Юрий Моренис - Охота на вампиров
— Боязно?
— А чего по-пустому храбриться? Раз добрались, надо дело делать, и никаких страхов.
Но он ее не слушал. Над ним властвовал запах. Тот, далекий, из детства. Он пробивался сквозь табачный угар и прочую вонь. И был он совсем рядом, рукой подать.
— Ал! Ты здоров?
— Здоров, здоров… Сейчас мы эту решеточку навернем, ты спустишься вниз и замрешь.
— Как это — замру?
— Встанешь за дверь, и, если они не вовремя вернутся, снимешь неизвестного нам Степана Ильича. И с Леоном давай бог ноги. Обратный путь известен.
— А ты?
— Я тут на минутку сбегаю…
— Запах?
— Угу…
— Да что это за запах такой?! Я его не чую, а ты с ума сходишь! Мы с Леоном без тебя не уйдем!
— Ясное дело… Давай спускайся и жди. Я скоро…
Пока говорили, он успел аккуратно, почти без шума выдавить вентиляционную решетку и помог Ольге спуститься вниз. Все же отверстие было недостаточно велико. Для Ольги и небольшого Леона — как раз, а он вряд ли бы протиснулся.
— Нормально?
Ольга снизу молча кивнула, а он полез дальше.
Ползти долго не пришлось. Буквально через несколько метров труба изгибалась, и в месте поворота зияла большая круглая дыра.
«Пожалуй мне будет впору», — подумал он. Подлез и сунул голову. Темь стояла вавилонская, ни зги… Но кто-то здесь был. Именно от этого кого-то исходил запах. И запах, и тревога, и опасность!
— Была не была, — пробормотал он, — семи смертям не бывать…
Он вынул фонарик, закусил его зубами, а сам, взявшись за края отверстия, кувыркнулся вперед и повис на руках. Тишина… На него никто пока не набрасывался. Он вспомнил, какая высота была в предыдущей комнате, и спрыгнул. Мягко приземлившись, он тут же выпрямился и включил фонарик. Вначале ему показалось, что он в клетке. Перед ним возникла серая стена, забранная стальными прутьями.
«Странно, — мелькнуло у него в голове, — зачем перед стеной решетка?»
Луч фонарика осветил другую стенку, простую, кирпичную, но уже без прутьев.
И вдруг он ощутил, что кто-то находится прямо за его спиной. Он мгновенно обернулся и в неярком круге света предстал Зверь!
В углу непонятного замкнутого пространства сидел громадный, с двух овчарок, волк. В сумраке он казался совершенно черным, и только на груди, словно манишка, ослепительно белело пятно. Этим он походил на отчима Леона, когда тот отправлялся дирижировать своим симфоническим оркестром.
Волк не шевелился, он даже не прищурился от света фонарика. Очумел, что ли, от наглого визита в свои покои?
Конечно, очумел, но по-другому… Он тоже, как и Ал, чуял запахи, давно слышал, что за гость ползет к нему по трубе, и терпеливо ждал. Ждал и дождался. Верхняя губа открыла клыки. Но это был не угрожающий оскал — волк улыбался.
Ал швырнул фонарик в сторону, на кучу какого-то тряпья.
Волк приподнялся.
— Малыш! — Ал, сияя от счастья, бросился на шею зверя. Волк тоже без подготовки прыгнул, и они встретились в воздухе. Столкнулись, упали и принялись кататься по клетке. Как когда-то, но не на пыльном полу, а на зеленой траве или в белых сугробах. Мальчик и черный волчонок с белой отметиной. Ал и Малыш…
Для секретных опытов в лабораториях Юрия Матвеевича требовалось всякое зверье, в том числе и волки. Их привозили со всей страны, а некоторых доставлял Дед. Именно он принес крохотного скулящего щенка. Леша его увидел, заплакал и стал просить папеньку не делать над ним опытов. Уговорил… Наверное, отцу этот щенок показался таким же сиротой, как и его вихрастый сын.
Вначале Малыш жил с ними в доме Матвея Родионовича. Пацан души в нем не чаял. И за уши таскал, и за хвост дергал, и загривок трепал. А волчонок и рад был, скулил, визжал, мордой в лицо норовил… Потом, когда волк подрос, его все-таки забрали в бункеры. Что-то в нем было особенное. Но с парнем его не разлучили. У Алексея был свободный вход в подземелье. И теперь он посещал не только любимого папашу, но и зверя. Им даже разрешалось гулять по лесу. Волк никогда не делал попыток к бегству, что тоже было удивительно.
— Малыш, Малыш! — радостно шептал Ал, хватая волчару за загривок и тиская его в объятиях. — Что ж ты мне, зверюга, писем не писал?
А тот своими клыками, которые запросто могли ногу отхватить, покусывал его за куртку и еще лез физиономию облизать.
— Ну и здоров ты, волчище! Вон в какого монстра вымахал. Слезь, раздавишь.
Волк, словно понимал человеческую речь, ослаблял хватку, и в это время подлый Ал, мгновенно вынырнув из-под Малыша, сам оседлывал его. Зверь только скулил, разве что волчьи сопли не распускал. Ал-то давно был мокрым от слез, и почему-то в обмороки его не тянуло…
Внезапно в кутузке посветлело, и мы, два веселых зайчика, услышали голос Ольги.
— Ал! В сторону! — Я его сейчас прикончу!
Малыш было дернулся, но Ал зажал ему глотку.
— Тс-с, дорогой…
Волк сообразил, замер.
— Ольга, опусти волыну! Убери свою пушку, я сказал!
Ал оглянулся. Стена отъехала в сторону, а за стальными прутьями стояла Ольга. Она держала пистолет обеими руками, готовая в любую секунду выстрелить.
— Ну!
Руки медленно стали опускаться.
Ал старался говорить тихо и спокойно.
— Молодец, Олечка. Не бойся, это — Малыш.
Ал привстал, повернулся к ней и сел. Волк оставался лежать.
Видимо, чуть раньше она услышала за стеной шум, возню. Подошла, поняла, что это не стена, а простая перегородка и отодвинула ее в сторону. Отодвинула и увидела ужасную картину: свирепое животное терзает в клочья Алексея Агеева. Тот борется, не может справиться, но все время своим телом прикрывает цель.
— Познакомься, Малыш, это Олечка. Милая девушка, но сначала палит, а потом думает. Считай, я тебе жизнь спас.
Волк лениво встал, отряхнулся, подняв при этом тонну пыли.
— Фу, напылил! У тебя что здесь, сто лет не убирали? Леди, разрешите представить вам моего старинного друга. Малыш. Прошу любить и жаловать.
Теперь перед ней был совершенно мирный пейзаж: «пограничник Цюрупа» со своим «Джульбарсом». Ал обнял волка за плечи, привлек к себе и зарылся лицом в его густую шерсть. Он пах детством, забытым первобытным детством Ала. В голове молодого человека бешено крутились шарики, но ему все равно было хорошо.
— Значит, вот какие у тебя друзья. Скажи мне, кто твой друг… И этого человека я…
Ал резко повернулся к ней.
— Что ты?! Что ты этого человека?
Она покраснела и отошла к двери, вроде прислушаться.
— Да ну тебя…
Ал вскочил, стал трясти прутья.
