Дмитрий Кравцов - Третий источник
— Не ори на бабку! Молод еще… — И смотрит, карга, как солдат на вошь. Выдохнули они почти одновременно. — Ладно, горячий ты. Вот через горячность свою и погоришь когда-нибудь. Помнишь, говорила я, что выгнать тебя надо? Что беда через тебя большая нам будет? Ан нет смотрю, не так-то ты прост, поэтому и поговорить с тобой хочу.
Старуха приблизила к нему свое лицо, обдав неожиданно травяным духом не без примеси алкоголя. Цепко заглянула в глаза. Толяныч поерзал на пуфике, закурил, как бы отделяя себя от пронзительных черных глаз дымовой завесой:
— Ладно, мать, не злись. Лучше карты мне брось, раз уж я здесь.
— Не надо мне по картам гадать! И так все вижу… А знаешь ли ты, касатик, что совсем недавно ты на шаг от могилы стоял? Ну-ка! Руку твою хочу посмотреть… — Она взяла его сухой и горячей рукой за запястье и потянула к себе.
Сначала Толяныч решил, что бабку интересуют последствия слюнтяева укуса. Сам-то он уж и думать про это забыл, а сейчас вот вспомнил. Да нет, бабку интересовала ладонь. И вроде как в комнате светлее стало, по крайней мере, Толяныч различал линии своей руки вполне отчетливо.
— Запомни, сынок, у каждого человека три сосредоточья Силы есть сердце, голова, рука. Ну, у мужчин правда еще и это, сам понимаешь, чего. Ими уметь надо пользоваться, тогда многое тебе откроется. А у некоторых они и после смерти Силу сохраняют. Запомни, только три… — И снова остро глянула ему в глаза, словно шилом тыкнула. — Сердце. Голова. Рука.
Толяныч не придал ее словам значения:
— Ладно, ладно, мать. Чего видишь-то?… — Но Фантик, вновь отделившийся от носителя, где-то в себе зарубочку сделал.
— Много чего… — сказала она через пару минут. — Мечешься ты, а чего мечешься — сам не знаешь, и много вокруг тебя всего вертится, но тебя еще не коснулось. Пока. Все неприятности твои все впереди еще.
Толяныч хмыкнул: «а то сам не знаю.» Но Галина восприняла этот хмык, как недоверие, зыркнула:
— Готовься!!! Мне не веришь — на рожу свою посмотри в зеркало. Краше в гроб кладут. Да это еще только начало… Крепко влип ты, касатик. А больше всего неволи бойся. Как попадешь в нее — так не вырвешься…
— В тюрьму, что ли?
— Ха, в тюрьме тоже люди! Тут тебе другое светит… А что — не вижу, старая стала. Бойся рыжих и не верь им ни в чем. Они для тебя — хуже смерти. И нелюди опасайся… Ага! Вижу добрый знак — есть и опора у тебя. А есть опора, стал быть, есть и шанс. Сильный ты, очень сильный, но смотри — на каждую силу всегда другая найдется. Только ты верь себе больше, может и сдюжишь. Доверяй судьбе, хоть может она и не очень-то тебе глянется, но… А вот и еще тебе поддержка будет, что-то такое пока смутное… Да! Есть у тебя союзник. Сильный союзник, хоть ты его еще и не знаешь. Да и узнаешь, а не поверишь… А тута что?… Нет, никогда такого не видела. Нет будущего на твоей руке, но и смерти тоже нет. Покоя ищешь, да вот не написан тебе покой, касатик. Три пути будет, а уж какой выберешь? Но спокойного-то ни одного не вижу. И ничего-то тебя в жизни не держит — ни родные, ни друзья, ни вещи… Хотя нет, есть что-то такое, маленькое, но будет тебе через это маленькое большой сюрприз… И помощь будет. Прошлое говорить, ай нет? Много всего здесь. Ох и бабник же ты! И через это тоже можешь погореть…
— Уже горю, мать!!! — А самому полыхнулось, припомнилась Альба, сегодняшний ее звонок. Эх, жаль. Может больше и не позвонит.
— Ладно-ладно. Будешь выбирать, вспомни мои слова — свобода всего важней… Больше ничего не скажу. Все время покажет.
— Ну, спасибо на добром слове, пойду я. — Толяныч полез, было, в карман, но бабка цепко ухватила его руку своей — клешнятой, сейчас уже нестерпимо горячей:
— Не надо мне от тебя ничего. — Фантику даже почудился треск паленого волоса. Клешня разжалась. Он потер запястье — да нет, показалось. Тьфу-тьфу…
Собственно, то что она наговорила, может любая цыганка на улице за двадцатку наплести.
«А что ты надеялся услышать?…» — съязвил Фантик. Ему, как личности виртуальной, дешевая мистика было по барабану, но он уже начинал приобретать черты базовой личности, а лехин софт утверждает, что обнуление не требуется. Ну и дела!
— Думаешь, зря приходил? А ведь знаешь, что мы, цыганки, если за так гадаем, то это кое-что значит.
Это Толянычу когда-то давно говорила теть Маша. Любая цыганка за гадания свои всегда платит — здоровьем ли, жизнью, или еще чем. Может и не платят, но верят в это, что почти то же самое. Гадание якобы тревожит некие там высшие силы, привлекая к себе их внимание, а это, типа, всегда чревато последствиями. Не иначе как принцип — попал в дерьмо, так сиди и не чирикай — продиктован свыше. В смысле, не высовывайся. Поэтому они за гадание всегда деньги берут, мол, тогда и их расплата деньгами идет, а уж как судьбу обмануть, это уж от них самих зависит.
Бабку подставлять никакого желания нет, хотя может и этих самых высших сил тоже нет. Но старый добрый принцип «лучше перестраховаться, чем потом лечиться» никто не отменял. Более того, как показывает практика, он продолжает действовать, как швейцарские часы под гусеничным трактором.
Толяныч опять полез в карман и вынул все-таки пару сторублевых чипов:
— Не упрямься, мать, возьми. Не хочу тебя подставлять…
— А ну, забери их назад!!! Не будет мне от них добра. Давно в церкви-то не был?
Чтоб цыганка спросила про церковь! Толяныч даже опешил, но ответил:
— Да вот на днях, как раз после дела того и заходил. Да вот что-то не задалось — через пару минут вылетел, как из трубы. А вот раньше-то я любил постоять… — И сам себя оборвал. Чего это вдруг откровенничать-то?
— Во. Это тебя намоленные места не принимают, значит что-то в тебе переменилось. Присмотрись-ка ты к себе, парень. Присмотрись. Бог-то, он все видит, а люди молятся. Значит и люди тебя не примут. Присмотрись. Как я и говорю, выбор перед тобой встает.
— А ты что, мать, крещеная, что про церковь спрашиваешь?
— А как же.
— И в бога-то ты веришь?
— Нет… — Она пожевала губами. — Нет у цыган богов. Цыган волю любит и по доброй воле кланяться никому не станет. Ладно, послушай еще бабку — может чего и надумаешь.
Она устроилась поудобнее и раскурила короткую трубку от лампы. Толяныч тоже закурил: «Смотри-ка, как она сразу все на цыган перевела, а то распинается тут — церковь, Бог, святые. Это в наш технический век-то! Не иначе, как тоже посчитала за тайного цыгана…»
Вообще-то в Бога Толяныч не верил, считал, что его по большому счету нет, а есть просто шибко продвинутые товарищи с их личным могуществом. По крайней мере экстрасенса или колдуна просто так на улице хрен встретишь. Не разгуливают они толпами, а что это значит? Вот то-то — значит, не так уж их много, возможно, что и вообще нет. Это тебе не виртуальный портал дрим-ленда, где всякая чертовщина на любой вкус. Заходи, выбирай, что нравится, и вперед: хочешь — стреляй, хочешь — дружись, а хоть сам мутируй, никто тебе слова не скажет. Только успевай бабки платить.
