Александр Варго - Медиум
– А семья, дети? – подала голос Лиза.
– Не густо, – признал Павел, – Жена… очень, кстати, в молодости напоминавшая Веру Холодную, сын, двое внуков. Жена, как вы знаете, погибла через час после похорон, сын днем ранее попал в автокатастрофу, выписался на следующий день из больницы, но до Сибири не добрался. Глупая смерть – его нашли мертвым на обочине, обобранным до нитки.
– Ужас… – прошептала Лиза.
– Да, они действительно отдают все нажитое, включая родственников… – задумчиво пробормотал Фельдман, – Акцентирую – БЛИЗКИХ родственников. Внуки, насколько знаю, не погибли. Хотя об их судьбе известно мало.
– Вот и наследники…
– К черту наследников, – Павел нахмурился, – Все активы и большую часть движимого и недвижимого имущества Урбанович списал в течение последнего месяца. Адрес «получателя» неизвестен. Наследникам достанутся крохи. Они могут судиться до скончания следующего века, вот только с кем?
Фельдман выпил, погладил намечающийся живот.
– Спортом бы заняться, – заметил Вадим.
– Нет, – покачал головой Павел, – Признаю единственную форму физического труда – ворочать миллионами.
– Удается?
– Нет. Иначе ты бы здесь не сидел, а летел бы, завывая, как фанера над Парижем. Вернемся к деяниям великих. Белоярский Семен Борисович. Под занавес жизни также перебрался в Сибирь – на малую историческую родину… Хотя, ни хрена себе, малую… – Фельдман почесал свою непропорциональную голову, – На этапах большого пути задерживаться не станем. Окончил художественную академию в городе Москве, таланты оценены по достоинству, в начале пятидесятых женился на дочке секретаря обкома одной из южных областей… выставки, вернисажи, оглушительный успех. Отдельные невоздержанные товарищи сравнивали Белоярского с Айвазовским, но Ованес Айвазян – кажется, так настоящее имя классика? – творил исключительно морскую тематику, жутко не любил рисовать людей и прочую сухопутную муру. Белоярский же рисовал ВСЁ. У него была прекрасная зрительная память, оригинальная, прямо сказать, чарующая манера исполнения, непревзойденный специалист по наложению красок, блестящее воображение, драйв, экспрессия. Сегодня он мог написать заказной портрет партийного босса какой-нибудь хлопковой республики, завтра – взрыв атомной бомбы над Хиросимой, да так, что зритель ощущает себя в эпицентре всей этой бомбежки… В общем, талантище из всех отверстий. Он много трудился. Он просто не вылезал из работы. Умудрялся сочетать творчество с администрированием, с организационной и финансовой деятельностью. Выставка в Париже – 74 год, Нью-Йорк, Токио, Барселона – 76-й. Испанская академия наук присваивает Семену Борисовичу звание своего почетного академика. Он пишет потрясающий портрет Фиделя, Дина Рида, доктора Альенде, много и охотно преподает, мотается по зарубежьям… Но вот что характерно, – Фельдман назидательно устремил указательный палец в потолок, – Не во всем великому человеку везет. Изматывающий развод, супруга оказалась сущей стервой, да еще и изменницей в свои без малого полвека… – Фельдман почему-то пристально воззрился на Лизу. Все молчали.
– История стара, как мир. Хочешь, чтобы жена не изменяла – не женись. Но мы не об этом. В начале 84-го ограблена квартира художника в Малом Арбатском переулке. Убита девушка-прислуга, похищены картины из его личной коллекции, которые Белоярский никому не показывал. Пропало порядка дюжины картин. Ходили слухи, что после данного происшествия в голове художника что-то провернулось, он начал чудить. Но нас волнуют сухие милицейские строчки. Сыщики прыгнули выше головы и вернули похищенное. Дело в плане огласки не шагнуло за грань дозволенного. Но эксперты-криминалисты каждую картину сфотографировали, фотографии присовокупили к уголовному делу, которое после быстрого осуждения виновных было спрятано в архив на дальнюю полку. Мне удалось добраться до этой полки, просмотреть сфотографированные на цветную пленку «домашние», так сказать, полотна художника. К сожалению, не могу их вам продемонстрировать, поскольку дал слово одному архивному работнику, что дальше меня это не уйдет…
– Объясни мне ради Бога, как тебе удается – получать любую информацию в сжатые сроки? – недоверчиво спросил Вадим.
– Мальчик мой, – высокомерно посмотрел на собеседника Фельдман, – Ты действительно не знаешь человека по имени Артем Белинский?
– Не знаю я никакого Белинского, – огрызнулся Вадим, – Это что, твой биограф?
– Нет, он мне не биограф, но он бы смог ответить на твой вопрос. Я могу не только получать информацию, но и имею обширные связи по всему глобусу. Хочешь спросить, почему я, в таком случае, не проживаю в золотом дворце?
– Так и подмывает, – признался Вадим.
– Потому что деньги в нашей семье тратит ЖЕНЩИНА, – с непонятной гордостью сообщил Фельдман, – А женщина всегда тратит деньги с умом.
– В итоге ни ума, ни денег, – догадался Вадим.
– Вы часто отвлекаетесь, – заметила Лиза.
– Вернемся к нашим великим, – спохватился Павел, – Более мрачных творений я в жизни не видел. Отдыхают Гойя, Пикассо с «Герникой» и Эдвард Мунк со своим похищенным «Криком». С холстов сочатся страшные предчувствия, боль, отчаяние, безысходность, страдание… Он не вырисовывал эти вещи так тщательно, как прочие работы, но настроение передавал с чудовищной достоверностью. Картины без сюжетов, без каких-либо конкретных персонажей, фона, действия. Невероятная мешанина из Сальвадора Дали, авангарда, дадаизма… Особенно впечатлили меня врата преисподней, в которую так не хочется идти простому маленькому человеку…
– Мы поняли, можешь не продолжать, – Вадим поежился, – Правильно сделал, что не показал нам эти картины.
– То есть, помнил, боялся, сознание рисовало готические ужасы. Милиция все вернула владельцу. Что при этом подумала она и другие наделенные властью люди, история умалчивает. Но, полагаю, размышляли они в верном направлении: не прошло и полгода, как наш герой загремел в психушку – был срыв, серьезная эмоциональная вспышка, скандал в Доме художника. Белоярский так орал на президиум высокого собрания, что вороны замертво падали на крышу. А его всего лишь немного покритиковали… Как и в первом случае, никакой информации о болезни, оклемался, продолжал творить на благо партии и народа. Партия вскоре загнулась, Белоярский это событие бурно приветствовал, потянулись к нему деньги, западные партнеры, выгодные предложения… Имелись в биографии периода девяностых подозрения в дьяволопоклонстве, основанные на неких письменных показаниях одного прибранного «магистра», но возмущенная общественность их решительно отвергла, как наветы завистников. И я охотно верю – не было со стороны Белоярского никакого поклонения Сатане, он просто делал попытки как-то вникнуть в предмет своих терзаний. Понятно, что с годами, по мере приближения указанного срока, он чувствовал нервозность, впадал в мистику, становился суеверным, менее терпимым к материальному, терял способность бороться с навязанными мнениями и решениями, которую мы называем критическим мышлением…
– А вот признайся, – сказал Вадим, – Ты напрочь отвергаешь мистическую суть вопроса?
– Мистическую – это какую? – нахмурился Фельдман, – Дьявола, что ли?
Вадим вздрогнул. И Лиза как-то втянула голову в плечи. А закрыта ли дверь в агентство? – с внезапным страхом подумал он. Чушь. Он сбросил наваждение.
– Вот и умница, – прокомментировал Павел, – Не знаю, как насчет… м-м, этого слова, но… Впрочем, давайте покончим с вводной частью. Имеется еще один фигурант. Басардин Анатолий Павлович. К счастью, живой.
– Ты уверен?
– Ну-у… – Павел снова воззрился на свои элегантно-деловые «Сейко» (видимо, ему доставляло удовольствие это делать) и провалился в какую-то математическую задумчивость.
– Хорошие часы, – заметил Вадим, – Дорогие, наверное.
– Не очень. Десять средних российских зарплат. Подарок высококоррумпированного специалиста, которому я сделал отсрочку от зоны. Восемь часов назад Анатолий Павлович был жив и весьма эмоционально настроен. Что мы знаем о Басардине Анатолии Павловиче? Еще один выдающийся вундеркинд. Шесть десятилетий ублажает нежные уши меломанов божественными пассажами и запоминающимися мелодиями. Он разный. С легкостью менял направления работы, но всегда оставался цельным мастером. Эпический размах, совершенство форм, тонкая лиричность, резкие созвучия, заупокойные песнопения, стремление к новаторству, использует алеаторику, сонорику, технику пуантилизма, гм… В семидесятые не гнушался авангарда – произведений в области электронной музыки, искал новые тембры, редкие сочетания инструментов – например, тромбон, арфа, фортепиано… После армии поступил в консерваторию, учился по классу фортепиано, владеет массой других инструментов, спустя пять лет твердой поступью отправился к завоеванию музыкальных олимпов, становился лауреатом каких-то конкурсов, зарабатывал очки на будущую жизнь. В начале пятидесятых исполнил перед музыкальной общественностью свою первую сюиту для фортепиано с оркестром под названием «Осенняя ночь», ввергнув в изумление заслуженных мэтров с мировыми именами. Хлопает сам товарищ Берия. Становится модным композитором. И здесь не все ладно. Известность кружит голову, в итоге – зазнайство, гулянки, пьянство, истеричный скандал в ресторане «Прага», где Басардину, якобы, не доложили мяса, нанесение тяжких увечий официанту нежными музыкальными руками, помещение в камеру предварительного заключения. Заступничество Дунаевского и Прокофьева, работа психологов… впрочем, в те времена они назывались по-другому, женитьба на суровой красавице Полине Юрьевне Мещерской, которая вцепилась в него стальной хваткой и сделала из него настоящего человека, которого несколько лет спустя уже и не стыдно было отпускать на коротком поводке за рубеж. Басардин пишет оперетты, симфонии, увлекается модным в те годы неофольклоризмом – построением мелодий на коротких мотивах, напоминающих народные мелодии; какое-то время дирижирует симфоническим оркестром, водит дружбу с Игорем Стравинским, который в 62-м году приезжал в СССР, занимается педагогикой – был профессором Свердловской консерватории. И пишет, пишет… завораживающую музыку – о погружении человека в глубины собственной души, о жизни и смерти, о духовных и нравственных проблемах… Смену власти в стране принимает всей душой и пару лет спустя обосновывается в Магдебурге – по приглашению господина Штеттера, магистратского чиновника, являющегося по совместительству дальней родней по линии жены. Строит дом, переезжает в пригород. Не сказать, что по уши завален работой, трудится в свое удовольствие – охотно и по мере сил. Его талант востребован и в Германии. Принимает заказы на мюзиклы, преподает в местной консерватории, проводит частные уроки. Сын погиб в 94-м году – работал в Конго, у автобуса переломилась колесная ось, рухнул в реку, кишащую крокодилами, извлекали по кускам. Внук ведет свободный образ жизни, дома появляется редко, крутится в странных компаниях, хиппует по полной программе… Да, забыл сказать, вот уже около месяца Басардин живет затворником в своем доме. Никуда не выходит, гостей отшивает. То есть информацией он снабжен, рефлексы работают…
