Наталья Иртенина - Зов лабиринта
…пока не запнулась опять об это.
Несфокусированное человекообразное явление. Оно стояло на тротуаре, прислонясь плечом к стене здания, метрах в двадцати от кафе, и, как и в первый раз, беззастенчиво разглядывало ее. Или их обоих. И его ничуть не смутило то, что она ответно уставилась на него, пытаясь настроить глаза на нужную резкость. Ничего не получалось. Чем дольше она вглядывалась в непонятное видение, тем больше оно расплывалось, становясь просто нечетким пятном. Тогда Ди быстро схватила Никиту за руку и заставила его повернуться. «Вон там. Что это такое?» – «Где?» – «Да вон же, возле зеленого дома, на углу. Стоит и на нас пялится. Я уже второй раз его вижу». – «Там никого нет». – «Как это нет, если я его вижу!» – «Хорошо видишь?» Ди замялась. «Ну… не так чтобы очень. По-моему, он применяет какие-то оптические спецэффекты. Ты точно ничего не видишь?» – «Конечно». Ник смотрел на нее с загадочным, непереводимым на простой язык выражением.
Ди выдохнула и отвернулась от странного типа. С полминуты сосредоточенно хмурилась и терла висок. «Так на чем мы остановились?» Никита показал подбородком на кипу листов, лежащую сбоку на столе. «На том, что эта писанина не твоя, а Фила». – «Угу. Только понятней от этого не стало. Фактически он писал свою собственную историю. Так? Так что же получается, он знал, что его убьют и что именно таким прелестным способом?» Ник скептически хмыкнул. «Ясновидение тут ни при чем. Тебя заставили поверить в то, что ты каким-то образом причастна к убийству. Поэтому теперь в поисках выхода из тупика ты подсознательно уходишь от единственно возможного объяснения и снова упираешься в стену». Ди досадливо наморщилась. «А если без метафор?» – «Проще простого. Ты неверно выстраиваешь причинно-следственные и временн ые соотношения событий. Будущее, даже в умозрительном варианте, никогда не предшествует тому, что в реальном времени происходит раньше. Мы имеем два факта: написание сцены убийства в романе – более раннее событие и настоящее убийство – более позднее событие. Ты упорно пытаешься поменять их местами: сначала реальная смерть в виде некоего предзнания, потом фиксация ее в романе. Но все станет проще и понятней, если ты признаешь, что сцена в романе стала причиной, а способ убийства – ее следствием. В этом случае отпадает любая мистика». – «Иными словами, ты, как и менты, уверен, что это инсценировка?» В вопросе прозвучал нарождающийся гнев. Краешком сознания Ди и сама удивилась – с чего бы это? Она холодно и отстраненно взирала на улыбающегося в своей всегдашней манере Никиту и равнодушно следила за тем, как ее затопляют слепые, не знающие удержу темные эмоции. «Как бешеные ненасытные волки», – успела подумать она, прежде чем здравое разумение скукожилось под напором неистовой логики – логики разрушения и упоения разрушением. «И поскольку сам автор не мог инсценировать собственный труп, а шансы на то, что кто-то посторонний знал содержание недописанного романа, бесконечно малы, то единственным претендентом на роль убийцы оказываюсь снова я. Чокнутая муза, решившая воплотить в жизнь вдохновленное ею творение. Интересная история. Это ты хотел доказать мне своими причинно-следственными отношениями?»
Ди говорила негромко, с ожесточением цедя слова, зло сощурившись и раздувая ноздри, как огнедышащий дракон. Но, казалось, ее выплески разбиваются о собеседника, как о крепкую стену. Он невозмутимо кликнул официанта и заказал сок со льдом. Потом снова повернулся к ней. «Постой. Не торопись. Давай спокойно разберемся. Ради Бога, Ди, умерь свою взрывоопасность. Это только мешает делу. Тебе самой, думаю, ни к чему эти атавизмы экзальтации. Что на тебя опять нашло?» – «Нашло? Да, в сущности, ничего. Так, пустяки. Всего-навсего косвенное обвинение в убийстве собственного мужа. Тебя когда-нибудь обвиняли в убийстве? Конечно, нет. Ты даже не знаешь, каково это – чувствовать себя убийцей. Да ты никого и не можешь убить…» – «А ты можешь?» Коротенький вопрос – как внезапная преграда перед катящимся с горы вприпрыжку валуном: удар, неуловимая секундная запинка, подскок, и дальше – с еще большим ускорением и тяжелой свирепой яростью. «А я могу! Представь себе. Я сейчас все могу, только скажи. Хочешь, выйду на площадь и разденусь догола? А хочешь, разобью бутылку, вон на столике стоит, о голову того лысого старикана? Хочешь? Или выцарапать для тебя глаза официанту? Проще простого. Ты только скажи, я и задумываться не стану». Но и кусок скалы, отломившись, не долго будет падать, расплескивая свою убийственную неумолимость. Ди быстро истратила в коротком и бурном спиче весь свой пыл и затихла, напыжившись, как воробей холодной зимой. Никита пару минут тоже вдумчиво молчал.
Официант, не ведающий, какая опасность над ним нависла, принес стакан с бледно-желтым соком, в котором теснились мини-айсберги. Никита поставил его перед Ди – гасить огонь кровожадности, если тот еще тлел.
«А почему ты думаешь, что об этом романе знали только вы двое, ты и Филипп?» Ди мрачно усмехнулась. «Если он официально передавал авторство мне, то сам показывать текст никому бы не стал. А мне тем более это было бы ни к чему. Не имело смысла. Только автору бывает нужна реакция других на незаконченное произведение». – «Ну а, к примеру, издатель? Он ведь мог читать отдельные куски?» – «У тебя доисторические представления об издателях. Им ни к чему. Они печатают книгу целиком, а не отдельными главами, как в позапрошлом веке. К тому же скорость издательского конвейера сейчас такая, что вмешиваться в работу раскрученного автора с придирками и советами просто невыгодно – это тормозит весь процесс. Принцип такой: количество прибыльнее, чем качество».
Никита внимательно смотрел на нее. «Значит, кое-что ты все-таки помнишь». Ди ответила неохотно. «Да. Всякую чепуху, вроде этой. Стерлось только то, что касается меня лично». Остатки сока на дне с шипением втянулись в трубочку. Мелодично звякнули льдинки.
«И все-таки кто-то должен был знать… Я попрошу тебя оставить мне рукопись. Она может оказаться информативной. Кое-каких деталей мне не хватает для полной картины». Ди изумленно задрала брови. «У тебя уже есть какая-то картина? Может, поделишься?» – «Не сейчас. Прости, но я не хочу зря пугать тебя страшилками». – «Что, все так плохо?» – «Как бы ни было, тебе в любом случае не стоит записывать себя в убийцы». – «Уверен?» – «Да». – «Ладно. Забирай эту макулатуру. Может, отыщешь наконец этот пресловутый храм, который так тебя возбуждает. Не понимаю, что за страсть к этим заплесневелым сектантским культам?»
Ди сама не замечала, что снова принялась язвить как заправская стерва и бросаться внешне невинными гадостями. Если бы заметила, наверное, очень удивилась бы, а потом и разозлилась – на себя же. Какого дьявола, в самом деле! Ведет себя как дурная истеричка. Но она не замечала – локус контроля уплыл куда-то далеко в сторону.