пятидесяти миль нет ни одного белого, ни траппера, ни охотника за бизонами.

- Теперь нет белых, - загадочно произнес Пять Волков.

Его беспокоили приближающиеся индейцы. Очень беспокоили. Но только МакКомб заметил это, и, заметив, встревожился еще сильнее. Он повернулся, чтобы сказать Лайонсу, что творится что-то чертовски странное, но один из бойцов, зеленый и перепуганный юнец по имени Оутс, закричал:

- Индейский боевой отряд! Около сотни, скачут прямо на нас!

- Погодите! - крикнул МакКомб. - Подождите одну чертову минуту, идиоты...

Но никто не ждал.

Они услышали "индейский боевой отряд", и этого было достаточно. Люди спрыгивали с седел, лошади привязывались, сержанты выстраивали солдат, организуя оборонительные рубежи и зоны поражения среди деревьев. Солдаты бежали через снег, и от них почти ощутимо пахло страхом, густым и желтым. Разведчики не стали ждать, пока белые возьмутся за оружие; они укрылись и вытащили свои винтовки Хокенса, а МакКомб скакал на своем черном мерине, крича и ругаясь, пытаясь заставить всех образумиться. Но в разгар Индейских войн не было места ни разуму, ни гармонии. Все краснокожие слыли дикарями, и ни одно племя не считалось невинным.

- В укрытие! - крикнул ему Лайонс.

МакКомб укрылся, понимая, что то, что сейчас произойдет, - ошибка. Привязав лошадь, он скатился в снег рядом с Лайонсом, пытаясь вразумить его:

- Пять Волков говорит, что это не боевой отряд, майор! Они не красят лица против нас! Просто какие-то краснокожие бегут! Нам не нужно стрелять, ради Христа, не сейчас! Давай посмотрим, что к чему...

Но Лайонс не хотел слышать никаких разговоров:

- Речь идет о жизни сорока человек под моим командованием, МакКомб. И я не отношусь к этой ответственности легкомысленно.

- Но, майор... если бы ты послушал...

Чиверс прицеливался из своего карабина:

- Почему бы тебе не заткнуться хоть раз, МакКомб? - сказал он, его дыхание замерзало в неподвижном воздухе. - Если у тебя не хватает духу, просто держи свою дурацкую голову пониже. Это война, где стреляют.

- Война, где стреляют, говоришь? Это не по мне, ты, заблудший, питающийся падалью ворон! - бросил МакКомб. - Я вот-вот обмочу сапоги от страха!

Но это было бессмысленно, и он это знал. Чиверс, выпускник Вест-Пойнта, оттачивал зубы, грызя конфедератов, увешанный медалями и лентами, знал о воинственных племенах Высоких равнин не больше, чем МакКомб о менструациях. А Лайонс, при всем своем опыте, видел лишь краснокожих скальпоохотников, готовых накрыть его отряд. Солдаты были напуганы и готовы были бы прострелить дневной свет даже сквозь собственных матерей.

Черт.

И тут появились индейцы.

Не сотня, а скорее около двадцати. Они мчались вниз по склону во весь опор, но, как указал Пять Волков, в их крови была не жажда боя, а страх. Страх перед чем-то позади, от чего они отчаянно бежали. МакКомб сразу понял, что это не боевой отряд. Это были скорее охотники, чем воины. Без боевой раскраски, без военных уборов или рубах. Они не выкрикивали боевых кличей, не размахивали копьями или булавами. Черт, даже их кони не были расписаны для битвы.

И, Господи, с ними были женщины и дети.

- Стойте! - закричал МакКомб. - Ради любви Христовой и всех святых, держите огонь! Не стреляйте, ради всего святого!

Первые выстрелы прогремели.

Старик с развевающимися белыми волосами получил пулю в горло, кровь брызнула на едущих сзади. Его лошадь приняла залп и рухнула с визгом, придавив его. Женщина была сброшена с лошади. Голова молодого всадника испарилась в красном тумане. Тела падали, кони валились в красный снег. Винтовки стреляли, люди кричали, облака порохового дыма наполняли воздух резким запахом горелого пороха. Индейцы же кричали и гибли, окрашивая снег алым, падая один за другим.

У них не было шанса.

МакКомб не стрелял.

Он отвернулся от бойни, как всегда пораженный тем, на что способны люди его собственной расы. Ненужная резня. Беспричинная жестокость. Племена тоже могли быть жестоки, но никогда без причины, никогда из страха, сжимающего их кишки, никогда из-за желтого нутра или ради садистского удовольствия. В этом не было чести. Так сражались белые - с червями в животах.

Все, что он слышал, - это стрельба и смерть, все, что он чувствовал, - боль, которую это ему причиняло.

Выстрелы. Пули, жужжащие, как осы. Пороховой дым. Крики сержантов. Люди стреляли, пока карабины не щелкали пустыми патронниками. Ликующие крики новобранцев, которые не поддались панике, а поднялись к убийству, как акулы к крови и приманке. А там, в снегу... Боже правый... мертвые, умирающие и страдающие.

И затем все закончилось.

Лайонс приказал прекратить огонь, и солдаты стояли с дымящимися винтовками и горячими пистолетами в руках. Некоторые упали в снег, увидев, что натворили, и их выворачивало наизнанку.

- Отличная стрельба, ребята, - крикнул МакКомб в пустоту. - Вы только что перестреляли безобидный охотничий отряд, что бежала от опасности! Медали вам всем!

Один из солдат рыдал. Другие смеялись. Большинство молчали, пораженные. Когда дым рассеялся, стало видно, что все кони были убиты, изрешечены пулями, мертвы или почти мертвы. Их всадники лежали под ними или раскинулись в снегу, с развороченными лицами, простреленными грудями, с дымящейся кровью и вывалившимися внутренностями.

МакКомб увидел девочку лет десяти, лежащую в кровавом снегу. Пуля прошла прямо через ее левый глаз. Она лежала в платье из оленьей кожи и бизоньей шкуре, с искривленными конечностями, кровь стыла, волосы развевались на ветру. Из ее простреленного глаза поднималась струйка дыма.

Чиверс шагнул вперед, чтобы что-то сказать, но МакКомб оттолкнул его:

- Благослови вас Бог, всех и каждого, - сказал он. - Чертовы свиньи.

Снег падал, ветер стонал; умирающие кричали, а живые выли от ужаса.

* * *

Бун МакКомб.

Фронтирная легенда гласила, что он родился с пистолетом в левой руке и топором в правой, что умел свежевать бобра раньше, чем научился ходить, и что его мать вместо груди поила его чистым теннессийским виски. Возможно, это была чушь, но он сам поощрял рассказы о своих диких подвигах и наслаждался тем, что стал живой легендой. Ибо, хотя было общеизвестно, что он метко стрелял из винтовки Хокенса и был сущим дьяволом с ножом Грин-Ривер, многие считали, что он был в своей лучшей форме, когда начинал плести байки. Он ткал истории, как паук ткет паутину, и никто не мог разобрать, где правда, а где чистый вымысел.